Глава первая
Переполох в Тибидохсе

Прошлое лишь связывает людей,
объединяет их только будущее.
Ева.

Лето выдалось на редкость жарким и душным, стоило лишь немного приоткрыть окно или дверь, как внутрь врывался жар словно из раскалённой печи. Дождей давно уже не было. По синему высокому небу не скользили даже лёгкие белые облачка. Растительность немного пожухла, но в этом был и некоторый плюс – под вечер все коридоры древнего замка наполнялись пряным запахом разогревшейся за день травы.
За то, что в самом замке было прохладно, можно было сказать спасибо усилиям академика Сарданапала и Ягге, которая долго уговаривала его, замучившись лечить тепловые удары учеников.
Благодаря магии в замке царствовала вода – прямо из стен били ледяные прозрачные ключи, в залах и классах журчали фонтаны, а в зале Двух Стихий академик сотворил настоящую реку. Водопад вырывался из стены, сбегая по гладким, словно бы отполированным камням и перекатываясь через пороги, бежал вдоль всей разделительной черты.
Мне было очень интересно, откуда берётся вода и куда она потом девается. Несомненным же было только одно – колдовство это сильное и очень тонкое. Я даже пробовала сотворить нечто подобное, в результате пришлось бороться с маленьким наводнением в комнате.
Проснувшись в один из июльских дней, мы обнаружили, что стены, потолки, колонны и даже ноги атлантов, увиты цветущими и благоухающими лозами. Ягун, пропустивший в тот день завтрак, с ехидной ухмылочкой отозвал нас с Ванькой и Катей в сторону и поведал, что это Сарданапал расстарался к юбилею Медузии. Естественно, как любая тайна, к вечеру эта новость стала известна всему замку. Хотя никто из нас никому вроде бы не проболтался.
Наверное, Ягун опять чего-то перемудрил, мамочка его бабуся!
Я вошла в свою комнату. Она выглядела непривычно пустой и одинокой. Пипа, наверняка, опять мучила Жикина или дразнила Бульонова (ей в последнее время нечем было особо заняться, вот она и развлекалась как могла), а Гробыня улетела на Лысую гору ещё на прошлой неделе.
Честно говоря, мне её не доставало. Не то, чтобы мы были лучшими подругами, но из всех девчонок нашего курса она была к этой роли в моей жизни ближе всех. И вот уже почти неделю назад она собрала вещи, устроила шумную вечеринку по поводу своего отъезда и на рассвете отбыла к Грызианке.
Я тогда была единственной, кто провожал её со стены, не считая, конечно, верного Глома, отправлявшегося с ней. Мне тогда даже показалось, что я видела у неё в глазах слёзы… Хотя, наверное, мне просто показалось. Наверное.
И вот теперь, её сумасбродную кровать в форме гроба отправили по новому адресу, а вместо неё для Пипенции поставили обычную. Я, сжалившись над «сестрёнкой» (и над собой в первую очередь), помогла наложить ей на шкаф заклинание пятого измерения, так что чемоданы больше не мешались. Чёрные шторы, наконец, заменили обычными, и комната приобрела вполне жилой вид.
Только вот теперь это была уже совсем другая комната…
Да и Тибидохс для меня навсегда изменился.
На прошлой неделе отбыла не только Гробыня, но и многие ребята с нашего курса.
Горьянов отправился к Курло в Магфорд, и я им (другим магам Магфорда) совсем не завидовала, у них теперь еда должна прокисать на подлёте. Верка Попугаева растворилась однажды вечером в неизвестном направлении, но ходили упорные слухи, что она решила устроиться где-то в лопухойдном мире платной гадалкой. Нет, Верка способна узнать любую тайну, вот только никаких талантов к прорицанию у неё никогда не было. Пупсикова вернулась к родителям, Семь-Пень-Дыр тоже направился в Магфорд, проворачивать свои финансовые махинации с зелёными мозолями…
Неожиданно для всех в Тибидохсе остались Свеколт и Шурасик. Они что-то там придумали со своим магфордским профессором и писали работы одновременно в двух школах. Два раза в неделю они навещали Магфорд, чтобы уточнить какие-то детали и взять новые задания.
Скоро должен был уехать и Ванька, собравшийся в экспедицию с Тарарахом, у которого по причине каникул было много свободного времени. Я уже не пыталась его отговорить, не потому, что вдруг сменила мнение на счёт аспирантуры, просто устала от постоянных скандалов, молчанок, да и поняла неожиданно, что мы не в праве принимать за других решения.
Куда-то в Поволжье собиралась Аббатикова. Жикина пригласили работать в каком-то модельном агентстве на Лысой горе, в понедельник он должен был быть там. Хотя многие сомневались, ведь источником информации был сам Жора. К тому же, большинство учеников младших курсов отбыли на лето к родителям.
Уехали и многие другие выпускники. Но некоторые всё же остались пробоваться поступить в аспирантуру.
Ягун хотел остаться (вы мне не поверите) у Поклепа на «Духах и церемониальной магии», Лоткова готовилась к лечебной магии, Шито-Крыто (ну здесь всё банально), конечно, стремилась к тёмным искусствам Зуби. Шурасик и Свеколт собирались к Ужасу изучать потусторонние миры, конечно, выбрав самый заковыристый предмет, в котором даже их преподаватель не мог разобраться окончательно. Но многие, и я в их числе, ещё не определились.
Внезапно мой взгляд упал на книжную полку, и я усмехнулась. Эти книги мне подарила Гробыня перед самым своим отъездом. Она тогда устроила получасовую пафосную речь, в которой не было никакого смысла кроме любимых ею цветистых выражений. Написаны они были неким человеком обо мне и Тибидохсе.
Книги оказались весьма и весьма забавными, но многое в них было преувеличено и придумано самим автором.
На самом деле наша школа всё же больше напоминала Хогвартс (Ягун расстарался мне на прошлый день рождения), хотя, безусловно, чтобы понять, что она – русская, здесь не надо было проводить много времени, это было очень хорошо заметно по каким-то деталям, характерам преподавателей и учеников. Форму у нас кроме Шурасика (да и то, только на первых курсах) никто не носил.
В нашей школе не было всей этой мрачной готики. Наоборот, всё здесь дышало широкой русской душой: и яркие расписные потолки, и простая, но от этого не менее роскошная мебель. Все так как и несколько веков назад.
Кстати, школа у нас совсем не для трудно воспитуемых, а для вполне нормальных.
И всё же подобное сходство и точность в описании некоторых событий меня удивляла. Но я особо не беспокоилась, Сарданапал такое явно бы не пропустил, значит, у него были причины посмотреть на раскрытие некоторых наших секретов лопухойдам сквозь пальцы.
Хорошо, что большинство заклинаний, всё же были выдумкой автора, а то бы у нас могли возникнуть определённые проблемы.
Впрочем, кое-какие проблемы и так возникли – я вот, например, подхватила словечко «лопухойды» и заразила им Ягуна, а за ним ещё некоторых студентов, хотя мы обычно назвали их (нет, не маглами), а просто людьми, иногда лишь простаками. Это уже себя мы гордо именовали магами, словно это отдельная, нечеловеческая раса. Глупость, конечно, но я уже привыкла. Мы все привыкли, рано или поздно.
Завтра уже начинались экзамены, но никто так до конца и не знал, что будет нас там ждать. Даже подзеркаливающему Ягуну не удалось ничего выведать. Я вот даже ещё не решила, куда идти. Каждый стремился перетянуть меня к себе, агитируя идти на ту или иную кафедру, поэтому я сегодня и не пошла на ужин, чтобы подумать в тишине.
Мне, конечно, нравилась ветеринарная магия, но я прекрасно понимала, что не смогу как Ванька постоянно терпеливо возиться со зверушками. У меня характер, м-м-м, скажем, довольно вспыльчивый. А ещё мне всё будет напоминать о Валялкине, который в Тибидохсе будет появляться теперь разве что раз в полгода…
Куда ещё? Мифические сущности? Нет, пожалуй, лучше не стоит. Не уверена, что я захочу всю жизнь изучать повадки нежити, а халтурщиков и лодырей Меди не потерпит. Защита от Тёмных искусств, хоть и всегда давалась мне, никогда откровенно не нравилась. Поклеповские «духи» это, однозначно не моё. Изучать историю у Ужаса, я тоже не горела желанием. Для этого надо быть либо сумасшедшим, либо Шурасиком. Впрочем, или Свеколт.
Ни тем, ни другим, ни третьим, я, естественно, не была.
Соловью мы с Ягуном пообещали не бросать команду, а по окончании магспирантуры, возможно и вообще связать себя с драконоболом профессионально. Также в команде остались Лоткова и Бейбарсов, так что Соловей был весьма доволен, хотя всеми силами не показывал этого, как обычно считая, что «баловать» команду не стоит. Наоборот, гонял так, что об экзаменах думать, не было ни времени, ни сил. И ещё не известно, сдам ли я их завтра. Сейчас это, безусловно, про меня – не знал, да ещё и забыл.
Можно было пойти к Ягге вместе с Катей на лечебную магию, но я была далеко не уверенна, что у меня получится. Заниматься зельями и заклинаниями (Клопу всё же нашли замену – тёмного мага Огиона)? Можно, но не нужно. Остальные предметы-кафедры я вообще в расчёт не брала.
Оставалась теоретическая магия, в этом году объединённая Сарданапалом с магией Стихий. «Что ж, попробуем», - подумала я, засыпая.


Я проснулась от непрекращающегося звона зудильника. Вставать не хотелось, в комнате было прохладно, а под тонким одеялом уютно. Мне снился какой-то красивый сон, только немного смазанный, но точно красивый, хотя я его почти не запомнила. Так, какие-то образы. Колодец, избушка, лес, драконы…
Чётче всего помнился полёт, но не на контрабасе, а на крылатом коне. Это было прекрасно, но и немного страшно: седла и уздечки не имелось, и я боялась соскользнуть вниз. Один раз мои опасения едва не сбылись, но меня удержали чьи-то крепкие горячие руки. Меня немного смутило то, что я вдруг чётко поняла – руки были не Ванькины, но мне было так хорошо и тепло… Я стала поворачиваться, чтобы увидеть лицо человека, но тут зазвонил дурацкий зудильник.
Закон Подлости, что поделаешь.
Хотя я зудильник сама вчера заговаривала на это время, чтобы успеть искупаться до экзаменов, мне всегда так думалось лучше. Поэтому я только вздохнула, отогнала от себя остатки сна, отключила зудильник и поплелась в душ, сонно позавидовав Пипенции, которая даже не шевельнулась, несмотря на звон. Хотя, она, скорее всего, вернулась уже на рассвете и просто не в состоянии проснуться.
К завтраку у меня от волнения пропал аппетит (хотя вчера я была абсолютно спокойна), поэтому я сгрызла всего одно яблоко, любезно предоставленное скатертью самобранкой.
Ягун весь завтрак тарахтел, не замолкая, объясняя Кате какими магическими методами можно узнать ответы на сложные вопросы и рассказывая невероятные истории о Тибидохсе. Шурасик поглядывал на него с откровенным высокомерием. В другое время я, скорее всего, и послушала бы Ягуна, но сейчас меня что-то маяло, и я никак не могла сосредоточиться.
А потому слушала его вполуха, разглядывая рыбок в реке. Ванька, шепнув «извини», чмокнул меня в щёку и поспешил к настойчиво машущему ему Тарараху. Он в последнее время проводил с ним времени больше, чем со мной. Я знала, что для Ваньки очень важны его звери, но всё равно было немного обидно…
Внезапно я почувствовала на себе чей-то взгляд и подняла голову.
За столиком напротив сонно завтракали несколько младшекурсников, а чуть в стороне от них сидели Бейбарсов и Зализина. Я с завистью отметила, что у Бейбарсова, в отличие от меня, очень бодрый и свежий вид.
Глеб так внимательно вглядывался в моё лицо, что мне стало вдруг не удобно, не придумав ничего лучшего, я ему улыбнулась, он удивился, но улыбнулся мне в ответ. Всё это время Лизон ему что-то втолковывала, помогая себе жестами, но он её, казалось, совсем не слышал. Мысли его были далеко.
Меня почему-то смутил его взгляд, он был не похож на взгляд прежнего Глеба, который дрался с Ванькой и угрожал мне спрыгнуть с башни Приведений. Он был ищущим, беспокойным. Я не помню, чтобы хоть раз мне доводилось видеть смущённого или сбитого с толку Бейбарсова, но сейчас всё было именно так. Он казался обычным человеком.
Я так задумалась, что даже не сразу поняла, что Ягун настойчиво дёргает меня за рукав и что-то говорит. Оказалось, я не заметила, что завтрак кончился. Девять человек потенциальных аспирантов поднялись к кабинету Сарданапала, там и должен был проходить наш экзамен.
Золотой сфинкс, нехотя приподняв на нас тяжёлый взгляд, позволил всем беспрепятственно войти в кабинет директора. Большие скопления людей он не любил.
Там уже стояли на приличном расстоянии друг от друга девять небольших столиков. На диване пристроилась Великая Зуби, а в миру Юлия Олеговна Зубова, с очередной книгой стихов, на этот раз она, похоже, решила почитать что-то русское. Поклеп буравил нас красными (опять Милюля!) от усталости и раздражения глазами из глубокого кресла. Тарараха и Ягге не наблюдалось, сам директор удобно устроился в кресле за своим столом в виде уменьшенной копии футбольного поля, за его спиной стояла Медузия.
Наши учителя были не совсем такими необычными, как их описывал автор книги, хотя и несколько эксцентричными, это верно. Но это проявлялось скорее в привычках, чем во внешнем виде. Хотя, может, я просто уже привыкла?
Книжные Медузия, Зуби и Поклеп были довольно похожи на себя, хотя волосы Меди не превращались в змей, а Поклеп не пользовался вонючими одеколонами, чтобы привлечь свою русалку. А вот Сарданапал…
Пожалуй, было бы забавно, если его длинные усы и борода были живыми или хотя бы цветными. На самом деле, академик в книге и в жизни – два разных человека, разве что характеры похожи. А в реальности Сарданапал – довольно высокий, солидный (опять же, если его не знать) маг с короткой серебристой бородкой, лишь слегка подчёркивающей благородные черты лица академика. Хотя характер у него совсем не соответствует образу, что выдают блестящие задорные глаза.
Мне было немного обидно за других наших преподавателей, которых не упомянул автор книги, они были не менее интересны.
У окна, скрестив руки на груди, стоял Огион, задумчиво вглядываясь в даль. Но его задумчивость, понятно, никого не могла обмануть - чернокожий маг даже затылком видел не хуже, чем Поклеп в упор. Наш преподаватель истории, Ювеналий Зайцев, поразительно похожий на Шурасика, с огромными очками и вечным блокнотом в руках, опять грыз свой любимый карандаш и выискивал нечто в огромном фолианте.
Преподавательница литературы (не только же магии нас здесь учат!), Лада Юрьевна, беспокойно переминалась с ноги на ногу. Она была всего на несколько лет старше нас самих, и закончила аспирантуру только в этом году (правда, в каком-то людском заведении), а потому она жутко нервничала. Тайнганы – школьного астронома, как всегда не было, так рано она не вставала никогда.
Да и было бы намного забавнее, если бы они одевались по-книжному. А так, Меди опять надела длинное тёмное строгое платье (как ей не жарко?), Поклеп – привычный непромокаемый костюм (сказывалось влияние русалки), Зуби – лёгкий серебристый сарафан (наверняка, подарок Готфрида), а Сарданапал – длинную тёмную зелёную рясу с вышивкой на рукавах.
- Гроттер! – неожиданно рявкнул Поклеп, я, понятно, вздрогнула. – Не тратьте наше и ваше время! Почему вы ещё в дверях?
Я оглянулась – все уже сидели, оставалось только одно свободное место – между Шито-Крыто и Бейбарсовым. Мысленно чертыхнувшись, я села. Что-то слишком часто в последнее время я выпадаю из реальности, не к добру это, не к добру. Именно в такие моменты мне на голову имеют тенденцию сваливаться спятившие артефакты и не менее благоразумные маги.
- Дорогие ребята! – начал академик. Тёмные немедленно скривились. – Сегодня очень важный день – мы будем определять, что в дальнейшем вам хотелось бы изучать и есть ли у вас к этому способности. Поклеп, раздай, пожалуйста, ребятам вопросы.
Передо мной лёг абсолютно чистый лист бумаги. Я удивилась и огляделась. На многих лицах читалось такое же удивление.
- Не удивляйтесь, - усмехнулся в усы академик. – Мы, не знаем, какое решение вы приняли, какую кафедру выбрали, поэтому, чтобы получить нужные вопросы, напишите своё имя и ваше решение и коснитесь листа школьными кольцами. Удачи!
Я снова почувствовала на себе чей-то взгляд. Опять Бейбарсов. И чего ему нужно?
Решив не отвлекаться, я быстро написала «практическая магия» и коснулась листа кольцом. Сначала ничего не происходило, и я уже решила попробовать ещё раз, как вдруг по листу словно пробежал огонёк, вытемняя строки заданий. Вопросы были довольно сложными, но к своей радости я большинство из них помнила по лекциям и выпускным экзаменам.
Не самые лёгкие экзамены, между прочим. Помимо большого письменного теста по каждому из предметов, пришлось сдавать устный экзамен по билетам и выполнять заковыристое практическое задание… и уж эти практические задания каждый выбирал в меру своей каверзности.
Поклеп выдал каждому бутылку с духом, которого нужно было усмирить сложным ритуалом с массой скользких мест, а Зуби составила хитрую комбинацию – тёмные маги накладывали сглазы, а светлые пытались их снять. И люди были подобраны так, чтобы они друг друга, по крайней мере, недолюбливали. Ягуну, конечно, достался Горьянов, Кате - Жанна Аббатикова, мне - Ритка. Порадовало меня тогда одно – остерёгшись, Зуби не поставила Ваньку с Бейбарсовым, а то бы точно одним учеником стало меньше…
- Время! – скомандовал Поклеп. К нему тут же потянулась цепочка учеников.
Когда последний лист опустился на стол, в дверях появился сфинкс, апатично оскалился, явно давая понять нам, что лучше уйти и одновременно, как мы его все достали.


Тем же вечером остатки нашего пятого курса, плюс Пипа, Бульон, Клопик и не уехавшие ученики собрались в общей гостиной. Чувствовалось некоторое напряжение – всё же мы в последний раз собираемся здесь, многим вскоре предстоит покинуть школу. Разговор по началу не клеился, потом начались бесконечные «помнишь». В свете отсутствия Склеповой, хороводил Ягун.
Ванька сидел рядом, вглядываясь в пляшущее пламя печи. Его снова что-то беспокоило, но со мной он делиться этим опять не хотел.
Не знаю, просто не представляю, почему у нас с ним не ладилось! Хорошо всё выглядело только внешне, но и я, и он, я это видела, чувствовали некий дискомфорт.
Отчего-то выходило, что мы никак не могли найти общий язык. Дело даже не в аспирантуре, хотя она, конечно, тоже играет не последнюю роль, а в том, что мы словно всё больше говорили на разных языках. И понимали друг друга и, в то же время, не могли безоговорочно принять решения друг друга. Может, сказка про эльфа и принцессу и не была так далека от нас.
Я в разговоре не участвовала, вяло отделываясь короткими репликами, мои глаза скользили по людям, с которыми я провела больше пяти лет, узнавая и не узнавая.
Вот Ягун в лицах описывает очередной драконобольный матч, проходивший в нашей школе, Катя только спокойно поглядывает на него и улыбается, точно заботливая мама, знающая тайну своего беспокойного чада. Жикин напоследок пытается обворожить Аббатикову, но та лишь снисходительно наблюдает за его потугами и задаёт сбивающие вопросы, похоже, ей нравится его дразнить, но всё же глаза у обоих немного грустные. Некромаги, как бы они не старались это скрыть, тоже привязались к ребятам и школе.
Шурасик и Свеколт незаметно (по их мнению) держаться за руки и не ведут привычных научных споров, словно поддаваясь общему настроению. Клопик, Тузиков и Шито-Крыто играют в карты. Если на деньги, то скоро Тузикову придётся продать свой любимый веник.
Пипенция втолковывает что-то смущённому Бульону. Вот ведь цирк: по росту она его половина разве что, а ведь кто из них главный? То-то и оно. И скажи после этого, что она не русская женщина. Хотя, в ширину-то она даст фору даже тому же Бульону.
Ванька иногда поворачивается ко мне, улыбается и снова всматривается в огонь. Он вообще не очень любит много говорить, по этой части у нас есть Ягун, но я его и так хорошо понимаю – не хочется ему меня здесь одну оставлять, а ехать надо.
Я улыбаюсь ему как можно мягче – поддержать его надо, я же всё понимаю. Вообще, после поездки в Магфорд я сильно повзрослела, хотя до того, чтобы стать по-настоящему взрослой, мне ещё нужно довольно много времени…
И всё же, что-то мает, беспокоит меня.
Я нервно поправляю браслет на левой руке.
Кольцами (стандартными и не совсем) маги пользуются только в школе. Потом, курсе на пятом (Шурасик, конечно, всё сделал уже на третьем), каждый маг создаёт себе особый вспомогательный предмет, чтобы собирать и концентрировать магическую энергию.
Без таких предметов у нас в школе могут обходиться только Сарданапал, Ягге и Огион, но этому учиться лет сто, не меньше.
А магическая вещь должна быть именно индивидуальной, отражающей особенности силы, характера мага. Конечно, некоторые особо ленивые, вроде Гуни, упросили Шурасика сделать предметы за них. Но, во-первых, такие предметы сделать сложно, а, во-вторых, они гораздо слабее сделанных самим магом.
Форму предмету придают по желанию. В Италии это мешочки нанта-бэг; в Англии, Франции и Германии – волшебные палочки; на Востоке - холодное оружие. У нас это чаще всего украшения. Понятно почему – их проще всегда иметь при себе.
Я вот создала браслет, Ягун вдел в ухо золотую пиратскую серьгу (чем довёл свою бабусю до состояния разрушительного гнева), Склепова сотворила себе веер, а Катя – тонкий пояс. Ванька остановился на деревянном амулете. Было, конечно, ещё не мало вариантов, но о них как-нибудь в другой раз. Я только предчувствую, что Пипенция создаст что-нибудь в своём репертуаре – броское и безвкусное…
Теперь, когда меня что-то беспокоило, я всегда теребила свой браслет.
Я непроизвольно нахожу взглядом Глеба и Зализину. Хотя, с каких пор я перешла исключительно на имя? Они тихо о чём-то говорят, но вслушиваются в общий разговор, иногда даже вставляют пару слов. Я понимаю, что меня беспокоит. Меня до сих пор беспокоит вопрос, а правильно ли я сделала, что решила всё за них?
Имела ли я право принимать такое решение за них? Вправе ли мы решать за других – нет. А особенно в таких вопросах, которые влияют на всю жизнь. Они, конечно, усиленно вмешивались в мою собственную жизнь, но мне всё же неуютно оттого, что я так поступила с ними. Это нехорошо.
Хотя, порою, мне кажется, что вопрос несколько иной, и это беспокоит меня ещё больше: а правильно ли я выбрала? Меня по-прежнему тревожит Глеб, хотя я и не могу понять почему. Я не представляю, что происходит со мной. Я боюсь его, но и не думать о нём я не могу. Он как наркотик.
Иногда по ночам мне снятся его глаза и улыбка, не такие как обычно, похожие на те, что я видела сегодня в зале Двух Стихий и на экзамене. Тогда я всё утро я хожу молчаливая, как бы потерянная, стараюсь забыть сон, но мне так радостно… И всё ещё ухудшается оттого, что мы постоянно сталкиваемся то тут, то там.

В твоих глазах надо мной власть,
Гляжу в них, по спине пробегает дрожь,
Они разжигают во мне страсть.
Хочу быть ближе, но меня не трожь.

Я не люблю тебя, и никогда того не будет,
Не знаю, что довлеет надо мной.
Разлука трепет крови не остудит,
Возникающий всегда наедине с тобой.

Я помню губ и рук твоих прикосновенье,
Я помню жаркое случайное объятье.
Мне очень странно сильное влеченье.
Хочу и нет я продолженья этого мероприятья.

Твоя забота и твоя горячая улыбка,
И, кажется уже, что я схожу с ума...
Если не остановлюсь, - будет ошибка.
Ты – не мой, а я не твоя.

Люблю другого, он и сейчас со мной.
Друзьям я не скажу, – они не поймут.
Я никогда не буду вместе с тобой,
Пусть даже твои руки меня также ждут.

Это стихотворение я написала ещё там, в Магфорде, до того как всё закончилось…
Я довольно часто вспоминаю его прикосновения, слова, губы… Стоп, Гротти, стоп! Так можно невесть до чего договориться. Меня останавливает только две вещи – он теперь с Зализиной (причём по моей инициативе), и – страх перед его тёмным даром.
Я честно стараюсь выкинуть его из головы, но мысли всё же приходят в самый неподходящий момент, заставляя нервничать, но и глупо улыбаться. Я даже иногда радуюсь, что в комнате больше нет ни Чёрных штор, ни Гробыни, иначе мне не удалось бы сохранить свой секрет. Приходиться постоянно перекрываться от подзеркаливающего Ягуна.
И мне вспоминаются последние слова Гробыни на крыше:
- Эй, Танюха! – посмотрела на меня она, так серьёзно, как никогда раньше не смотрела. – Ты лучше брось это.
- Что это? – спрашиваю я, хотя прекрасно знаю ответ.
- Он – некромаг, - морщится Гробыня. – Да, он, конечно, чертовски привлекателен, но… Некромаги не умеют любить. Ты знаешь, любовь их убьёт.
Да, он чертовски привлекателен, этого у него не отнять, хотя и не скажешь, что такой безусловный красавец…
Я часто спрашиваю себя: а не мог ли Сарданапал ошибиться? Могу ли я, действительно, полюбить некромага? В такие моменты мне становиться обидно за Ваньку, но в голову приходят совсем уж кощунственные мысли: почему за Ваньку, а не за себя? Стоит ли каждый раз спрашивать себя, а как будут чувствовать себя другие, что с ними будет, может быть стоит иногда думать и о себе? Я не знаю, что со всем этим делать, просто не представляю…
Я не понимаю себя. Не могу понять, почему вдруг всё так повернулось. Ведь он же мне… нет, он мне всегда нравился. Меня всегда тянуло к нему. Но почему?
У меня много вопросов, но вряд ли я когда-нибудь смогу задать их вслух.
«Даже, если он тебя любит?» - твердит внутренний голосок.
А что, если? Нет, всё же, быть того не может. Некромаги не могут любить, глупо обманывать себя. Нельзя сопротивляться древней магии Афродиты, или можно? Можно, у него глаза другие. Но только когда он смотрит на меня, вот как сейчас, а с другими его глаза – прежние. И у меня, наверное, другие глаза, когда я нахожу его взглядом.
Он просто смотрит на меня, а в глазах у него… нечто. Я не могу отвести глаз, чувствуя, что от его взгляда мне хорошо, но и плохо тоже. Мы сидим, молчим и смотрим. В который раз. И я в который раз спрашиваю себя, а можно ли полюбить некромага? А может ли запретная, безумная любовь быть сильнее, чем древняя магия?
Хотя какая такая любовь?!
Нет, это невозможно, этого просто не может быть.
Это только наваждение… Оно пройдёт… Однажды оно обязательно пройдёт. Должно пройти. Должно? Почему? Я не знаю, как буду жить дальше, если всё останется так, как есть. Чёрт!
Нет, не могу больше. Тяжело. Как же тяжело, сидеть рядом с Ванькой, ловить на себе его нежный взгляд, но думать только об этом наглом некромаге! Чёрт, как глупо было бы влюбиться в некромага. Глупо влюбиться в того, кого сама однажды отвергла!.. И я повторяю себе: я не могла в него влюбиться.
Я встаю и иду к выходу, но внезапно в сердце словно вонзается иголка. Больно, не смертельно, но больно, а ещё – неожиданно, и я вдруг теряю равновесие.
Меня подхватывают чьи-то руки. Я не оборачиваюсь. Я и так знаю, чьи они. Мне сразу становится легче, но на щеках предательски вспыхивает румянец, а щёки становятся толстыми и горячими. Он видит это, но пока только он. У него обеспокоенное лицо, даже испуганное, а я знаю, чувствую, что это не игра. Но как же он мог оказаться рядом, как он успел?
- Танька! – Ягун.
- Таня! – Ванька.
- Гроттер! Танюха! Таня! – на разные голоса.
И только он молчит. Всё понимает и молчит. Главное, чтобы остальные не поняли. Чёрт!
- Что случилось? – беспокоиться Катя. – Может, тебе нужно к Ягге?
- Нет, - говорю я. А вернее, пытаюсь сказать, голос срывается. Всё же хорошо, что я упала, никто не догадается, почему у меня срывается голос, даже Ванька. Только он понимает, я вижу. – Нет, - уже громко и твёрдо. - Просто сердце немного кольнуло, а я не ожидала.
- Тебе лучше лечь, - говорит Глеб. От звука его голоса я вздрагиваю, но другим незаметно. Всё же я стараюсь держать себя в рамках, это тяжело, потому что он рядом, он так близко... А он чувствует – я же всё ещё у него на руках. Что же со мной твориться?!
Он бережно поднимает меня и относит в комнату. Странно, что никто не удивляется, даже Ванька спокоен. Но они же думают, что у него есть теперь Лиза, они считают, что магию локона нельзя победить. А он может, я чувствую. Я – да, а Лизон – нет. Это наша тайна. Некромаг может любить. Я это знаю, я в это верю.
Он кладёт меня на кровать и отходит в сторону. Ягун притащил-таки что-то от бабуси.
- Выпей, - велит он. Я не спорю. Меня начинает клонить в сон. Последнее, что я вижу – его мягкие, ласковые глаз, они, и правда, теперь другие – в его зрачках появилось отражение, вот только чего?..
Я проваливаюсь в сон, но меня преследует мысль.
Неужели я, действительно, люблю его? Неужели я влюбилась в некромага?


Солнечные лучи водопадом струятся по комнате. В этих солнечных реках кружатся и плавают, медленно вращаясь и сверкая, пылинки. Должно быть уже день. Я скосила глаза – Пипы не было, но на Паже, оставшемся нам в наследство от Гробыни, кокетливо красовалась её соломенная шляпка с жуткими розочками. Пипа всегда одевалась дорого, но вкуса у неё было не больше, чем у Ягуна терпения.
Я села. Голова немного кружилась. На тумбочке стояли тарелка с фруктами, стакан сока, дежурная корзина роз от Пуппера и несколько записок. Одна была от Ягге, другая – от её непоседливого внука, третья – от Ваньки.
«Ну и напугала ты нас вчера вечером Танюха – как всегда без знаков препинания пишсал Ягун. – Бабуся говорит ты просто перенервничала В следующий раз будь осторожнее Сарданапал освободил тебя на сегодня от лекций но просил как будешь себя нормально чувствовать зайти к нему Буду учиться теперь у Поклепа Забегу в обед Жди».
Нет, чувствую я себя прекрасно, но то, что не придётся сегодня идти на лекции - хорошо. А то, что всё равно завтра придётся идти, тоже – значит, я поступила. Потом тогда узнаю точно, кто ещё из наших куда поступил. Ягун у нас, конечно, схитрил, Поклеп его принципиально к себе взял – за все неприятности прошлых лет теперь будет отыгрываться. Но Ягун не особо переживает, похоже, у него уже есть какой-то план, главное, чтобы он опять ничего не перемудрил.
В другой записке Ягге просила меня, когда я встану зайти к ней.
Зря всё же Ягун её вчера переполошил, ничего же страшного не случилось. Я и сама могла дойти прекрасно, просто неожиданно кольнуло, я же именно из-за этого и упала. А объяснять, почему не поднималась и молчала, я никому не собираюсь, хотя лучше бы было сказать вчера, что всё хорошо. Но, когда Глеб (Тьфу, ты, чёрт! Бейбарсов!) меня подхватил, мне резко расхотелось подниматься. У него такие тёплые руки…
И что за мысли у меня уже второй день в голове бродят? Я люблю Ваньку. Ваньку, а не господина некромага. Или нет? Какие там нет! Ваньку. Моего милого, ласкового маечника… Тогда почему я себя так странно чувствую? Не могу отвернуться, когда Глеб на меня смотрит, мне хочется прикоснуться к нему, взлохматить ему волосы.
Неужели он правда изменился? Того, прежнего Бейбарсова, я боялась, а этого – нет. Я больше не чувствую себя рядом с ним, как дичь. Наоборот, мне так хорошо и спокойно… Господи?! Что я тут говорю?!
У меня есть Ванька, у него – Лиза. Мы с Ванькой давно уже не ссорились, он меня больше не ревнует, а если и ревнует, то так, что я этого не замечаю. И это теперь, когда у него на это есть действительный повод… Чего?! Нет, у него повода, нет, и на Бейсобачкина мне плевать с самой высокой колокольни самого высокого монастыря!
Я уже хотела открыть Ванькину записку, как вдруг окно распахнулось, и с горячим ветром в комнату ворвался тёмный филин. Он сделал круг и, сбросив мне на колени письмо и белую розу, вылетел в окно. На письме замысловатой славянской вязью было выведено «Тане».
Я не решилась сразу открыть письмо. Интересно от кого это? Явно не от Пуппера, его дежурная корзина уже здесь, к тому же Гурий у нас считает исключительно букетами, на отдельные розы он не разменивается. Ванька тоже не мог, он не присылает птиц с записками и цветами, это не в его стиле. А больше вроде бы некому. Но тогда, что же я держу в руках?
Ещё раз посмотрев на подпись, я отложила конверт в сторону, решительно взяв Ванькину записку. Будем читать корреспонденцию по мере её поступления, оправдывалась перед собой я, взволнованно косясь на неизвестный конверт.
Что со мной происходит в последнее время?
«Таня, что с тобой вчера случилось? Ягун трещал как заведённый, но ничего толкового я от него не добился. Заходил к тебе утром, но ты ещё спала, решил тебя не будить, вот и оставил записку. Скоро зайду снова, надеюсь, ты уже встанешь к тому времени. Сейчас мы с Тарарахом будем поить его психованного медведя, потом, скорее всего, придётся идти к Ягге (медведь сильно царапается, ты знаешь).
Ты лучше пока побудь у себя, отдохни, одна никуда не выходи, а то вдруг тебе опять плохо станет».
Я усмехнулась.
Ванька как обычно сверхзаботлив. Мне иногда хочется его за это убить. Не могу, когда мне постоянно дают советы, как и что делать, даже если от чистого сердца. Я понимаю, он беспокоится, но мог бы хоть иногда быть более внимателен к настроению. Иногда ведь хочется, например, пройтись под холодным дождём, даже если прекрасно понимаешь, что на завтра можешь заболеть. Глеб такие мелочи сразу понимал…
Тьфу, опять! Чёрт, чёрт, чёрт! Отставить Ломайтележкина!
«Погода замечательная, похоже, жара начинает немного спадать, - я вернулась к записке Ваньки. – Но всё ещё довольно душно. Если будешь хорошо себя чувствовать, давай после обеда прогуляемся по берегу. Хорошо? Ну, ладно, пока. Всё равно, скоро зайду. Твой Ванька».
Ванька. Мой милый маячник. Ну, почему же тебе так не повезло со мной? Я никогда не могу ничего точно решить. Всё у меня через пень-колоду. Может, тебе лучше было бы с Зализиной?
До-жи-ла!
Всё, теперь я точно верю, что я больна, причём на голову. Убейте меня кто-нибудь, чтобы я не мучилась, и не мучила остальных!
Вздохнув, я опять покосилась на неизвестное письмо и открыла его. В письме была короткая записка – «Поправляйся!» - и сложенный вчетверо лист плотной бумаги. Что бы это могло быть? Я развернула лист и замела с открытым от восхищения ртом.
Это был цветной рисунок.
Море на закате. Мягкие и лёгкие краски плавно перетекали друг в друга, создавая ощущение единства между морем, солнцем и небом. Синий, фиолетовый, голубой, белый, красный, розовый, золотой. Картина была передана мастерски, казалось, что если присмотреться, то можно увидеть, как волны набегают на берег, а в облаках парят крикливые чайки.
Но не это главное.
Главное – тот участок берега, просматривающийся на картине, был виден только из одного места. Не так давно я неожиданно нашла его, когда утром бродила по берегу. Мне опять не спалось, и я прошла почти всю полосу тибидохского побережья, но и тогда попала в эту крошечную лагуну абсолютно случайно. С берега, если ты не знаешь, что ищешь, то никогда не найдёшь узкую щель, причудливо выводящую на четырёхметровый кусок пляжа. С воды или воздуха залив тоже был почти незаметен. Я проверяла.
А ещё я тогда проверила и убедилась, что кроме меня об этом месте не знает никто из учеников или преподавателей. Сначала хотела показать место Ваньке, но почему-то не стала этого делать. С тех самых пор это место стало моим. Временами я приходила туда, если мне было грустно, плохо или одиноко, и мне становилось легче. Последний раз я была там два дня назад, но за всё это время не видела никаких следов присутствия там ещё кого бы-то ни было.
А ещё – тот, кто прислал мне эту картину, хорошо знал меня. Моё настроение, чувства мысли. И, похоже, привычки.
Кто бы это мог быть?
Я была так удивлена, что даже не сразу разглядела надпись внизу картины: «Надеюсь тебе понравиться. Да, и я наткнулся на это место первым».
В дверь постучали.
- Кто там? – крикнула я.
- Таня, это я, - я узнала голос Ваньки. – Можно?
- Подожди, я сейчас оденусь, - отозвалась я, лихорадочно придумывая, куда бы убрать розу и странное письмо. Раньше я бы никогда так не поступила, но сейчас мне не хотелось, чтобы Ванька о них знал. Наконец, письмо и роза заняли свои места в верхнем ящике тумбочки, а я быстро натянула на себя льняной сарафан и босоножки.
- Заходи! – позвала я.
Ванька, улыбаясь, протиснулся в комнату.
За лето он загорел, а вот волосы выгорели почти до белого цвета. Он был всё ещё худ, но не так, как раньше, когда только попал в Тибидохс. Только голубые глаза за все эти годы почти не изменились – только стали теперь спокойнее, увереннее, да и намного серьёзнее. Хотя куда уж больше?
- Как ты себя чувствуешь? – обеспокоено спросил он. – У тебя глаза как-то странно блестят. Может быть, ты заболела?
- Хорошо, - пролепетала я. Чёрт! Это всё то дурацкое письмо. – Всё хорошо. Как там медведь? – спросила я, переводя тему, мне показалось, что Ванька что-то понял (у него было странное сочетание черт в характере – с одной стороны чуткость к малейшим изменениям настроения, а с другой – ни какого понимания психологии), но смолчал и ответил:
- Самое удивительное, что он, кажется, уже смирился с ежедневной процедурой. Даже никого сегодня не поцарапал, вот я сразу и пришёл к тебе. Ты ничего не ела? - поинтересовался он, переводя взгляд на тумбочку.
- Не хочется.
- Как хочешь, - улыбнулся Ванька, обнимая меня. В другое время я бы порадовалась, но сейчас все мои мысли были только о том, кто прислал мне рисунок. Кто бы он ни был, он должен превосходно рисовать и хорошо знать меня. В нашей школе я знала только одного человека, кто отвечает обоим этим требованиям.
Бейбарсов. Везде один Бейбарсов, что происходит?
- Таня, - пробился сквозь мои мысли голос Ваньки.
- А? Что? – растерялась я.
- Ты меня совсем не слушаешь, - в голосе Ваньки слышался укор. – Ты не ответила. Пойдём, прогуляемся по побережью?
- Давай завтра, - сказала я, но, заметив, что Ванька обиделся, стала лихорадочно придумывать себе достойное оправдание. – Меня Ягге к себе ждёт, а потом Сарданапал. Я не знаю, насколько всё это затянется.
- Ладно, - он всё же обиделся. – Тогда я пойду к Тарараху.
- До вечера.
- Пока.
Он быстро вышел, даже не взглянув на меня.
Я вздохнула и пошла в магпункт. Раз сказала, значит, придётся делать.
Вот мы и поссорились с Ванькой. Пусть не шумно, но всё же. Конечно, я сама виновата. Ничего не объясняю, вообще избегаю. Вот только почему же он такой обидчивый, неужели ему так сложно доверять мне? А началось всё с этого Бейбарсова.
И всё же, зачем Глеб прислал мне этот рисунок? Откуда он узнал об этом месте? Ведь он точно за мной не следил. Что же всё-таки здесь происходит?
Интересно, почему у меня всё не как у людей?
Очень хотелось с кем-нибудь поговорить, посоветоваться. Но с кем? К Ваньке в такой ситуации не обратишься. Если расскажу Ягуну, он тоже на меня обидится, но никогда не поймёт. Кто ещё: Сарданапал, Тарарах, Ягге, Лоткова? Глупо. Вот кто бы не стал читать лишнюю мораль, а мог бы дать дельный совет – Гробыня, но она сейчас на Лысой горе. Может, ей птицу послать? Вечером так и сделаю.
Я постучалась и вошла в магпункт. После того, как Сарданапал наколдовал в замке фонтаны и родники, клиентов у Ягге стало заметно меньше. Но всё равно не проходило и дня, чтобы кто-нибудь не заглянул сюда. Вот и сейчас Ягге накладывала повязку на руку какого-то младшеклассника.
- Ты написала, чтобы я пришла, - обратила её внимание на себя я.
- Да, Танюша, подожди немного, я сейчас забинтую этого проказника, - Ягге опять отвернулась к пациенту, морщащемуся от действия мази. – Дразнил гарпий, теперь терпи.
- Что вчера с тобой случилось? – спросила она, когда паренёк, наконец, скрылся за дверью.
- Да ничего страшного, - пожала плечами я. – Я просто пошла к себе, у меня кольнуло сердце, вот я и потеряла равновесие, да и то от неожиданности. Я не знаю, почему все так переполошились!
- И всё? – прозорливо прищурилась старая богиня. Дым из её трубки сложился в летящего лебедя. – Тогда почему в комнату тебя несли на руках?
- Я им говорила, что всё хорошо! - неожиданно вспыхнула я, вспоминая горячие руки Глеба.
- А тебя никто не послушал. Так?
- Так. Но теперь всё уже хорошо, - быстро добавила я. – Я пойду, хорошо? А то меня Сарданапал ждёт.
Вот я опять отмазываюсь от неприятного разговора. Не самое верное решение, мне потом, чувствую, из-за этого неприятностей только прибавиться. Но что-то объяснять, у меня нет никакого настроения. И не объяснять тоже. Я даже не представляю, что со мной твориться, не то что уж…
- Таня! – окликнула меня Ягге, когда я уже открывала дверь магпункта. – Смотри, поосторожнее будь. Я вчера к тебе заходила. Не просто так ты упала.
- Как это? – удивилась я. На моей памяти ничего необычного не случилось.
- Так вот, - усмехнулась бабушка лопоухого внука. – Следы чужой магии на тебе.
- Опять сглаз? – спросила я.
- Нет, здесь что-то другое. Это как эхо какой-то древней магии. Будь осторожнее, хорошо?
Я кивнула и вышла вон.
Опять.
Вокруг меня вечно твориться какая-то ерунда. И вот снова начинается. Сначала Глеб, потом древняя магия. Прямо экстремальная лотерея на тему «Ни дня без неприятностей!». И тут вдруг мне в голову пришла настолько неожиданная догадка.
А что, если это всё последствия действия магии локона?
Кто знает, куда денется магия, если Глеб сбросит чары? Надеяться, что это невозможно, просто глупо. Сердце снова кольнуло, правда, уже не так сильно. Неужели я права? Только вот, если всё так и есть, это обещает новые неприятности, а вот моему глупому сердцу отчего-то радостно…
Возле кабинета академика было пусто, золотой сфинкс спал, свернувшись клубком у порога. Я осторожно перешагнула через него и постучала.
- Войдите.
- Здравствуйте, академик! – сказала я.
- А, Танюша! – обрадовался он, жестом предлагая мне взять конфету из хрустальной вазочки. Я отказалась. – Садись. Как ты себя чувствуешь?
- Отлично, - соврала я. – Вы хотели мне что-то сказать?
- Да, да, - улыбнулся Сарданапал, похоже, настроение у него сегодня было восторженно-задумчивое, значит, есть шанс, что меня не будут особо мучить вопросами, а это в свою очередь значит, есть шанс, что я смогу всё скрыть до тех пор, пока сама не разберусь в своих чувствах. – Я хочу поздравить тебя, ты поступила на кафедру, я буду твоим куратором.
- Замечательно! – искренне порадовалась я.
Хоть одна хорошая новость за сегодня.
- Это ещё не всё, - добавил академик. – На этой неделе будет несколько предварительных лекций, а потом мы с тобой подумаем, какую тему ты хотела бы взять для изучения. Ты уже думала над этим?
- Нет, - честно ответила я. Не признаваться же, что я только вчера на экзамене окончательно выбрала кафедру? – Я хочу сначала узнать, какие темы есть, а потом, уже не спеша, всё решить.
- Правильно, так и надо, - подтвердил академик, но его глаза лукаво сверкали из-за очков. – Тогда приходи завтра к одиннадцати ко мне, мы с вами подберём темы.
Уже покинув кабинет академика, я вдруг поняла, что на кафедре буду не одна. Интересно, а кто будет учиться со мной? Возвращаться к академику было уже поздно, да к тому же ещё и небезопасно. Сфинкс, проспавший мой приход, мрачно косился в мою сторону.
Оставалось найти того, кто мог бы меня просвятить на этот счёт. Я поспешила к себе в комнату – этот самый источник уже ждал меня.