ИССТУПЕНИЕ. ХРОНИКИ ВЕРБОВКИ
Реалии жизни иногда превосходят все самые смелые фантазии смертных…
Автор произведения – журналист, волею судеб попавший в разработку к самому законспирированному и приоритетному подразделению главной украинской спецслужбы – политической разведке СБУ (в 2004 году выделена в самостоятельную службу). Автор в подробностях описывает, как проводилась одна виртуозная операция по вербовке иностранного подданного, с фотографической достоверностью даёт представление о поражающих воображение секретных методиках и умопомрачительных приёмах, применяемых спецслужбами в 21 веке.

Всем, кто в своей жизни пережил нашествие мутантов и не сломался, чьи головы не склонились перед древней силой – посвящается

И сказал Ахав Навуфею, говоря: отдай мне свой виноградник; из него будет у меня овощный сад; ибо он близко к моему дому, а вместо него я дам тебе виноградник лучше этого, или, если угодно тебе, дам тебе серебра, сколько он стоит.
Но Навуфей сказал Ахаву: сохрани меня Господь, чтоб я отдал тебе наследство отцов моих!
(3 Цар. 21, 2-3)


– С кем ты дружишь и на ком собираешься жениться?
Я поначалу даже не понял смысла фразы, настолько она не соответствовала ситуации. Но командир подразделения политической разведки подполковник Свяжин не церемонился со мной, среднестатистическим. К тому же он спешил. Офицер повторил:
– С кем ты дружишь и на ком собираешься жениться?
Я помотал головой, стараясь прогнать наваждение, навеянное невиданной нетрадиционностью вопроса. В гражданской жизни подполковник был учёным-программистом, и прозвучавшая фраза являла собой аналог компьютерной команды «пуск». Разведчик достал блокнот, и на девственно чистую, нетронутую ещё страницу легли две строки с дорогими для меня именами…
Во времена наивысшего могущества СССР, в начале восьмидесятых, подполковник в боях за независимость далёкой Анголы лишился нескольких фаланг на правой руке, поэтому строчки получились шипасто-корявыми и напоминали какое-то смертоносное средневековое оружие. В моём же сознании эти две строки трансформировались в жирные крестообразные мазки, столь популярных у осквернителей могил.
И потом всю оставшуюся жизнь они будут напоминать мне две доски, наложенные крест-накрест, которыми люди заколачивали окна брошенных во дни лихолетья домов…
* * *
Эта в высшей степени неординарная история началась совершенно безобидно, ничто не предвещало тех трагических событий, которые, подобно злаку из зерна, выросли из почти банальной, в силу факта моей работы в международном отделе ОГУ (Одесского госуниверситета им. И. И. Мечникова), встречи с подданным одной из европейских монархий. 2 января 1996 года мне казалось, что уж теперь-то абсолютно все неприятности позади, жизнь налаживается. Впрочем, такие авансовые чувства бередили души молодым и не очень людям всех возрастов, профессий, рас и даже ориентаций в первые дни нового календарного года всегда.
В то утро завкафедрой Анатолий Евгеньевич Ильин вошёл в свой кабинет каким-то возбуждённым и в приподнятом настроении. Приготовить всё для кофе он попросил тоже как-то необычно: он не умел долго скрывать эмоции, и чувство предвкушения чего-то приятного било ключом из его оговорок, выражения лица, многозначительной таинственности, с которой он красноречиво потирал руки. Я понял: «кофепитие» будет особенным. В чём состояла эта уникальность, я не знал, и информационный вакуум интриговал ещё больше: что за сюрприз скрывается за приподнятым настроением шефа?
Я, лаборант кафедры РКИ (русский как иностранный), всё приготовил для таинственного мероприятия, предстоящего вскоре, и стал ждать в кабинете заведующего, так как был допускаем на эти таинства: мой «дипломатический» иммунитет от изгнания из святая святых обусловливался наличием у меня статуса аспиранта стационара.
«Сюрприз» прибыл в сопровождении одной из преподавательниц, он был мужского пола, и на вид ему было лет тридцать пять (см. фото http: //h.ua/story/71340/ ). «Сюрприз» очень плохо говорил по-русски и выглядел достаточно нескладно из-за несколько непропорционально сложенного тела. Был иностранец высоким, наверное, около 190 см, но с весьма небольшой для такого роста головой. Редкое оволосение льняного цвета, длинный острый нос, похожий на клюв, и тонковатые конечности – всё это в совокупности чуть было не вырвало из моей груди спонтанный возглас: «Буратино!», но я огромным усилием воли сдержался.
Одетый во всё чёрное, иностранец помимо сказочного персонажа сильно напоминал ещё и какой-то духовой инструмент, ребристый, как бамбук, собранный из сегментов-позвонков. Я не разбирался в музыкальной атрибутике, поэтому так и не смог определить, на что же именно походит ранний январский гость: на кларнет, на гобой или же на фагот.
Очень светлый цвет кожи и светлые волосы плакатно красочного пришельца наводили на мысль, что наш гость – скандинав. Этот вопрос – является ли наш гость «викингом» – я и задал ему, улучив момент. Из долго длящегося ответа из-за свойственной неофитам, постигающим язык, медлительности я узнал, что мой собеседник никакой не скандинав, что он – «лицо голландской национальности» родом из Маастрихта, а зовут его…
Здесь начались проблемы. Имя это нигде «не числилось», его не было ни в каких архивах социальной памяти, оно ни с чем не ассоциировалось. Вернее, вызывало ассоциации с уже адаптированными в нашу культуру и лингвистическое сознание западными именами, такими как Шарль, Чарльз, и даже Шэрон.
На поверку оказалось, что зовут странного иностранца Шарел (Charel). Из вялотекущего повествования экс-викинга явствовало, что в Одессу господин Крол (Krol) – а именно такой была его фамилия – приехал из-за пылкой любви к русскому языку, к русской культуре и особенно к православию.
Нашу беседу прервал звонок, призвавший стажёра на урок русского языка.
Я тут же побежал к своему другу – социологу Александру Панкову, который в то время приступил к поискам самоё себя на поприще журналистики: он редактировал культурологическую газету православной ориентации. Я немедленно сообщил ему, что мною совершено культурно-религиозное открытие в форме феноменального голландца, ценителя всего русского и поклонника православия. Панков немедленно вооружился диктофоном и тут же нанёс визит на кафедру РКИ с целью интервьюировать «феномена».
Из рассказа голландца следовало, что за несколько месяцев до поездки в неведомую страну Украину он защитил докторскую диссертацию. Рассказчик показал – хотя, скорее, предъявил в доказательство – фотографии, отображавшие само действо защиты им учёной степени «доктор права». Также в подтверждение истинности своих слов подданный голландской короны представил газету «Лимбургер» со статьёй, посвящённой личности новоиспечённого профессора, тут же пояснив, что по-русски название печатного органа из далёкой Голландии можно перевести как «лим-бур-р-р-р-жец» – гость произнёс по слогам только что с трудом сконструированное русское слово, усиленно грассируя звук «р» – и что это официальная газета голландской провинции Лимбург…
Меня заинтересовала диссертация Крола, текст которой он тут же предъявил-продемонстрировал. Это был внушительных размеров фолиант объёмом страниц в четыреста, в красивом глянцевом переплёте зелёного цвета «джихад», с интригующим из-за своей публицистичности, но совершенно не принятым в нашей научной традиции названием «Если бы король знал…»
Ах, если бы король знал… По иронии судьбы обозначение разновидности монархии, а также название самого высокого ранга в европейской государственной иерархии было однокоренным фамилии «Крол», и по-русски она звучала бы как «Король»…
Ах, если бы король знал! Если бы Шарел Бастиан Крол, Крол-Король, знал тогда, что именно ему уготовано судьбой и украинскими спецслужбами здесь, в Одессе, он бежал бы куда глаза глядят, бежал бы долго, без оглядки…
Знать бы ему тогда, что попал он в заколдованный магический лес, полный оперативных гномов, сидящих на своих специальных сокровищах, гэбэшных джиннов и эсбэушных сирен, прекрасных див специального назначения, сказочных фей с инфернальной начинкой внутри. Знать бы ему тогда, что ждут его магические превращения, приворотные зелья, страшные заклинания, загробные формулы секретных расписок, трансформации прекрасной сказочной незнакомки в отвратительную фурию, мегеру и ведьму в одном лице. Ждут неведомые приборы и устройства, делающие его жизнь прозрачнее дистиллированной воды, ожидают таинственные превращения белых и пушистых зверушек-друзей в отвратительно мерзких тварей, которыми кишит девственный колдовской лес страны специального назначения.
Дантовский чужестранный лес встретил подданного нидерландской короны зловещим гробовым молчанием. Лишь мудрые и жестокие глаза троллей и кобольдов, гномов и оборотней отечественной спецгосударственности исподтишка следили за своей будущей жертвой. Табун мутантов затаился, сгруппировавшись перед прыжком. Свора потусторонних тварей самых разных калибров, размеров и квалификации – свора, укомплектованная новейшими техническими средствами, сгруппированная в отделения, управления, отделы, направления, взводы и роты…
Хтонические обитатели украинской преисподней уже готовы были с вакхическим клёкотом, визгом и хохотом наброситься на жертву, впиться в неё – и терзать, терзать, терзать плоть, кости, мышцы, кожные покровы. И лишь останавливающий жест самого старшего нетопыря придержал гогочущую свору мутантов: «Стой! Надо, чтоб он сам…»
* * *
Вскоре Крол поведал мне о главном мотиве, который позвал его в дорогу. Мотив этот понудил новоиспечённого профессора бросить всё в благополучных Нидерландах, оставить работу, родителей, друзей, обжитые родные места. Этот мощный зов заставил начать с нуля в совершенно чуждой ему стране. Позыв, который позднее радикально изменил жизнь доктора права Шарела Бастиана Крола из Маастрихта.
Несколько лет назад будущий профессор прочитал в газете большую статью о судьбе двух любящих сердец в далёкой и неведомой России. Этот-то литературный факт и стал для нидерландского доктора права судьбоносным, сыграв с ним неслыханно изощрённую по своей экзистенциальной жестокости шутку…
Парень и девушка любили друг друга. Он ушёл служить в армию – и не вернулся. Она ждала долго, очень долго. Но, потеряв надежду, спустя годы, девушка уступает настойчивым требованиям некоего молодого человека, подруг, родителей – словом, выходит замуж. Живёт она с супругом в мире и согласии ещё лет пять. У них рождаются дети, всё у них хорошо: квартира, машина и, кажется, даже дача, весь исчерпывающий перечень атрибутов мещанского счастья налицо.
Но однажды, по какому-то делу, ей пришлось выехать в дальний город, который был настолько далеко, что приходилось делать пересадку. На обратном пути, в этом самом транзитном городе, на вокзале она снова ждала свой поезд. И тут женщина повстречала его, своего первого и, как знало её сердце, единственного возлюбленного. Он посмотрел ей в глаза – и всё понял. Она посмотрела ему в глаза – и всё поняла. Он спросил:
– Любишь ли ещё?
– Да! – прошептала женщина.
– Пойдёшь со мной? – спросил теперь не такой уже и молодой человек.
– Пойду!.. – выдохнула она, чуть живая от страха за неожиданно свалившееся на неё счастье – не сон ли она видит, столь правдоподобный и желанный?
В глубине души её терзало подозрение, что всё это лишь мираж, издёвка судьбы: окликни кто её – и «исчезнет всё, как вихрь пыльный»…
Она бросила всё: детей, мужа, родителей, нажитое хозяйство и пошла за любимым на край света, и никогда больше никто не видел её в родных местах, в старой семье…
Крол завершил рассказ. Я, выходя из транса, в который невольно вошёл, слушая эту жёстко романтическую историю, сфокусировал свой взгляд на лице собеседника и чуть не отшатнулся – в данный момент он находился далеко-далеко, в романтической виртуальной действительности, которая одна могла дать ему подлинную и единственно возможную любовь. Глаза голландца сверкали, его била мелкая дрожь. Я не ожидал от западного рационального человека такой бури эмоций, такой экзистенциальной прыти.
Постепенно голландец вышел из самонаведённого транса. Он завершил свой рассказ эффектным мазком:
– Вот за что я хочу жить у вас... – Иностранец разволновался донельзя и, как всегда в таких случаях, выразился не совсем по-русски. Фраза прозвучала с призвуками учащённого придыхания, с которым профессор никак не мог совладать. – У нас такая любовь просто невозможна! У нас такое просто исключено! Такая любовь возможна только у вас! Да!
Крол вошёл в какой-то вневременной раж, как человек, после лишений и смертельно опасных приключений достигший наконец своего Эльдорадо, своей земли обетованной. Только что он, сам того не ведая, рассказал о своей самой сокровенной цели, о самой заветной мечте. Шарел был последовательным максималистом, поэтому превратил мечту в идеал, в жизненный принцип и руководство к действию, в свою путеводную звезду.
В психике заморского доктора права зияла пустота по имени «любовь абсолютная», которую охотникам за иностранцами ещё предстояло заполнить: «Ну, любовь так любовь… Мы и это умеем…» Им, специальным умельцам, предстояло закачать при помощи мощных психологических насосов «случайные» знакомства, лёгкие ссоры и грандиозные «примирения», светящиеся от избытка «большого и светлого чувства» глаза, расставания и встречи. Предстояло филигранно выполнить инъекцию «простой эмоции», которая «возможна только у вас».
Им, специальным умельцам, останется лишь активировать ждущую своего часа запредельную куклу с инфернальной начинкой, и затем тщательно, вручную выполнить подгонку гуманоида и после этого имплантировать его. Вживить фантастический протез со специфическим статусом «жена». Не знал я тогда и не ведал, что романтическая сага из неведомой мне газеты, занесённой неведомо какими ветрами в маленькую далёкую страну и ставшая предметом поклонения для профессора-юриста, о существовании которого до сих пор я и не подозревал, сыграет в моей жизни столь трагическую роль…
* * *