Осенью 1919 г. я был принят в лицей «Хабибия». Насколько я помню, тогда Махмуд Тарзи сообщил, что эмир Аманулла-хан не возражает против того, чтобы я учился в этом лицее, и назначил день приема. Я пришел на прием с нашим мехмандаром, который предупредил меня, что эмир даст мне подарок на обзаведение учебниками и лицейской формой и что я должен буду поцеловать ему руку в благодарность за это.
Во дворце мы ждали приема минут двадцать—тридцать; входили и выходили разные люди — военные и штатские. Наконец пригласили и нас. Я был довольно спокоен, но зато мой мехмандар очень волновался. Вошли в тронный зал. Аманулла-хан сидел на троне в окружении своих военных и штатских членов правительства. Подозвал меня, спросил, хочу ли я учиться. Я отвечал, что очень хочу. Он сказал, что учиться мне будет трудно, потому что фарси— это не мой родной язык, я же заверил его, что постараюсь учиться получше на чужом языке. Аманулла-хан заявил, что будет следить за моими успехами, так как я первый иностранный учащийся в лицее «Хабибия», и выразил надежду на то, что я не подведу его. Я обещал принять все меры, чтобы учиться хорошо.
Затем Аманулла-хаи подал знак кому-то из приближенных, тот принес что-то завернутое в шелковый платок и передал мне. Я поблагодарил эмира за подарок, а он протянул мне руку. Я пожал ему руку, и все кругом засмеялись. Аманулла-хан в течение некоторого времени продолжал держать мою руку в своей, видимо, ожидая, что я наконец догадаюсь поцеловать его руку. Но я только еще раз пожал ее и, раскланявшись, ушел. Мехмандар был возмущен моим неисполнением обычая целования руки эмира. «Как же так,— говорил мехмандар,— ведь все целуют ему руку!» «У нас это не принято»,— отвечал я.

// http://afg-hist.ucoz.ru/publ/5-1-0-2