Отчет с игры в смеси с моими глюками, одно от другого почти не отделяется. Вот.


Это было давно… очень, наверно, я почти забыл о том времени, но… Нет, Аман нельзя забыть, как нельзя забыть море. Я всегда говорил, что если его увидишь хотя бы раз, но уже никогда не забудешь. Ныне я далеко, там, куда обещал когда-то доплыть, но даже не мог подумать, по какой причине я поплыву туда. Я говорил о вечности, что впереди у нас – себе, Индиль, сестре, а вечность оказалась коротка. А теперь я вспомню все, что было тогда, вспомню и отдам это бумаге, не зря же я все-таки сказитель.
Гавань, белая Лебединая Гавань, Alqualonde… мудрый Владыка Ульмо и щедрая госпожа наша Уинен, наши белые корабли. Почему я часто вспоминаю то время, что прошло со свадьбы моего старшего брата, Фалмариона? Может, именно в тот момент я осознал себя частью мира, именно с того праздника, увы, омраченного сильным дождем, видимо, Владыка был даже слишком рад за своего любимого ученика, как шутили тогда. Я был еще совсем мал – на счете смертных это будет, наверно, ребенок лет десяти – но уже считался неплохим ловцом. А уж то, что я стану сказителем, знали еще раньше – так странно случилось в нашей семье, что старшая моя сестра, Эарвен, играла на флейте (и в ее звуках я слышал перекаты морских волн), я сказывал, а моя младшая сестра Эарэль рисовала. Лишь Фалмарион был самодостаточен, но ведь даже его имя не было похоже на наши. Да… я как-то не задумывался, почему он Фалмарион, а мы же Эарвен, Эарон и Эарэль, трое детей моря. Интересно, что имел в виду отец, давая нам такие имена?
Я помню беседы с Ульмо и Уинен, наши дары ей – прекрасную ткань, будто текущую сквозь пальцы, как вода, и подвеску из чистейшего стекла, подобную капле морской воды. Мы тогда решили, что если у Айнур есть тела, подобные нашим, может, им тоже нравятся красивая одежда и украшения, как и нам. Госпожа потом сделала нам ответный подарок, позволив наловить много жемчужниц и направив рыбу в наши сети.
А еще я хорошо помню, как мы ходили в Тирион. Так получилось, что я был там, когда город только строился, напросился с отцом, а когда подрос, то увел в город на Туне Эарвен. Знал ли я, чем кончится это путешествие? Нет, а ведь нашел друга – Арафинвэ, сына короля нолдор и Индис Ясной, его второй жены. Юный златоволосый нолдо тут же развел бурную деятельность – отец всегда говорил, что нолдор приходят в Альквалондэ, строят ее и уходят. Уже после первого визита Арафинвэ с нами в Гавань в ней появились качели и была отремонтирована пристань, а я и Эарвен в ответ научили его плавать. Причем скорее учила Эарвен, а я страховал на берегу. Владыка Ульмо сказал потом, что мы сильно повеселили его в тот момент.
Тирион… я любил этот город, не только за друзей и знакомых из нолдор, что жили там, но и просто за его столь сильно отличную от Гаваней красоту. Она была более контрастной, как говорила сестра, более строгой и ясной, а Альквалондэ прекрасно в своей размытости. Тирион – город ограненный камней, Лебяжья гавань – город переливчатого перламутра и округлого жемчуга.
И совсем другим был Валмар – я мало бывал там, в основном, с Арафинвэ, чьи родственники по материнской линии жили у подножья Таниквэтиль, да и у меня были друзья в этом городе, но я не любил его. Нет, он прекрасен, но… он слишком ярок для меня. Как-то раз, после посещения Валмара, я сидел на берегу моря вместе со своей невестой, Индиль Фалмиэль, дочерью друга отца. И слушал море. Ваньяр говорили, что оно помогает нам слушать собственные сердца, а мне кажется, что просто море говорит с нами на языке сердец. Море… раз увидев его, уже никогда не забудешь. И тогда я услышал, себя или волны, почему я так люблю Гавань. И… я понял, что я когда-нибудь покину ее. Но тогда я говорил еще и о вечности, что у нас впереди. Что я смогу уплыть, посмотреть и вернутся в те места, где сердце – на жемчужные берега вокруг нашего города. Да, я был наивен, но… разве все мы не были наивны в те времена?
А потом была моя свадьба. И свадьба моей сестры – я был счастлив от того, что она выходит замуж не за кого-то, а за моего друга, за Арафинвэ. И я рад, что они были счастливы столь долго! И это я уже не смог оправится потом… нет, не хочу об этом говорить, тогда мы еще не знали и не думали о том, что случилось.
Зачем же Валар все-таки простили Мелькора? Зачем? Я был на Втором суде – все мы были, и отец, и брат, и сестры, и Арафинвэ, и Индиль… все. И видели, как он вступил в Круг Судеб и как занял потом свое место в нем. И Круг замкнулся. А ведь Валар не говорили ни слова, пока обсуждали его судьбу. Интересно, винили ли они потом себя, когда все случилось? Чувствовали вину за то, что тогда простили Мелькора? Не мне знать, я не спрашивал об этом Ульмо, а с остальными Валар я просто не хотел бы говорить. Это закрытая тема.
На мою долю выпала странная жизнь – помнить рассвет Валинора и видеть, как утопала в общей крови белоснежная Гавань, как горело на горизонте ярким пламенем мое сердце, как уходили в ледяной туман дорогие мне эльдар, в том числе, и мои племянники и племянница, как молча стоял мой друг и рыдала любимая сестра, видя это, как… нет, я не хочу вспоминать!
Но я ушел. Ушел с берегов Благословенного Края. И я понял красоту той земли, понял, за что ее любил Финдарато – в Эндорэ всегда пели о нем. Прости меня Индиль, что я тогда не вернулся. Прости меня, что даже после гибели Нуменорэ направился не на Запад, а на Восток. Просто… я думаю, я покину эти земли лишь на последнем из кораблей, и уже никогда их не забуду. Ульмо, почему не послушали тебя Валар, почему не дали нам самим жить в Эндорэ?!

PS: фото с игры пока нет, пожизневый отчет в ЖЖ, ибо слишком много в нем имен...