Осень, и листья ее слезами летят на заросший белый мрамор.
Осень, и увядают цветы, оплетающие высокие колонны павильона.
Осень, и сверкает в лучах вечернего солнца золотая чаша.
Осень… алая кровь солнца в плену золотых стенок.
Женщина тенью шла меж облетающих деревьев в золоте осени.
Она сама была, как осень, в легком платье из тумана и волной ярко-рыжих волос. А в тонких пальцах - темно-алая роза.
Она подошла к чаше и таинственно улыбнулась.
Из тени следили любопытнее глаза осенних ветров и последних солнечных зайчиков, следили, как взмахнула женщина рукой, как первый лепесток упал в гладкое зеркало золотой чаши.
Голос странно звучал в этой тишине, одновременно все органичнее вписываясь в нее.
- По золотой воде ярко алым,
Лепестками пишу повесть Элларэ:
Один лепесток – крылья по ветру,
Другой лепесток – для Аниты Вилэнтэ,
Третий – забытой музыки Город,
Четвертый – айрэ веллинэ мелорэ,
Пятый – морскою волною по звездам,
А шестой – соленые девичьи слезы,
Седьмому лететь к краю заката,
А восьмому – ниллиэне Вайратэ,
Последним двум – искрой гореть,
И ярче пламени души чужие жечь!
И кружились легкие лепестки на золотой воде, и падала на каменный пол испорченная роза, и шумел где-то в листве ветер.
- И ярче пламени души чужие жечь… - намного тише повторила женщина последнюю строчку и развернулась.
Лепестки медленно опускались на дно чаши, казалось, полной крови, а не воды…
А последняя волшебница Страны Грез вновь уходила в осенний сад.
Лишь на внутренней стенке чаши мягко светились слова:
«Чаща золотая, но не вином полна,
Воду заклиная, кровь выпью я до дна».
Осень…
Последняя осень…
Последняя спокойная осень…