Глава двенадцатая
Ничто не вечно

Техника плохо работает рядом с магией.
Кто-то объясняет это магнитными полями, кто-то разностью структур, кто-то ещё чем-то. Ему одинаково были малоинтересны эти теории. Потому что есть теории жизненные, нужные, а есть такие, которые создаются только затем, чтобы создать – чтобы отличиться, чтобы заработать копеечку, раздуть из мелочи сенсацию мирового масштаба.
Этим всегда занимаются те, кто недостаточно мудр, те, кто только тщиться своими силами и мнимым могуществом…
Но суть не в этом, а в том, что небольшой mp-3 плеер всё же работал.
Этот плеер подарила ему она. На день рождения. Его вообще мало кто поздравлял с этим праздником. Когда попал к ведьме – этого некому было делать, да никто и не интересовался такими «мелочами». Он вообще не знал, откуда она узнала, но поздравила.
Они с разрешения академика слетали в мир к лопухойдам, прошлись по магазинам, подбирая подарок. А потом забивая в его огромную память музыку. Ему никогда не было так весело. Потому что можно было не ждать нападения, подвохов, просто радоваться и всё. Просто быть рядом с ней, видеть её улыбку, и знать, что завтра она снова будет рядом.
Чтобы позволить себе слабость, нужно стать сильным.
Прочие, слабые, – и люди, и маги, вечно пытаются изобразить из себя нечто большее, чем представляют, нечто более сильное. Зачем? Скорее всего, чтобы защититься. Слишком жесток современный мир. Неоправданно жесток.
А всё потому, что в нём слишком много слабых, которые пытаются доказать свою силу, принижая и уничтожая тех, кто ещё слабее. Мудрый и сильный никогда не станет (если он не сошёл с ума, конечно) кому-то что-то доказывать.
Потому что он – есть, а прочие – хотят казаться.
Он был теперь таким, и она была – он видел в глубине её глаз тоже, что чувствовал в себе. Силу, мудрость, любовь. Забавно, что именно сейчас, когда они стали реально представлять из себя что-то, они вдруг смогли быть собой, а именно – ещё совсем юными парнем и девушкой, которые веселятся и делают маленькие глупости…
Ключевое слово здесь – маленькие.
Теперь вернёмся к плееру.
Здесь самое забавное, что он всё же немного свихнулся от магии Тибидохса, но работать не перестал. Теперь плеер включался самопроизвольно (хотя мог и по желанию владельца), песни же воспроизводились исключительно в случайном, абсолютно непредсказуемом порядке. Это было довольно интересно. Сначала он хотел поправить плеер, но потом передумал и решил оставить так, потому что так даже лучше. Интереснее.
Мир драконов сильно изменил их. Изменил его.
Пожалуй, правы были люди, которые говорили, что мир почти не меняется. Меняются люди. Им всё кажется другим совсем не потому, что это что-то изменилось, а потому, мало того что они смотрят каждый раз с новой позиции, но и другими глазами.
Теперь, когда можно получить многие ответы, подсказки, просчитать вероятности, ему было просто интересно. Интересно не знать и жить так, как получиться, полагаясь на любимый русский «авось». Раньше бы он обязательно попытался заглянуть как можно дальше, чтобы разузнать всё, исправить, сделать так, чтобы ему было удобнее. Теперь – нет.
Они ушли из того мира, туда не вернуться никогда. Грустно, там остались люди, ставшие ему семьёй и даже больше. Но место его всё равно здесь – он так чувствовал. Но и покинув тот мир, он не избавился до конца от его влияния. И с каждым днём продолжал меняться, что-то понимать, чему-то учиться.
Нет, не в магическом плане – в плане жизни.
Он шёл вперёд. Его вела незаметная многим путеводная звезда.
Его путеводная звезда.
Она. Его любовь к ней. Такой удивительной, невероятной, но такой родной!
Плеер щёлкнул и включился.

Холодный город расставил сети
Из песен о любви и смерти
И до последнего куплета мы будем вмести.
Играет ночь свои капризы,
А в лунном свете стонет призрак,
Ему так тесно в чёрном теле…
На самом деле…

Возможно, в песнях крылось какое-то значение?
Случайностей не бывает.


Я стояла перед зеркалом и расчёсывала волосы.
Глеба не было. Ему пришлось на несколько дней улететь на Лысую гору. Мне не хватало его, но не так, чтобы сходить с ума и звонить ему на зудильник каждые полчаса, как сделала бы Пипа, вздумай Бульон куда-то отлучиться (например, поплавать). Правда, Генке такие самоубийственные идеи в голову не приходили.
Время, проведённое с драконами, приучило меня к независимости. В том числе и в эмоциональном плане.
Мне не требовалось, чтобы Глеб каждую секунду был рядом. Я просто любила его и всё. Странная (с точки зрения других людей) у нас получается любовь. Мы шли двумя разными дорогами, разве что параллельным курсом. Иногда дороги расходились, но я всегда знала, что вскоре мы снова будем рядом.
Понадобилось так много и так мало времени, чтобы пройти путь от ненависти до любви. И любовь у нас уже не такая, как раньше. Потому что не нужны слова. Мне не нужно подтверждающее «я тебя люблю», потому что я и так это знаю. Теперь, именно теперь, наша любовь была, есть настоящая. И хочется верить – будет.
Понадобилось проклятие и другой мир, чтобы внести в наши отношения такую глубину, о которой я раньше и мечтать не могла. Вот только это не объяснишь словами.
Завтра Глеб возвращается, а мне хочется устроить ему сюрприз.
К тому же скоро Новый год. Вчера мы с Ягуном возвращались с тренировки и встретили Поклепа, напевавшего про маленькую ёлочку, на его шапке вместо помпона была золотая новогодняя шишка…
Ягун от удивления молчал минут пятнадцать, что случалось с ним только, когда он спал. В Общей гостиной поставили большую ёлку, украшенную вперемешку зайчиками и черепушками, шишками и скорпионами, что было результатом совместного творчества тёмных и светлых.
Вместе с Глебом должна была приехать Гробыня, естественно в сопровождении верного Гломова. Сарданапал разослал приглашения ещё месяц назад, но обычно редко кто приезжал. Склепова отмазывалась тем, что давно не видела Пажа, хотя мне казалось, что она просто соскучилась по самой школе. Какой бы она себя не пыталась показать, но всё равно была намного человечнее, чем ей, возможно, хотелось, чтобы люди видели…
Вдруг на мгновение мне показалось, что изображение в зеркале дрогнуло, и из глубины проступило лицо какого-то парня, у него были тёмные кудрявые волосы и яркие карие глаза…
Большего я разглядеть не успела, потому что в следующее мгновение уже оседала на пол от боли, пронзившей сердце.
Какого чёрта здесь происходит… опять?!
Восстановив дыхание, я поднялась и с опаской взглянула в зеркало, но из-за холодной поверхности на меня взирало только моё собственное бледное лицо.
Мне вдруг стало одиноко, сознание куда-то уплывало, всё смазывалось...


Чёрт! Как же голова болит, словно меня чем-то тяжёлым по голове ударили.
Вокруг темно, прямо непроглядная темнота вокруг…
Только через минуту я понимаю, что это потому, что у меня глаза закрыты. Ещё минута уходит на то, чтобы их открыть. Что же со мной случилось, если всё так плохо? Не помню, чтобы даже после самых сложных травм на матчах, у меня когда-нибудь были такие проблемы…
Одно радует – голова работает нормально. Вроде как.
Только вот реакция даже не заторможенная, она почти никакая. Как же меня так угораздило? Ничего не помню, хоть убейте. Хотя нет, убивать не надо, а то у нас всегда надуться доброхоты, которые действительно помогут исполнить это маленькое желание. Хотя в очереди они точно передерутся за это право.
Я всё же открыла глаза.
Вокруг было темно.
Неужели я умерла? Нет, не похоже. У мёртвых нос не чешется, а я сейчас… Апчхи!
- Таня? – вспыхнул свет. Рядом сидел растерянный и счастливый Глеб.
– Какого чёрта я здесь делаю? И главное – где это «здесь»? - спросила я, голос был слабый как у новорождённого котёнка. Чёрт!
- Это ты мне лучше объясни, зачем пыталась спрыгнуть с башни Приведений, - нахмурился он.
- Я пыталась спрыгнуть с башни Привидений? – ошарашено спросила я, глядя на любимого круглыми глазами. – Ничего не помню!
- Я еле успел тебя поймать… - начал Глеб, а я вдруг вспомнила.
Хотя лучше бы не вспоминала. Зеркало, лицо, странные мысли, дымка, окутавшая мысли… Жгучее желание свободы. Свободы от жизни, от себя…

Я так устала!
Устала от всего. Устала радоваться, устала страдать. Устала вставать каждый день и идти… зачем всё это? Всё, чего я хочу – свободы.
А настоящая свобода – это полёт. Свободный полёт. Без контрабаса. У меня нет крыльев, как жаль, что у меня нет крыльев! Я бы взмахнула руками и унеслась прочь, в даль, я бы летела, пока были бы силы. Вперёд, вперёд, к небу, к солнцу. Как бабочка-однодневка.
Да и эта дурацкая любовь. Глупость, право, а не любовь. Только мешает, не даёт взлететь. А если мешает, прочь её. И в самом деле, так и надо! Всё, что мешает – прочь. Всё равно в жизни нет ничего вечного…
А что есть на самом деле? Я уже даже и не знаю. Я устала от всего – от жизни, от радостей, от потерь. От потерь больше всего. Меня всю жизнь преследуют потери. Все те, кого я любила, уходят от меня раньше, чем я оказываюсь готова к этому. Может быть, лучше уйти первой? Поплачут и успокоятся… если будет кому плакать…
Бог им судья…
Да и есть ли этот Бог? А, если есть, какого черта он молчит?! Почему не отвечает на молитвы и просьбы? Его нет. В этом мире вообще нет ничего… пустота. Кругом одна пустота. Пустота в мире, пустота в людях, пустота в сердце…
Я сомневаюсь и проверяю свои способности, а, проверяя, понимаю, насколько я остаюсь беспомощной. Я как слепой котёнок, на ощупь, опираясь лишь на неожиданную интуицию, пробираюсь по одной тёмной комнате в другую, где ещё возможен рассвет… хотя нет никакого рассвета, кругом только тьма. И всё. И даже звёзды только для того, чтобы подчеркнуть эту тьму. К чёрту всё!
Я поднялась на самую верхушку крыши башни Приведений.
Выше был только шар, на котором когда-то стоял Глеб, грозя мне спрыгнуть вниз, если только я не выпью с ним кровь вепря. Эта башня самое высокое место в Тибидохсе. На крышу намело достаточно снегу, и он существенно мешал идти.
«Чёрт, что я здесь делаю?!» - мелькнула здравая мысль, мелькнула, но тут же пропала.
Остался только невысокий парапет, который как магнит притягивал меня к себе…
Но это так сложно! Сложно идти в неизвестность, бороться, не зная, а будет ли в этом смысл, отказываться из-за этого от общества своих сверстников, потому что те, кто идёт рядом, либо предают, либо однажды уходят, или оказываются мелкими, как лужа, даже если они говорят, что ищут любовь, даже если они читают философские книги. А я иду, падаю, поднимаюсь и снова иду.
Но сколько так может продолжаться?
Настаёт момент, когда уже нет сил встать и идти…
Не лучше ли всё решить сейчас. Оттолкнуться и полететь, освободиться от всего…
Мне холодно оттого, что ничего не понятно, а повседневная жизнь давит и мешает… А, может, оттого, что намело столько снегу?
Я давно научилась беззвучно плакать, потому что иначе меня Пипа почувствовавшая слабину или кто-то другой из темных, а может и светлых, сыграл бы на этом. Потому что в нашем мире разучились прощать… это и не мир вовсе, а так, пародия. Только зло и похоть, ничего не осталось. Я не хочу жить в таком мире…
Нет тьмы, нет света, а если они всё же есть, то от этого только хуже – между ними нет границы. Свет бывает темнее, хуже тьмы, свет рождает фанатиков и диктаторов. А тьма? Тьма только для того, чтобы разделить мир на друзей и врагов, чтобы оправдать своё ничтожество…
Я давно научилась поднимать гордо голову, холодно взирая на обидчиков, не отвечая на их уколы и удары, потому что не могу причинить более слабому боль, но и не могу и позволить им увидеть свою боль.
Но мне надоело, хватит. Хватит!
Здесь слишком тяжело. Не хочу больше здесь.
Я поднялась на парапет.
А внизу темнота… зовущая темнота. Она обещает покой, блаженство, тишину, надёжность, нужно только сделать шаг и я буду с родителями. Только один шаг. Но что-то мешает сделать это… Почему я никак не могу решиться? Ведь это же правильно? Правильно? Или нет? Тогда зачем я здесь, что тянет меня вниз, к равнодушным камням у подножья башни?
Я всё же делаю шаг…
Но чьи-то руки успевают схватить меня за талию.
- Что ты делаешь? - судорожно выдыхает Глеб. – Сумасшедшая!
Это последнее, что фиксирует мой мозг, прежде, чем я проваливаюсь в чёрную бездну…

- Мамочки, - совсем необычно для себя пролепетала я, прижимаясь к Глебу. – Я не знаю, как всё получилось, я не знаю, я не могла остановиться…
У меня по щекам потекли слёзы, меня трясло как в лихорадке, Глеб обнимал меня, бережно поглаживая по спине.
- Я и сам-то не успел, если бы не Фидо, - рассказывал он. – Он нашёл меня, когда я уже подходил к комнате… Вернулся пораньше, хотел тебе сюрприз сделать… Если бы не он, я со всей моей интуицией не успел. Славный зверёк, славный…
- Как хорошо, что ты успел! – пробормотала я, уткнувшись в плечо любимого.
- Ты даже не представляешь, как я рад этому!


Зима почти закончилась – был самый конец февраля.
Я радостно бежала по белому полотну снега – кто знает, может, завтра уже начнётся потепление, – к знакомой громаде тибидохского замка. Как же я соскучилась по нему! Как мне не хватало его путанных переходов, эксцентричных преподавателей, бесшабашных призраков… всего, всего, что наполняло каждый день жизни школы, которая была мне больше, чем школой – домом.
Магфорд совершенно не такой, там всё настолько степенное, что кажется пародией на реальную жизнь. Люди там не то, чтобы злые, но холодные и равнодушные. Они вежливы, но, по большей части, все друг другу равнодушны.
Если бы не эта драконобольная практика, на которую меня попросту вынудили, я бы вообще сбежала оттуда…
А главное, как мне не хватало Глеба!
Последний месяц мы переговаривались только по зудильнику. Даже на часок не удавалось увидеться – на практике меня гоняли так, что я готова была заснуть прямо в воздухе. Ничего не скажешь, Гурий всегда был на редкость упрям: приходилось ещё и отбиваться от его нападок. Сколько я ему не пыталась объяснить, что между нами ничего нет и быть не может, он мне не верил.
Глеба из замка тоже не отпускали, причину он обещал объяснить, когда я вернусь. А ещё он обещал рассказать про проклятье, нам ведь так и не удалось поговорить перед моим отъездом. Я была вдвойне рада, потому что он сказал, что есть идея…
Если бы он не уговорил меня тогда лететь, я бы ни за что не согласилась. Про мою неудавшуюся (к счастью!) попытку суицида мы никому не стали рассказывать, но она была самым большим доводом Глеба в пользу того, что пока он попытается разобраться с проклятием, я буду в стороне, в Англии.
Мне пришлось лететь.
И вот я, наконец, дома.
Ещё чуть-чуть, буквально несколько десятков метров и я войду в замок!
Он не меняется, всё такой же, каким я помню его с первого дня. Мне кажется, что я знаю в нём каждую трещинку, каждый переход…
Странно только, что никто меня не встречает. Два дня назад мы разговаривали с Глебом, он собирался ждать меня возле откидного моста, да и Ягун наверняка увязался бы за ним. Конечно, может, что-то изменилось – вчера и позавчера я так и не смогла связаться с Тибидохсом, должно быть, из-за непогоды.
Нет, кто-то меня ждал.
Я присмотрелась – это был Ягун.
Странно, а где же Глеб?
Я даже притормозила от удивления. Чуть в стороне от Ягуна меня поджидали ещё несколько человек, но они стояли в тени, и я их не видела, пока не подошла достаточно близко к воротам. Катя, Сарданапал, Меди, даже два санитарных джинна… но Глеба не было.
Когда я приблизилась к Ягуну настолько, что смогла разглядеть его лицо, то с моего лица моментально стёрлась улыбка. У него было такое лицо, точно он только что с похорон.


Оказалось, и, правда, с похорон…
Два дня назад, через несколько часов после того, как я поговорила с ним, Глеб затеял какой-то эксперимент в своей комнате. Что это был за эксперимент, никто так и не мог понять, но что-то пошло не так…
Я знала – он же искал способ справиться с проклятьем.
Драконья магия не терпит ошибок.
В общем, от комнаты мало что осталось. Ягун говорил, что сначала был один взрыв, а потом другой…
- Таня, - тихо говорил мне Ягун тогда на мосту. – Глеб… произошло несчастье… Его больше нет, Таня…
Сейчас я лежала в магпункте.
Не то чтобы я билась в истерике, я даже не плакала.
Просто не было слёз.
Хотя Ягге это беспокоило даже больше, чем если бы я рыдала целыми днями. Я сначала не могла поверить в то, что мне говорили… а потом Ягун достал кольцо Глеба. Это единственное, что осталось в комнате. Это было его кольцо, я так хорошо его знала, что могла отличить от самой хорошей подделки...
Мне всегда нравились его руки – руки настоящего аристократа. У него были тонкие, сильные, длинные пальцы пианиста. Я часто рассматривала его руки, сама не знаю, почему. И я хорошо, да, я очень хорошо помнила, это кольцо. Оно было у него на безымянном пальце правой руки...
В саму комнату меня не пустили, Сарданапал сказал, что там только обгоревшие стены.
Было темно. Но мне не нужен был свет. Так было гораздо ближе к моему внутреннему состоянию.
Вот так оно и бывает.
Сколько раз я боялась потерять Глеба, сколько боролась за то, чтобы быть с ним вместе, а проклятие всё равно победило. Я не ждала, не знала, всё случилось так неожиданно… Наверное, только так и бывает в жизни.
А я? Я просто потеряла ещё одного близкого человека. Самого близкого.
Которую ночь я лежала без сна на койке в магпункте и смотрела в пустоту. Мне не хотелось плакать и кричать, а, кроме того, у меня просто не было голоса.
Мне ничего не хотелось.
И точно такая же пустота была у меня внутри. Не было слёз, не было боли, не было даже отчаянья или любви. Ничего не было. Только сосущая пустота внутри.
Мне ничего не хотелось. Ни жить, ни умирать.
Всё равно бы это ничего бы не решило. Я знала…
Мы как-то говорили с Глебом о том, что с той стороны смерти.
Души не попадают в рай или в ад. Есть такое место, называют его Землёй Вечного Лета – туда попадают все: и тёмные, и светлые. Тёмные чувствуют там боль своих жертв, светлые наслаждаются покоем. А конец у всех одинаков – забвение. В этой Земле нет памяти и никто не узнает друг друга. Мне не было смысла идти туда за ним, хотя забвение…
Это так заманчиво…
Было бы заманчиво, если бы я всё ещё испытывала чувства.
Но я только лежала и смотрела в пустоту, потому что никак не могла уснуть. Даже настойки Ягге плохо помогали.
Так пусто…
Мне никогда ещё не было так плохо, так пусто. Родителей я никогда не знала, не могла я по ним грустить так, как они этого, безусловно, заслуживали. Я много боролась, чтобы стать счастливой, нужной. Я, наконец-то, нашла человека, который стал мне даже больше, чем родным. И всё так нелепо закончилось…
У меня не было слёз, не было сил.
У меня больше ничего не было.
Конечно, я помнила людей Мансура. Я помнила, как они принимали смерть. Свою или чужую, но всё равно это было нелегко. Сначала я пыталась уговаривать себя, что так будет лучше – ему там будет лучше. А потом поняла, что мне, не то что всё равно... Мне пусто. Мне просто пусто, словно никаких чувств не осталось.
Словно во мне больше ничего не осталось.
Ни радости, ни боли, ни жизни.


Ягун и Катя сидели со мной почти всё время, только на ночь Ягге выгоняла их из магпункта. Часто заходил Сарданапал, он подолгу сидел рядом, словно собираясь, что-то сказать, но так и не решался. Он сидел, пока за ним не приходила Меди. Часто бывал Соловей. Но бывал, когда думал, что я сплю…
Но я не могла спать.
Всё изменилось через пять дней, когда в магпункт вихрем ворвалась Гробыня, за которой, упрямо сдвинув брови, спешил Гурий.
- И долго ты собираешься так лежать?! – возмутилась Склепова.
- Не знаю, - безразлично пожала плечами я.
- Тогда вставай и пойдём, - велела подруга. – А то и так уже кожа и кости!
- Куда? – удивилась я.
- К нему на могилу.
Она помогла мне одеться.
Должно быть, так и надо было со мной в тот момент – не разговаривать, а вести за собой. Кто знает, сколько времени я бы ещё пролежала в магпункте, если бы не прилетела Склепова.
Могила была под большим раскидистым деревом. Честно, я так и не узнала, где находиться кладбище, пока меня не привели сюда друзья. Снега на ней было намного меньше, чем на могилах рядом – старых с вытершимися от времени подписями. В изголовье торчал безымянный камень, я возражать не стала.
Я положила на снег две розы. Алые на белом…
Я горько усмехнулась.
Гурий осторожно положил мне руку на плечо.
- Remember me when I am gone away.
Gone far away into the silent land;
When you can no more hold me by the hand
Nor I half turn to go yet turning stay.
Remember me when no more day by day
You tell me of our future that you plann'd:
Only remember me; you understand
It will be late to counsel then or .
Yet if you should forget me for a while
And afterwards remember, do not grieve:
For if the darkness and corruption leave
A vestige of the thoughts that once I had,
Better by far you should forget and smile
Than that you should remember and be sad.
- Я думать, он хотел, чтобы было так, - сказал он.
- А что это означает? – тихо спросила я, неожиданно перевёл мне совсем не Гурик, а Гробыня:
- Не позабудь меня, не позабудь,
Когда уйду одна во тьме беззвездной,
И ни тебе, ни мне мольбою слезной
Ухода моего не оттянуть;
Когда придется руки разомкнуть
И день, и год грядущий встретить розно, -
Не позабудь! - прошу, пока не поздно
Еще условиться о чем-нибудь.
Но только не грусти! Пусть на мгновенье
Меня забудешь - это не беда:
Я предпочту, исчезнув навсегда
Там, за порогом тлена и забвенья,
Чтоб ты меня с улыбкой забывал—
Чем, вечно помня, вечно горевал.
- Кристина Россетти. Remember, – пояснила Склепова.
- А что ты думаешь, что я не интересуюсь ничем, кроме шмоток и своей программы? – возмутилась подруга. – Пойдём.
Я не выдержала и разрыдалась.
Первый раз за всё это время. Я даже не плакала – я выла, как волк. Всё внутри разрывалось на части, но мне становилось легче, с каждым всхлипом мне становилось легче. Склепова бережно гладила меня по волосам. Наконец, я успокоилась и вытерла рукой слёзы.
- Так-то лучше, - одобрительно кивнула Гробыня. – Идём.
Стихи. Странная вещь - стихи. Именно они словно дали мне понять то, чего я раньше за все эти дни понять не могла – я должна жить дальше. Ни ради остальных. Ни ради Глеба. Ни ради даже себя. Только ради жизни. Я должна была жить дальше. Жизнь ради жизни.
Я знала, что придёт день, и я встану с радостью и пойду вперёд, чего бы мне это не стоило…
Я с благодарностью посмотрела на друзей.
- Спасибо, что вы есть, - тихо сказала я.
- Вот это уже лучше, - мягко улыбнулась Гробыня. Я никогда прежде не видела у неё такой улыбки…
Над лесом показалась необъятная громада Тибидохса. Сейчас на исходе зимы весь камень был тёмным, намного темнее, чем обычно, он казался почти чёрным, совсем как его глаза.
Мне кажется, что раньше я не замечала это так явно. Мне отчаянно не захотелось возвращаться туда. Я не хотела сейчас возвращаться в эти коридоры, которые ещё хранят наши голоса. Не хотела касаться камней, помнящих прикосновения. Не хотела смотреть в лица, полные сочувствия или любопытства. Я не хотела обратно в замок, ставший мне единственным домом в этом мире…
- Что-то случилось? – спросил Гурий, видя, что я остановилась.
- Я не хочу туда возвращаться, - тихо сказала я. – Не сегодня. Не так.
- И что ты думаешь делать? – заинтересовалась подруга.
- Не знаю, - пожала плечами я.
- У меня есть идея… - улыбнулся Гурий.
_________________