Нижеследующую историю давно не вспоминал - неприятно, да и повода не было. Но повод появился - и она у меня перед глазами как новенькая. Можете быть уверены; каждое слово здесь - правда; тому было не менее полутора тысяч свидетелей, и кое-кого из них я могу назвать поименно.
Незадолго до своей смерти, в семьдесят третьем или в семьдесят четвертом году Бенджамин Бриттен с каким-то британским оркестром приехал на гастроли в Советский Союз. Один концерт он давал в Москве, один в Ленинграде. Не знаю, как в северной столице, но на московский концерт билеты достать было решительно невозможно. Мало того, что сам Бриттен - легендарная фигура, живой классик и прочее, так в программе значились виолончельный и фортепьянный концерты, а солистами были Ростропович и Рихтер. Оба маэстро, как известно, были советскими гражданами, но в столице нашей общей родины выходили на эстраду настолько редко, что каждый из них сам по себе гарантировал аншлаг. В общем, попасть на этот концерт никому из нас не светило. К счастью, кто-то - не знаю, была ли это инициатива Бриттена или московских устроителей гастролей - пожалел нечиновных меломанов, и дневную репетицию перед концертом сделали открытой.
И вот настал этот день. Большой зал Московской консерватории набит так, как вечером его не позволят набить приличия - даже в проходах яблоку негде упасть. Мы с друзьями сидим слева вверху, и зал перед нами как на ладони. Оркестр неторопливо настраивает инструменты, в зале гудит восторженный шепоток; ждем чуда. И вскоре дожидаемся.
Выходит сэр Бенджамин - тощий, сутулый, какой-то всклокоченный, в поношенном свитерке - и, буквально засучив рукава, с ходу принимается за работу. Поскольку вечером предстояло официальное открытие - или самих гастролей, или каких-нибудь "Дней культуры Великобритании в СССР", - то концерт предстояло начать с гимнов страны-хозяина и страны-гостя, а государственные флаги уже и днем висели по бокам эстрады. Вот Бриттен и взялся репетировать Гимн Советского Союза. То ли старик устал с дороги, то ли он был совой и легко раздражался по утрам - не знаю. Знаю только, что ему категорически не нравилось, как его оркестр исполняет музыку А.В. Александрова. То тромбоны звучат не так, то виолончели вступают не вовремя, литаврист ведет себя то слишком тихо, то слишком громко... Словом, гонял сэр Бенджамин наш гимн в разных направлениях минут десять, если не пятнадцать. Зал сидел тихо, вежливо скучал - и ждал, когда начнется то, ради чего собрались.
Но, как справедливо учила нас марксистская философия, все имеющее начало, имеет и конец - Бриттен счел очередной прогон удовлетворительным и отвязался от нашего гимна. Оркестранты перелистнули ноты, дирижер взмахнул руками - и зазвучал Гимн Великобритании. Тут выяснилось, что в огромном зале есть несколько англичан. Выяснилось это очень просто: при первом же звуке гимна они встали. Вслед за ними смущенно поднялись на ноги и все остальные. Полторы тысячи человек стоя слушали, как Господа призывают хранить королеву, и не смели поднять друг на друга глаза. Нам всем было нестерпимо стыдно: за все те бесконечные десять минут, что мы позевывали в своих креслах под гимн нашей страны, ни одному из полутора тысяч и в голову не стрельнуло, что неплохо бы встать. Именно ни одному: если бы встал хоть один, наверняка поднялись бы все - встали же вслед за англичанами. За кого нам было стыдно: за себя, так явно не уважающих собственную страну, или за страну, так явно не вызывающую уважения у собственных граждан, - не знаю. То есть в рецептуре своего личного стыда я, конечно, мог бы покопаться, но чего стыдилось в зале большинство, науке не известно.

// Александр Привалов, http://www.gaijin-life.info/letters/00/l111200.html

---

Дополнение:
Затем на трибуну поднимается старейший академик, Герой Социалистического Труда Н. Д. Зелинский. Своим звучным голосом академик Зелинский оглашает текст приветствия товарищу Сталину от Академии Наук Советского Союза.
«Дорогой и горячо любимый Иосиф Виссарионович!», — начинает академик Зелинский, и все присутствующие, повинуясь общему порыву, как один человек, поднимаются со своих мест.
Дополнение 2 (ещё лучше):
«... В Вашем лице Академия Наук приветствует борца, мыслителя, ученого, посвятившего всю свою жизнь революционной борьбе за освобождение рабочего класса и всех трудящихся, мудрого учителя и вождя героической партии большевиков, советского народа и всего прогрессивного человечества», — читает Н. Д. Зелинский, и каждый участник собрания мысленно присоединяется к этим словам приветствия.
----
Дополнение 3: В 1902 г. в Москве состоялся 8-й Пироговский съезд с участием двух тысяч врачей... При закрытии съезда один врач заявил о несовершенстве политического строя. В ответ последовали рукоплескания. Когда же был исполнен царский гимн, не раздалось ни единого хлопка (Русский врач. 1902. № 6. С. 213, 229).