Это цитата сообщения Вольноопределяющийся Оригинальное сообщение

Юнкерские стихи

[показать]
Мысли молодых юнкеров александровцев

Все тридцать пять тяжёлых лет
Ошибок, горя и страданий
Российской Армии Завет
Несли мы до последней грани.

Прошли и Дона, и Кубани
Мы все дороги и мосты, -
Десант наш славный на Тамани,
И намогильные кресты.

Российским отдали просторам
Всё, что имели и могли…
И на чужбину бурным морем
Мы с Белой Армией ушли.

Но дух российского солдата
Галлиполиец сохранил.
Там, на чужой земле, Курбатов
Родную школу воскресил.

И нам, наследникам законным,
Питомцев старого Кремля,
Одели снова на погоны
Родные наши вензеля.

И доказали мы поныне,
Как нужно Родину любить,
Как может даже на чужбине
Ей Александровец служить.

И эмигрантские раздоры
Всегда пусть чужды будут нам,
Никто подобного укора
Ежё не бросил юнкерам.

Никто грядущего не знает,
Быть может, близится пора, -
И лёгким строем прошагают
В погонах белых юнкера.

А. Генкин
Журнал «Александровец», Юбилейный номер,
Париж, 1952 год.

Марш в лагерь.

Мимо Прудов Патриарших,
Под сенью старых знамён,
Под звуки Фанфарного марша,
Александровцев шёл батальон.

Оркестра могучие звуки
Бодрят и ликует душа…
Забыты экзаменов муки,
И грозный Пржевальский-Паша.

А с боку колонны, мальчишки,
Забывши про школьную власть,
Роняя тетради и книжки,
Стараются в ногу попасть.

Купец, пренебрегши лабазом,
В азарте трясёт школяра!
Вопит здоровеннейшим басом:
Ура! Господа юнкера!..

Девицы подобны цветочкам, -
Их глазки восторгом горят,
Приветливо машут платочком,
Улыбкою милой дарят.

Бросая вперёд свои взоры,
Спешит отовсюду народ,
И слышны кругом разговоры:
«Вот гвардия наша идёт!»

Как школьники, так и студенты,
Восторги спешат нам излить…
Ну разве такие моменты
Александровцы могут забыть?..

Любимцев Москва ублажала,
Давнишний обычай таков,
Москва так всегда провожала
Весёлых своих юнкеров…

В. Алексеев ( вып. 1902 г.).
Журнал «Александровец». Юбилейный номер,
Париж, 1952.

Пусть Александровца семья
Сошлась у огонька чужого,
Но верьте, милые друзья,
Что дома встретимся мы снова!

Пускай в училище родное
Забрался нонче «красный икс».
Оно восстанет, словно феникс,
Когда минует время злое.

Погон наш белый, вензель красный
И золотые голуны, -
Гордятся ими не непрасно
Твои училища сыны.

Прочти все книги боевые
И все архивы перерой,
Повсюду имена родные,
Всяк Александровец герой!

Кому не памятна нора,
Когда в Москве с большевиками
И днём и ночью дрались львами
И гибли наши юнкера.

Орлы всех славных армий белых
С любовью чтут в своих рядах
Вас, юнкеров прямых и смелых,
Не знающих, что значит страх.

Покой усопшим юнкерам,
Почёт на поле брани павшим,
Привет живых живым друзьям,
Отечеству не изменявшим.

За стенами белыми пьём,
На Знаменке родного зданья,
За службу и проказы в нём,
За молодые упованья!

Пусть Александровцев семья
Слилась средь племени чужого,
Но верьте, добрые друзья,
В Москве увидимся мы снова!

(После каждого стишка припев:
«наливай брат, наливай…»)

А. Куприн
Стихотворение Александровца, выпускника 1890 года,
Опубликовано в ежемесячном листке «Александровец»
№ 23 ноябрь 1929 года, Париж.

Памяти Живаго


В предчувствии гибели низкой
Октябрь разыгрался с утра,
Цепочкой, по Малой Никитской
Прорваться хотят юнкера.

Не надо, оставьте, отставить!
Мы загодя знаем итог!
А снегу придется растаять
И с кровью уплыть в водосток.

Но катится снова и снова
- Ура! - сквозь глухую пальбу.
И челка московского сноба
Под выстрелы пляшет на лбу!

Из окон, ворот, подворотен
Глядит, притаясь, дребедень.
А суть мы потом наворотим
И тень наведем на плетень!

И станет далекое близким,
И кровь притворится водой,
Когда по Ямским и Грузинским
Покой обернется бедой!
И станет преступное дерзким,
И будет обидно, хоть плачь,
Когда протрусит Камергерским
В испарине страха лихач!
Свернет на Тверскую, к Страстному,
Трясясь, матерясь и дрожа,
И это положат в основу
Рассказа о днях мятежа.
А ты до беспамятства рада,
У Иверской купишь цветы,
Сидельцев Охотного ряда
Поздравишь с победою ты.
Ты скажешь - пахнуло озоном,
Трудящимся дали права!
И город малиновым звоном
Ответит на эти слова.
О, Боже мой, Боже мой, Боже!
Кто выдумал эту игру!
И снова погода, похоже,
Испортиться хочет к утру.
Предвестьем Всевышнего гнева,
Посыплется с неба крупа,
У церкви Бориса и Глеба
Сойдется в молчаньи толпа.
И тут ты заплачешь. И даже

Пригнешься от боли тупой.
А кто-то, нахальный и ражий,
Взмахнет картузом над толпой!

Нахальный, воинственый, ражий
Пойдет баламутить народ!..
Повозки с кровавой поклажей
Скрипят у Никитских ворот...

Так вот она, ваша победа!
"Заря долгожданного дня!"
"Кого там везут? -
"Грибоеда".
Кого отпевают? -
Меня!

А. Галич

Александр Вертинский

То, что я должен сказать (их светлой памяти)

Песня посвящена защитникам юнкерам, защищавшим Московский Кремль.


Я не знаю зачем и кому это нужно,
Кто послал их на смерть недрожавшей рукой,
Только так беспощадно, так зло и ненужно
Опустили их в вечный покой.

Осторожные зрители молча кутались в шубы,
И какая-то женщина с искаженным лицом
Целовала покойника в посиневшие губы
И швырнула в священника
Обручальным кольцом.

Закидали их елками, замесили их грязью
И пошли по домам под шумок толковать,
Что пора положить бы конец безобразию,
Что и так уже скоро мы начнем голодать.

И никто не додумался просто стать на колени
И сказать этим мальчикам, что в бездарной стране
Даже светлые подвиги - это только ступени
В бесконечные пропасти к недоступной весне.

Записано на пластинку – фирмы «Парлофон», Германия, 1931 г., 79152.

Написано под впечатлением похорон 300 московских юнкеров, погибших в боях в Москве против установления советской власти 27 октября – 3 ноября 1917.
За исполнение романса Вертинского вызывали в ЧК.
Во второй половине ноября он покидает Москву и отправляется с гастролями на юг.
14 ноября 1920 оставляет Россию вместе с частями генерала Врангеля. Вертинский неоднократно просил разрешения вернуться, но получил его лишь в 1943 году.

Идут по Москве
юнкера и кадеты
а город не знает
как это понять
и только девчонки
на улице этой
с восторгом глядят
на воскресшую рать…

Слетала с небес
Лебединая стая
Цветною шеренгой
Мальчишеских лиц
И гордо вставала
Легенда живая
С сожженных, изъятых
Запретных страниц…

Вновь по ветру «Белые!» -
крик разнесется
гуляет глазами
чужая толпа
и строй в ожидании
как сердце сожмется
и чья-то приблизится
к сабле рука…

И буквою «Н»
вензеля на погонах
и дедова сабля
шокирует вас
пред ротою верною
Богу и Трону
выходит штаб-ротмистр
барон Каульбарс…

Под знаменем веры
любви и надежды
идут юнкера
многотрудным путём
Мы новой России
послужим как прежде
великой стране
под двуглавым орлом…

Михаил Устинов

Взято с форума "1914"