Кто-то в кого-то паром дышит на скользких январских улицах.
Кому-то не спится. Кто-то живет, не отчаявшись, ходит где-то, теряется, веселится.

Чьи-то чужие губы, маются, ждут поцелуев и тонкостей.
Кто-то, как я, все так-же боится колкостей; Опасается вновь оступиться, растратиться, уколоться.

Кто-то все так-же не изменяет своим привычкам.
Пьет кофе от головной боли, и кому-то все так же и не изменно оно помогает.

Люди ждут к каким-то "своим-но-чужим" пригородных электричек. Здесь все друг другу чем-то обязаны, но никто никого не встречает.
Лишь провожает. Ножами в спину.

Кто-то работает for the money / Кто-то живет деньгами.
Кто-то не спит по ночами и "чужих-и-не-тех" у метро встречает.
Опять скучает.

А я теперь улыбаюсь всерьез, надменно. Пульсируют вены.
Съедает нужда в жутком чувстве кого-то рядом; Чтобы было зачем вставать рано, бежать куда-то.
Опять же не к тем.

Встану, пройдусь, запнусь - снова отчаяние. Просчиталась. Столько людей вокруг - и все играют. И мы играем.
Страшно сложно управлять словами, держаться; только бы не соскочить,
Не потерять разумность, привычку не зародить.
И снова ее убить.
А потом собирать себя по частям.

Плевать на условности, все ненужное убивать в себе, не зародясь.

Кто-то просит, плачет, терзает себя о ком-то. Считает что кто-то что-то кому-то должен.
А я девочка-честность. Ничего не прошу. Только сижу и с упоением жду как кто-то медленно меня убьет, уничтожит.
И так привыкают к боли.

***

Здесь все юные, но живые. Всех трепало, терзало, пичкало опытом.
Опыт рождал мысли. Бездну мыслей. А мы без страха топили её алкоголем. Пытались говорить шепотом, но всё-равно все срывалось в истерику.
Почему-то не так, как в сериалах у богатых и полных счастья в Америке.
Здесь все нежные, девочки, но слепые. Жизнь никого не обделит и вразумит каждого.

Только вот страшно вести такие рассуждения в свои даже еще не семнадцать. Боже, безумно страшно.