Я зашёл в комнату ясновидящей и осмотрелся. Это была каморка, узкая, как пенал. Напротив двери, в противоположном конце комнаты, было зарешёченное окно, выходившее под лестницу и лишь верхней своей частью возвышавшееся над землёй, – Мимоза снимала «офис» в полуподвале. Окно пропускало в комнатку с низким потолком мало света, поэтому в помещении, свисая на электрокабеле, постоянно горела лампочка без абажура.

Я ожидал увидеть пожилую, лет шестидесяти и почему-то толстую грузинку. Но хозяйка кабинета оказалась женщиной среднего возраста – на вид ей было лет 35. Она была смуглой, с характерными грузинскими чертами лица, среднего роста, скромно одетой. Мимоза сидела за столом вполоборота и молча разглядывала визитёра своими выразительными глазами. Она подвергла меня интенсивному «просвечиванию», длившемуся несколько мгновений, а затем улыбнулась приветливо и как-то светло, будто вспомнив или узнав меня. Все мои предубеждения против неё вместе со скепсисом по поводу абсолютно всех экстрасенсов вмиг улетучились.

Я сел за стол и положил перед собой тетрадь, испросив у Мимозы разрешения записывать. Гадалка почему-то начала с того, что спросила мои фамилию и имя, немало удивив меня. Ещё больше я удивился, когда она записала только что полученные сведения. Мимоза взяла со стола достаточно свежую колоду карт и обратилась ко мне:

– Молчи и слушай. Если что непонятно – переспроси, я плохо говорю по-русски…

Она добавила, почему-то улыбаясь, что, попав в эпицентр боестолкновения между грузинами и абхазами, пережила клиническую смерть и что якобы после этого у неё открылись исключительные способности – видеть прошлое, настоящее и будущее...

Мимоза взяла в руки колоду и крест-накрест ударила ею несколько раз по столу. На столе под стеклом красовалось несколько ликов святых и Богоматери, выполненных типографским способом, мирно сосуществовавших с визитками логопедов и бизнесменов. Гадалка спросила, продолжая держать колоду в руках:

– Какого цвета волосы и глаза у девушки, которую ты любишь? – Она вдруг неожиданно начала с темы, которую я для себя обозначил как тестовую для прояснения вопроса, существуют ли люди с экстрасенсорными способностями или нет.

Она начала именно с этого предмета, хотя существовало множество других, традиционных для мужчин: бизнес, поиски угнанного автомобиля, игра в казино, результат предстоящего матча, карьерный рост, грядущая крупная сделка.

«…волосы у девушки, которую ты любишь… – мысленно повторил я. – Глагол следует употребить в прошедшем времени: любил…»

– Волосы чёрные, глаза серые...

Мимоза, почти не тасуя, быстро и ловко извлекла из колоды бубновую даму. Мне она пояснила, что такому сочетанию цвета волос и глаз – чёрному и серому – соответствует как раз эта карта. Я саркастически отметил, что и интерес у меня в жизни бубновый.

Ясновидящая дала мне карту в руки и предложила мысленно проговаривать то, что я хочу узнать о бывшей избраннице. Пока я выполнял предписание, Мимоза сидела, сосредоточенно вперив взгляд в иконку под стеклом. Очень скоро я вернул ей бубновый символ своего прошлого. Хозяйка снова перетасовала колоду и положила её на стекло прямо поверх иконы Богоматери. Накрыв карты руками и прикрыв глаза, ясновидящая начала произносить какие-то фразы на незнакомом мне языке, очевидно, грузинском. Похоже было, что она молится. Затем Мимоза ещё раз перетасовала колоду и начала её раскладывать, давая мне при этом пояснения:

– Вот видишь, пиковая десятка в окружении четырёх шестёрок… Это означает для тебя дальнюю дорогу, которая принесёт деньги... А вот червовый король – это твой начальник…

Она метала карты умелыми движениями, параллельно продолжая свой рассказ. Я внимательно слушал её и старался записать как можно больше. Из её рассказа следовало, что я купил себе квартиру о «трёх углах». Было совершенно непонятно, что она имеет ввиду: я весьма смутно представлял себе квартиру или любое другое произведение зодчества «о трёх углах» в геометрическом смысле этих слов. Мне пришло в голову воспользоваться её рекомендациями, и я уточнил, что это означает. Гадалка пояснила, что, как она видит, я недавно стал собственником двухкомнатной квартиры с кухней…

«Удивительно!» – мелькнуло в голове: на этот момент я уже почти месяц являлся счастливым обладателем двух комнат в «коммуне», хотя кухни своей у меня не было, я пользовался лишь частью общей кухонной площади. Готовясь изменить свой гражданский статус, я обратился к своим друзьям, преуспевающим бизнесменам, с просьбой одолжить денег на недорогую квартиру в рассрочку. К моему удивлению, они выделили мне 80 процентов стоимости жилья со словами «Заработаешь – отдашь».

Я всё же не придал «квартирному прозрению» гадалки особого значения: «Мало ли… Просто совпадение, случайно угадала…»

Мимоза вещала дальше. Она сообщила вдруг, что у меня с недавних пор новая работа, связанная с большим количеством бумаг. «То-о-очно!» – полушёпотом протянул я: она говорила истинную правду: Проект JEP! Мимоза тем временем продолжала:

– У тебя есть начальник… Он иностранец… Светлый, блондин… У него серые глаза… Он высокий, худой… Работа твоя будет связана с поездками… Далеко… Это называется… дальнее зарубежье… – гадалка говорила так, будто перед её внутренним взором, медленно сменяя друг друга, демонстрировались слайды из моей личной истории.

«Истинно!» – зачарованно прошептал я: она была точна не на 95, не на 98 – на все 100 процентов! В самом деле, уже прошло полтора месяца с тех пор, как Ш. Б. Крол выиграл проект JEP № 10491-98 от 21. 12. 1998. В этом-то проекте я и занимал должность ассистента координатора. Шарел и в самом деле был высоким блондином и, естественно, иностранцем! На мне была вся русскоязычная документация, и её объём впечатлял.

– Тебе нравится девушка из другого города, приезжая… – продолжила Мимоза.

«Да! Оксана ведь – из Тирасполя! Но почему «нравится»? Должно же быть «нравилась»…»

– Она намного моложе тебя…

«Истинно! Разница в возрасте у нас с бывшей избранницей существенная…»

– Она учится… Она… э-э-э… студентка…

«Не просто студентка, а моя студентка!»

– Живёте вы… Ты и эта девушка… в одном… и том же доме…

«Правда! Правда! И ещё раз – правда!» – У меня перехватило дыхание, в глубине души начинала подниматься горячая волна невиданного жгучего доверия к этой великой женщине. Я уже не мог записывать от охватившего меня высочайшего восторга, а просто сидел с широко открытыми глазами и внимал гласу самой судьбы, ловя каждое слово, каждый звук.

– Имя твоей… э-э-э… любимой… начинается на «А»...

– Не на «А», а на «О» – её зовут Оксана, – возразил я как можно мягче, а сам скептически, с чувством какого-то злорадства подумал: «Ага! Попалась!»

Но Мимоза весьма достойно, без малейшей тени колебания, спокойно отпарировала:

– Пишется «О», а произносится «А»!

Она была права, будто у неё перед глазами находилась фонетическая транскрипция имени Оксаны.

– С Оксаной в комнате живут две девушки… Две соседки… Одну из них зовут на «Н»…

«Настя!!! Феноменально! Это же Нас-тя! Нас-тя!» – вдруг начало скандировать сознание, и я стал проваливаться в какую-то бездну, в буддизме называемую «нирвана». Бездну чистого инобытия, где существует только информация в своём чистом первозданном виде.

– …другую – на «И»…

Вторую девушку, соседку моей бывшей студентки, звали… Ира!!! «И-ра!!! И-ра!!!» – мощно вздрагивали самые основания моей личности. Это фантастическое биение шло из глубин космоса, исходило от чего-то истинного и подлинного, что существует всегда, что неизмеримо дольше одной человеческой жизни…

«Соседку моей бывш… Бывшей?! Нет! Нет, конечно! Теперь и отныне – уже не бывшей!»

У меня глаза полезли из орбит. Мимоза не могла знать заранее, сколько человек живёт с Оксаной в комнате. В конце концов, девушка могла жить и с молодым человеком, и с двумя молодыми людьми – Апокалипсис приближался. Жить моя студентка могла и с одной девушкой, и с тремя, четырьмя, или же не жить в общежитии вообще.

– У твоей девушки… У Оксаны… есть кто-то… в штанах.

Уловив мой растерянный взгляд, снова исполненный ревности, как в недавние хаотические времена, ясновидящая (отныне я был уверен: в самом высоком смысле) поспешила меня успокоить:

– Нет, не жених… В родстве у неё кто-то… мужского пола… Брат... Он болеет…

Я только слушал, пребывая в полной прострации от свершающегося на глазах чуда, некоего сверхэпохального действа. Парализованный и шокированный, слушал, не в состоянии громко вдохнуть, затаив дыхание: мне уже было известно от Тамилы Фёдоровны, что её сын серьёзно болен. Иногда мне удавалось выйти из специфического состояния, похожего на транс, и деревянным от волнения голосом переспросить Мимозу (см. фото: http://h.ua/story/73335/, http://h.ua/story/155573/) по поводу иносказаний и неточностей, воздвигнутых языковым барьером.

– Твоя Оксана… приводит к себе… парня… Появляется с ним… везде… Старается быть с ним вокруг дома… в котором вы живёте… Это – для тебя… чтобы ты ревновал...

«Так во-о-от оно что!!! Это всё её стервозность, на которую даже родная мать намекала как на недостаток!» Я вспомнил, как рано утром Оксана вместе со спутником стояла напротив моего окна и дожидалась, когда я раздвину шторы.

– Она любит тебя и уже от тебя не отходит. А с этим парнем у неё ничего нету!

Её слова звучали для меня как глас небес, как обращение ангельского сонма. Того самого, который сопровождал нас с девушкой тёмным зимним вечером, устилая путь снежной первозданной чистотой. Я вдруг остро почувствовал, что снова испытываю те же чувства, что и тогда, и даже сильнее… Всё, что теперь говорила Мимоза, я воспринимал за чистую – чистейшую! – правду. Это была истиннейшая правда из возможных! Большей и высшей истины для меня уже не существовало! Это была истина в самой последней инстанции: правда, только правда и ничего, кроме правды!

Священный страх и трепет охватили меня. Будучи сражённым наповал этой простой женщиной, я уже созрел для того, чтобы с предупредительной угодливостью следовать её советам и за ней самой, как некогда ученики за Христом, потому что «Он сказал им всё». У меня перехватило дыхание от восторга. Я был подавлен и шокирован и медленно лишался способности соображать. «Да и зачем? Зачем анализировать, делать какие-то прогнозы и прояснять перспективы?! Зачем, когда есть Мимоза? Теперь она будет думать, анализировать и делать выводы! Отныне жизнь становится райской, беззаботной и безответственной в самом высоком смысле этого слова! Отныне не нужно заботиться и ломать голову над принятием решений! Ведь это же – назад, в рай! В Эдем!»

Тут же я узнал, что вновь обретённая избранница подходит мне во всех отношениях:

– Оксана уже… не отходит от тебя… У вас будет двое детей… Старший – сын…

Сначала она использовала карты, затем перешла к кофейной гуще. Чёрно-бурая жидкость, образовавшая на донышке чашки бесформенные островки, напоминавшие пятна лунных кратеров, лишь подтвердила ту радужно оптимистическую картину, представленную картами.

Заплетающимся от волнения языком поблагодарил Мимозу и буквально вылетел от неё, сияя от счастья. Я бежал, не чуя ног. Хотелось обнять весь мир: долой проблемы, долой печаль, уныние и грусть! Да здравствует оптимизм и вера в светлое будущее каждого живущего и всего человечества в целом! Да здравствует жизнь!

Я издевательски передразнил себя: «Освобожде-е-ение!» Мной испытывалась невиданная доселе эйфория: если и есть какой-нибудь сногсшибательный наркотик, приводящий человека в счастливое состояние, то он – лишь жалкое подобие, бледная тень той дозы мистического допинга, который я только что получил!

* * *
Морозов выслушал мой рассказ молча, сосредоточенно, ничем не выдав того, что на самом деле происходило в его голове. Я, конечно же, не преминул порекомендовать другу использовать экстраординарные способности потрясшей меня женщины в благородном деле государственной безопасности, например в раскрытии резонансных преступлений – отныне я болел человеколюбием особого типа, которое было сопряжено лишь с одной рекомендацией – к Мимозе! Только к ней!

И хотя к тому времени Вова уже поведал мне, что в штате управления есть экстрасенс, я понимал: кашу маслом не испортишь! К тому же, я считал «моего» экстрасенса самым «экстрасенсорным». В ответ Морозов стал говорить невероятные вещи:

– А ты знаешь, что может сделать экстрасенс со мной и с моей семьёй? Она может такого наколдовать: порчу напустить, сглаз, какой-нибудь вред… Ещё нашлёт на меня какую-то гадость…

На факт повторного обретения мной избранницы Морозов отреагировал:

– Каким ты видишь конструктивное разрешение твоих взаимоотношений с девушкой?

Я недолго думал над поставленным вопросом: «А мне и не надо «видеть» – для этого есть Мимоза! Это она – ясно-видящая! И пророчица уже увидела, что всё и так будет хорошо! И очень скоро!»

Всё же я ответил:

– Ты знаешь, дружище… Очень многое может проясниться, если мы… ну, я и моя «пассия»… будем жить на одной стороне общежития… В одном и том же корпусе…

Мечтать о ближних к моему, третьему, этажах – скажем, четвёртом или пятом, куда бы могли переселить девушку, я не мог: это были престижные этажи, на которых селились сотрудники университета, а также чада нарождающейся украинской элиты.

– В принципе, было бы неплохо, если бы с сентября следующего учебного года моя бывшая студентка поселилась в том же корпусе, что и я. А там посмотрим…

Я знал: переселение студентов в течение семестра было запрещено, поэтому самое раннее, на что я мог рассчитывать, – это сентябрь. Даже с учётом могущественности Вовиного тестя-проректора (мною по умолчанию предполагалось, что именно к нему обратится Морозов для «конструктивного разрешения») я не мог надеяться на переезд О. Л. в неурочный период. По существующим «нормам общежития» даже ректор – да что ректор, сам министр образования! – не смог бы переселить студента посреди учебного года, тем более зимой.

Услышав рассуждение на заданную тему, Вова засветился, как электрическая лампочка. Он стал похож на сытого кота, играющего с мышкой.

– Я посмотрю, что здесь можно сделать… Хотя придётся действовать немного по-другому, – задумчиво произнёс Морозов.

* * *

Спустя несколько недель Вова пришёл ко мне на встречу с папкой, и мы, по уже установившейся традиции, «немедленно выпили». Когда оба уже были навеселе, Морозов вдруг заявил, что у них в СБУ осталась старая, с советских времён ещё, бюрократическая повинность. Она, повинность эта, заключается в следующем: на каждого иностранца, попавшего в поле зрения СБ, требуется составить психологический портрет, заполнив анкету из ста вопросов.

«Где-то я уже слышал о «старой, ещё советской, традиции»… Но где же? Ах, да: просьба Свяжина описать встречу Крола и Муравского. Николай Дмитриевич мотивировал свою просьбу «формальностью, оставшейся ещё с советских времён»…»

Я сразу же решил для себя, что не буду этого делать: «Что-то он мутит… Ведь заявил же недавно: «Крол – не наш коллега», – то есть не является сотрудником иностранной разведки». Да и делать это за спиной у Шарела мне казалось предосудительным. С другой стороны, я сгорал от нетерпения: что же за вопросы включены в эту секретную анкету?

Натолкнувшись на отказ, Вова, тем не менее, не стушевался. Он извлёк из папки перечень на трёх листах. Меня распирало от любопытства, и я стал знакомиться с содержанием. Но ничего наподобие «пожирает ли «объект» маленьких детей?» я не нашёл, хотя в глубине души рассчитывал на нечто подобное: КГБ же как-никак!

– Вот, например, вопрос: «Как такой-то реагирует на неприличные анекдоты?» – зачитывал тем временем Вова, – как бы ты на него ответил?

Я заглянул в листок: под вопросом, ниже него, располагались четыре варианта ответа. По форме это и впрямь был классический психологический тест. Окончательно поверить, что это в самом деле старая советская анкета заставила лишь группа вопросов, посвящённая отношению испытуемого к родине, месту этого понятия в системе ценностей индивида. Я слишком хорошо усвоил из процесса собственного воспитания – в школе, в ПТУ, в техникуме, в армии, – насколько большое значение придавалось официальной советской идеологией этому феномену.

Найдя в списке вопросов понятие «родина», «родная земля», равно как и некоторые другие, идеологически выдержанные, я несколько успокоился: и в самом деле было похоже на советскую бюрократическую повинность, которой нагрузили Морозова.

Я ни сном ни духом не знал, что держу в руках самую редкостную вещь за всю свою историю: мне в руки попала анкета СБУ по вербовке иностранных граждан. Это была инструкция по трансформации человеческой души – разведке предстояло чётко определить, чем именно для «объекта» является родина: голландцу уже готовилась новая родная земля, его уже ожидала филигранная подмена, а также компенсация потерянной отчизны равноценными феноменами из разряда вечных ценностей.

Я не удержался и выбрал правильный ответ из четырёх, прилагавшихся к вопросу об анекдотах, тут же пересказав Морозову несколько из коллекции Крола, которые с натяжкой можно было причислить к разряду «неприличных». Морозов скрепя сердце терпеливо выслушал короткие рассказы и даже натянуто рассмеялся: создавалось впечатление, что Вова сгорает от нетерпения, что его бьёт нервная дрожь, волнами судорог пробегавшая по телу. Я не знал тогда, что такие анекдоты для опытного психолога являются маркером, указывающим на фундаментальный факт: сублимирует ли объект, нуждается ли в женском обществе, и если нуждается, то насколько остро. Указывающим, сколько делений на специальных инфернальных шкалах определяют степень потребности в обществе женщины. А также то, каковы её, женщины, параметры…

Уже очень скоро последовал следующий вопрос, потом ещё один… Дав ответ на первый, я уже не имел морального права возражать против последовавших в обилии вопросов. Морозов лишь успевал делать пометки напротив озвученных мною вариантов ответов. Вскоре процесс увлёк и меня, и я уже полностью закрыл глаза на «вероломство» товарища, к тому же заполнение анкеты напоминало увлекательную игру, что-то наподобие кроссворда.

А тем временем графики на мониторах, холодно мерцая безжизненным светом, отражали динамику каждого значимого параметра в структуре личности Ш. Б. Крола. Ценности, интересы, волевая компонента, потребность в свободе, чувство долга, образ справедливого мироустроения, эмоции, верования, идеалы, самооценка, уровень притязаний, способность прощать, религиозное чувство, реактивность и возбудимость нервной системы, склонность к трансмиссии чужих жизненных ситуаций на свою, сыновний долг, самоидентификация, представления о добре и зле, о благом и порочном деянии, значение дружбы, родной земли – всё это скрупулёзно просчитывалось, обретая форму диаграмм, таблиц и формул, парабол и синусоид. Линия целеполагания сливалась с линией любви, семьи, продолжения рода и превращалась в доминанту всей заморской персоны. В основу грандиозного исследования легли и результаты психологических анкет, взятые не у одного десятка лиц, контактировавших с Кролом.

Данные компьютеров, бесстрастно вычерчивавшие кривые с параметрами структуры личности заезжего голландца, психологических экспертиз, графиков, формул и моделей, показали: перемена мировоззрения, в результате которой голландец вынужден был бы принять предложение от вербовщиков, возможна лишь при условии, что профессор будет чем-то очень сильно напуган. Что он начнёт испытывать животный страх – в поджилках, в самых основаниях личности, с дрожью в костном мозге, во всём своём естестве. Трагедия должна была произойти с кем-то из людей, близких ему.

Трагедии уже не могло не быть…

* * *