Самое страшное ожидало её впереди, в вагоне ночного поезда, направлявшегося в Тамбов. «Холодно, темно. Чувствуется дыхание смерти. Брежу, прошу воды. Воды нет. Офицер увёл меня в купе. Он пьян, руки обнимают меня, расстегивают, пьяные губы шепчут гадко: «Какое изящное тело…»

16 января 1906 г. по заданию партии эсеров Спиридонова на вокзале расстреляла из револьвера губернского советника Луженовского, жестокого усмирителя крестьянского восстания.
Спиридонову арестовали, жестоко избили, а затем надругались над ней.
Спиридонова сумела переправить на свободу письмо, в котором откровенно рассказала об исполнении приговора Луженовскому и издевательствах и глумлении над ней полиции. Письмо было опубликовано в газете «Русь» и произвело сильное впечатление на общественность России.
Позже друзья Спиридоновой по партии выследили двух насильников и застрелили их.

На суде она объяснила причины, по которым стреляла в Луженовского:
«Я взялась за выполнение приговора, потому что сердце рвалось от боли, стыдно и тяжко было жить, слыша, что происходит в деревнях по воле Луженовского, который был воплощением зла, произвола, насилия. А когда мне пришлось встретиться с мужиками, сошедшими с ума от истязаний, когда увидела безумную старуху-мать, у которой пятнадцатилетняя красавица-дочь бросилась в прорубь после казацких «ласк», то никакая перспектива страшнейших мучений не могла бы остановить меня от выполнения задуманного».

Млечин пишет: Та страшная ночь в поезде не прошла бесследно. Она не выносила не только прямого насилия над собой, но и даже грубого прикосновения к своему телу.

К этому мне вспомнилось из читаного ранее у В. Т. Логинова:
Бывали случаи, когда мои консультации помогали непосредственно на съемочной площадке. В картине Юлия Карасика «Шестое июля» никак не получалась сцена первой встречи эсерки Марии Спиридоновой с Лениным. Вот она идет по Кремлю. «Здравствуйте». – «Здравствуйте». – «Где будет заседание?» – «Там-то, там-то». Ничего не происходит, проходные фразы. А раз не происходит, значит, это уже не искусство. Сделали дубль, еще и еще – все напрасно. Объявили перерыв. И вдруг Карасик спрашивает меня: «Слушай, а по-мужски как он относился к Спиридоновой?» – «Симпатизировал, но знал, что на этой почве лучше с ней не связываться». Карасик вызывает актеров – и на съемочной площадке рождаются вполне человеческие отношения. Сцена оживает.
Я тогда не знал, почему, ну а теперь понял, да.
[250x364]