Моя собака

Этим вечером мы возвращались домой черные от боли, с горем, не высказанным до конца. Потому что хоронили молодого, хоронили отца и художника. Многое оставалось невыполненным, в развитии, многое обрывалось недосказанным, нелепо погиб молодой красивый человек.
Мы сами мало его знали, но очень любим его маму. Поминки были внешне спокойными, друзья и родные прятали свою боль за философские защитные тирады про выполненную миссию, уход в высшую свободную зону. Обращались к его автопортрету, вспоминали хорошие минуты и молодечества художника, говорили о себе. Как-то неловко было плакать и причитать, мы сдерживались.
Всем было очень больно, до спазма в горле, до молчания и желания быстрее погасить ожог, может больше выпить. Равнодушных не было за тесным от людей столом.
Теперь, когда я знаю, какие мы пришли домой, я понимаю, почему убежала моя собака. Ночью сотни раз она выходила со мной и с мужем на прогулку, и с полу-пьяненьким хозяином, после гостей, - тоже, и никогда от нас не убегала.
Конечно, как член семьи, она плохо переживала ссоры и пряталась от скандалов под письменным столом или в ванной. Она вообще участвовала во всех семейных событиях с первого дня, еще косолапым щенком, - в еде, уборке, прогулках, покупках, воспитании внука-малыша и очень редко ходила на поводке. Мы научили ее носить огромное бревно, которое выглядело как пудовое, а на самом деле весило грамм 500. Многим нравился такой азарт, люди улыбались, а некоторые жалели “бедную” собаку и называли нас мучителями. В толпе и на базаре, в автобусе и в электричке наша егоза находила местечко для овчарки и никогда никуда не девалась. Дети называют ее часто “Рексом”, а я всегда уточняю, что это его сестричка, одна туристка из Киева назвала нашу собаку «улыбкой города».
А теперь была ночь, сухо и холодно, холодно без снега на замерзших лужах, мы втроем вышли на улицу. Я вернулась одеть теплый шарф, а когда вышла - собаки возле мужа не было . Она убежала в ночь.
Мне сразу стало страшно, мне показалось, что ее украли, утащили на ошейнике и посадят на цепь. Мою подружку, лохматку и кусачку, мою зубатку-гребушку, помощницу и надоеду, теплую и чистенькую посадят на цепь или будут бить, или ее встретит во дворе та дураковатая оглашенная тетя, которая написала статью про домашних животных во время приступа рекламно-черной меланхолии и, привлекая к себе внимание, позволила себе переврать и подтасовать в негативе знаковые признаки - арийцев, информатику, карму, глисты и т. п.
Я бегала и плакала изо всех сил, я орала дурным голосом, потому что прорвалась боль всего дня, всех событий и потерь. Я охрипла и, кажется, видела кончик хвоста у базара. Оставались все проявления взрыва эмоций и я не понимала того, что внешне, для собаки, эти громкие и болезненные чувства животное могло отнести к себе. Хорошая собака всегда боится оказаться виноватой в чем-то, поэтому бояться прийти домой, как нашкодивший подросток. Вот поэтому она кружит вокруг, прячется от “озлившихся” хозяев, не похожих на самих себя.
Надо мной смеялась и дразнилась пьяная компания, охрип голос. Мы вернулись домой, я раскричалась на мужа, но ведь он не был виноват! Собаки дома не было, хотя она всегда сама открывала ручки любой двери. Шерстяного клубка не было ни в ванной, ни под столом, ни на кухне, не торчало ухо, не блестел глаз. В доме было тихо, никто не стучал по полу хвостом, не гремел кормушкой.
Я села и застыла. Кричать и плакать уже не хотелось, в полудреме я вспомнила книгу о Дурове, его телепатических опытах с животными. Главный принцип всех телепатических внушений, а с животными тем более, - зрительное представление о необходимых действиях без вербальной команды.
Я лежала и представляла себе, как моя собака возвращается домой, ступенька за ступенькой, вот вонючие двери в подвал, вот осыпалась штукатурка, вот пыль под стенкой на повороте, сухая корочка, которую есть нельзя, вот наша поцарапанная дверь. Через несколько минут раздалось тихое шуршание и мокрый нос ткнулся мне в руку. Собака вернулась домой.

Т.Пащенко.