Я честно скажу - фэнтэзи, как правило, голимый АЦЦтой. Самый непритязательный жанр. Тупенький автор может позволить себе любую глупость - это же фэнтези. Из всего массива собачатины редко когда наткнёшся на настоящую баранину, и тем дороже эта баранина

[показать]

Нил Гейман. Американские Боги.

Я знал, что в этом мире найдётся много разных прелестных ловушек для кого угодно, но Гейман придумал ещё более изощрённые. В конце концов, когда ваша мёртвая неверная жена помогае сопровождать скандинавского бога, а ваша сентиментальность становится причиной смерти леприкона, когда ваша голова проиграна Чернобогу, а ... что-то я увлёкся рассказывать...

Вот вам маленнька заманиха напоследок

Ладно, никаких сказок. Буду просто на разогреве. – И с беспечной улыбкой мистер Нанси вышел в освещенный круг. – Я знаю, что вы все думаете, – сказал он. – Вы думаете: «Что компе Ананси тут затеял, обращаясь к нам, когда позвал нас сюда Всеотец?» – как он позвал и меня самого. Ну, знаете, иногда людям надо кое о чем напоминать. Войдя сюда, я оглянулся по сторонам и подумал: а где остальные? Но потом я подумал: только то, что нас мало, а их много, мы слабы, а они сильны, еще не значит, что мы проиграли.

Знаете, однажды я увидел у водопоя Тигра: у него были самые большие яички, какие только бывают у животного, и самые острые когти, и клыки, длинные, как ножи, и острые, как клинки. И потому я сказал ему: «Братец Тигр, ты иди купайся, а я пригляжу за твоими яйцами». Он так ими гордился. Так вот. Он полез купаться в водоем, а я нацепил его яйца и оставил ему собственные паучьи яички. А потом знаете, что я сделал? Я побежал оттуда со всех ног.

И не останавливался, пока не прибежал в соседний город. А там я увидел Старого Павиана. «Отлично выглядишь, Ананси», – сказал Старый Павиан. А я в ответ: «Знаешь, что поют все и каждый вон в том городе?» «Что они поют?» – спрашивает он меня. «Самую новую, самую лучшую песню», – сказал я ему. И тогда я заплясал и запел:


Тигриные яйца, о-йе,
Тигриные яйца я съел.
Теперь уж меня не остановить,
Не оборвать моей жизни нить
И не поставить меня к стене,
Потому что у тигра я яйца съел,
И правда съел!

Старый Павиан едва живот не надорвал от смеха, все за бока держался да трясся и ногами топал, а потом сам запел: «Тигриные яйца, я съел тигриные яйца». И притом все пальцами хлопал и кружился, став на задние ноги. «Хорошая песня, – говорит он, – я всем друзьям ее спою». «Давай-давай», – сказал я и вернулся назад к водопою.

А там уже Тигр расхаживает взад-вперед, воздух хвостом сечет, уши прижаты, а шерсть на загривке аж вся дыбом стоит, и зубами на каждую пролетающую мошку щелкает, старыми саблезубыми клыками, а глаза так и пышут оранжевым огнем. И кажется он большим и страшным, но промеж ног у него свисают самые крошечные яички в самой крошечной, самой черной и сморщенной, какая только бывает, мошонке.

– Эй, Ананси, – говорит он, завидев меня. – Ты должен был сторожить мои яйца, пока я плавал. Но я вылез из лужи, а на берегу не было ничего, кроме вот этих сморщенных и черных, никуда не годных яиц, какие сейчас на мне.

– Я старался изо всех сил, – говорю я ему, – но пришли обезьяны и сожрали твои яйца, я пытался их отогнать, но они мне самому яйца оторвали. И мне стало так стыдно, что я убежал.

– Ты лжец, Ананси, – говорит мне Тигр. – И я съем твою печень.

Но тут он услышал, как из своего города идут к водопою обезьяны. Десяток счастливых мартышек и павианов прыгают по тропинке, пальцами прищелкивают и распевают во всю мочь:


Тигриные яйца, о-йе,
Тигриные яйца я съел.
Теперь уж меня не остановить,
Не оборвать моей жизни нить
И не поставить меня к стене,
Потому что у тигра я яйца съел,
И правда съел!

И тут Тигр заворчал, и зарычал, и рванул в лес за ними, так что мартышки с визгом полезли на самые верхние ветки. А я почесал мои новые большие яйца, и знаете, так приятно было, что они висят меж моих худых ног, и пошел себе домой.

Вот почему и сегодня Тигр всё гоняется за мартышками.

А вы все помните: то, что ты маленький, еще не значит, что ты совсем бессильный.

Широко ухмыльнувшись, мистер Нанси поклонился и развел руками, с видом профессионала принимая аплодисменты и смех, потом вернулся туда, где стояли Среда и Чернобог.