Вообще, как я поняла, всякое магуйство строится на том, что досконально наблюдаешь за собой и природой, а потом воспроизводишь некоторые вещи по своей воле. И смотришь опять, что в результатах зависит от тебя, а что – от внешних «случайных» и «неслучайных» событий.

В данном случае объектами наблюдения стали предполагаемые признаки того, что почти каждый человек живет не первую жизнь, и до жизни у него было нечто, что оставило на нем определенные следы.

Первое, за что можно зацепиться или даже «вцепиться зубами и когтями» - это детские воспоминания, пристрастия и «врожденные умения».
Известно, что есть рефлексы врожденные, безусловные – дыхание, сосание, глотание и т.д. А вот так называемые «социальные рефлексы», и, тем более, умения, вырабатываемые многолетней практикой – это не может передаваться генетически. Известен случай, крайне жестокий опыт с детенышами шимпанзе, которые, не получив во младенчестве материнской заботы и ласки, впоследствии не проявляли никакого внимания к собственным детенышам.

Итак, первое, на что вы должны обратить внимание – навыки «с детства». У одних это – исключительная способность к ориентации на местности (проявляется от полугода, как только ребенок начинает ползать), у других – умение ладить и управлять (да и ловко манипулировать!) людьми (проявляется буквально с рождения, известен случай, как новорожденный! младенец улыбнулся врачу), у третьих – различные «рабочие» навыки (раннее освоение всяческих конструкторов, «врожденная ловкость», «заново изобретаемые» рабочие конструкции).

Для примера – почти все дети-дошколята любят и сразу (гораздо быстрее, чем всему остальному) научаются складывать и разжигать костры, у меня на памяти случай, как «шалашик из веток» сложил в песочнице одиннадцатимесячный ребенок, постоянно живущий в городе. Он же, кстати, в возрасте около года, увидев «настоящий футбольный» мяч, принялся пинать его ногами, хотя со своими разноцветными мячиками играл исключительно руками. Этот ребенок, конечно, по своему физическому развитию немного опережал сверстников (пошел сам в десять месяцев, а в год уже «играл в футбол», держась, правда, за мою руку). Но двигательным навыкам спортсмена, которые наработались за каких-то три месяца, с года и до года трех месяцев (вести мяч, «обводить» соперника, бить по мячу) взяться было неоткуда. Да, это было достаточно неуклюже - но, в целом, все он делал правильно!

Итак, начинаете вспоминать детство, самое раннее. Это будет легко тем, кто прокачался на «перепросмотре». Выявляете двигательные навыки, как бы изначально вам присущие, или же наработавшиеся исключительно быстро. Вспомните после этого детство вплоть до юности – чему было просто научиться? Плавать? Кататься на велосипеде? Рубить дрова? Работать со столярными/слесарными инструментами? Шить? Ориентироваться в лесу? Ходить по болоту? Кстати, два последних навыка у меня есть именно с раннего детства. Лес я увидела в первый раз только в три года, но сразу как бы поняла, что и где можно найти, и куда для чего идти. С грибами и ягодами вообще отдельная история, лес как бы дает мне то, что я попрошу, не больше и не меньше, если же я вхожу в лес голодная, то мне и без всяких просьб попадается на глаза что-то съестное, пусть даже низко склоненная ветка с ягодами черемухи или дудка съедобного борщевика. Хождение по болоту предполагает чувствование почвы как бы «на метр под ногами» и определенную интуицию. В нашей местности болота не так уж опасны, это болота подтопления, и взрослому человеку увязнуть в них глубже, чем по пояс – это еще постараться надо такое место найти. Но мне-то и по щиколотки увязать было нельзя, т.к. мне тут же запретили бы выходить за калитку, а болотце было близко, и тянуло к нему со страшной силой. Застукали только лет в шесть, перед самой школой, и то потому, что меня, топающую по кочкам почти в середине «страшной трясииины!» увидела соседка. Также все детство, когда убегала из дому (а обижалась и убегала я часто), меня стоило искать именно в лесу, особенно летом (зимой и весной чаще пряталась в овраге). Открытые пространства не люблю, а в лесу, даже ночью, страха не испытываю.

Это – вторая зацепка. Пристрастия к определенному окружению и предметам, не объяснимые событиями предыдущей (этой!) жизни. Одни с детства предпочитают лес, другие – шумную компанию сверстников, третьи – тихую семейную обстановку, четвертые – шкафы с книгами, и, желательно, постариннее и попыльнее, пятых не выгонишь из-под верстака (а потом и из-за него). Но это-то еще объяснимо темпераментом, другое дело, что это пристрастие вызывается не просто интересом или чувством комфорта от пребывания там, но и появляющимися там смутными, хотя очень родными, но не имеющими причины в реале «картинами». Помню, как в детстве любила забираться в кладовку, доставать старый отцов чертежный набор (еще с бронзовыми транспортиром, угольниками и лекалами), и этот самый набор, особенно кронциркуль, вызывал у меня перед глазами вовсе не чертежи, а карты, причем, довольно схематичные, по оформлению совсем не похожие на физическую карту СССР, висевшую у меня над кроватью. Второе, что вызывало у меня определенное «сродство», была, как ни странно, блинная на Павелецкой (в Москве). Большое помещение с прокопченным потолком и навечно въевшимся запахом жратвы, с кучей народа, душное и жаркое, с запотевшими окнами, зимой затекшими густой наледью снаружи, оно производило на меня впечатление «надежного» и уютного места, если бы там еще стулья стояли – так вообще бы меня оттуда нельзя было вытянуть. Что и говорить, блины и другая жратва там были вкусными, но главным, что меня туда привлекало, было именно сочетание этих грубых стен, заледеневших и не слишком прозрачных окон, толпы и кухонного запаха. Третьим оказалось фойе одного из учреждений, в которое мама завозила какие-то документы (а я болталась с ней), с оформлением в стиле «довоенный псевдоклассицизм». Хотя все это было довольно посявканным и перебеленным-перекрашенным не по разу, но я словно сквозь десять слоев побелки увидела, как оно могло выглядеть вначале. Даже несколько раз закрывала и открывала глаза, сперва представляя, что в этом месте должно быть, а потом останки этой деталюхи оформления действительно находила. Четвертое – пристрастие к оружию. Для парня это понятно – его так воспитывают, для девчонки – не очень. Причем, пристрастие вполне практическое, не по красоте оценивала и не по «соответствию образцам», а по реально возможному нанесению ущерба. В результате браковала красивейшие «жужжалки-мигалки», с фотографической точностью сделанные муляжи, но вот рогатки, пружинный пистолетик (тугая пружинка была, но и сильная) и всякую пиротехнику, особенно самодельную (помните напалм из лака «Прелесть»?) – это собирала, мастерила и припрятывала с упорством маньяка. Помню, как отобрала у двоюродного брата ножик, сильно порезавшись, правда, и не отдала родакам, а взяла себе. Потом этот ножичек, совершенно случайно, воткнулся сестренке в попу (я кинула его, уверенная, что промахнусь, а попаду – так плашмя, но он, зараза, в полете ловко перевернулся и воткнулся-таки, хорошо, что неглубоко). И в тире тоже с первого раза хорошо отстрелялась (это уже, правда, в восьмом классе было). И оба этих раза перед «применением оружия» чувствовала какую-то привычную холодность-отчужденность, бесцветную сосредоточенность на ощущениях тела – руки, плеча, взгляда. Будто взгляду, плечу и руке нужно было просто вспомнить, что делать надо.
Так вот, эти «знакомые» предметы, окружение, а, особенно, те мысли, чувства и ощущения вы должны хорошенько вспомнить – это вам очень скоро пригодится. Холодок ножа в руке. Инерцию топора. Движение пальцев, «шагающих» кронциркулем по карте. Легкое-легкое вгрызание-скольжение рубанка… Но именно то, что помнилось еще до обучения этому ремеслу/делу. Или то, что «вспомнилось сразу», как только начали учить. Чувства и смутные картины, которые вы ощутили, попав в обстановку, показавшуюся вам не только привлекательной (а, может, наоборот, тревожащей), но и почему-то давным-давно знакомой.

Третья зацепка из детства. Социальные «врожденные» умения. Умение чувствовать людей «с первого взгляда», понимать их образ мыслей, управлять людьми. У меня, увы, отсутствовало. Хотя врать так, чтобы верили, научилась быстро. Но мне в детстве было более привычно подчиняться приказам, не думая, зачем мне это приказывают. Какое-то «стремление к общему действию», к работе в команде. Мать мне говорила не раз, и с осуждением: «твой дом – казарма». Зато дочка с полугода уже отжигала нипадеццки. Манипулировала людьми, как заправский политик. С дошкольного детства она в любом коллективе становилась неформальным лидером, причем, даже к этому не стремясь. Зато «учить молодняк» - это моя особенность, вводить в курс дела, давать возможность максимально быстрого и достаточно безопасного обучения чему-либо – тоже с детства, хотя и более позднего, приходящегося на старший дошкольный и школьный возраст, была даже некая «схема действия» в случае самонадеянного или, наоборот, трусливого «новичка». Любую подобную особенность надо вычленить на нескольких разнородных примерах и выделить само ощущение от этого действия, ощущения, ему предшествующие и последующие за действием. Запомнить их.

Четвертая зацепка. Сны и глюки. Необъяснимые страхи и восторги. Все подспудное, управляющее нами с детства, чему неоткуда было взяться. Все детство, как только наступало прозрачно-синее время (когда небо приобретает пронзительную синеву, а облака кучкуются местами, этакими «купами»), я, прикрывая глаза, начинала видеть облака… сверху, как комки густой пены на поверхности таза со стиркой, на них – синеватую движущуюся тень, а под ними – «игрушечный», как в гедеэровской «железной дороге», пейзаж. Во снах не только с легкостью летала, но и при этом видела сверху именно такие «виды аэрофотосъемки».
Кошмары – как положено, звери необычной наружности, люди, оказывающиеся вовсе не людьми – это почти у всех такое, опустим за обычностью, но, что необычно, один из самых неподдающихся обузданию кошмаров – совершенно реалистичное видение трясины, болотной хляби, прикинувшейся лужайкой. Вот реалистично выглядящие кошмарики и надо отбирать. Особенно – если в тогдашнем, детском реале не было никаких к ним зацепок. Так что вычленила для себя «виды аэрофотосъемки» плюс – облаков сверху, а также – реалистичную трясину.
Глюк. Большую часть детства я была уверена, что в четыре года я с матерью была где-то около гор, а внизу были виноградники, на которые девушки с корзинами пошли собирать улиток (для еды, а не только как вредителей), я тоже намылилась, а мать сказала, что по дороге придется проходить через рощу сумаха, и она меня не пустит. Выясняла-выясняла, думала, мать от меня что-то скрывает, и мы где-то отдыхали/гостили, но оказалось, что этого не было. Вообще. А ощущение совершенно не как от сна, воспоминание «материальное», полноценное… Начала разглядывать. Оказалось, что «мать» выглядела совершенно иначе – длинная юбка, полные белые! руки, кружево на манжетах рукавов, да и у меня какие-то короткие штанишки на лямках и сползающие омерзительно длинные носки, и башмаки тупорылые. И кнутик – не хворостина какая-то, а настоящий маленький кнут в руке. И такое чувство, что я имею полное право на эти виноградники идти, потому что они – мои, а не этих девушек, а мне вот не дают. Досада страшная.

Ну, вот, насобирали этих зацепок… дофигищи! Теперь будем их разрабатывать. Каждую зацепку надо прочувствовать, проощущать и заново увидеть.
В тихом месте, прислонившись к теплой стенке… нет, к стенке – вот этого не надо! В общем, нужна тишина, приглушенный свет и отсутствие случайных раздражителей. Никакой музыки, никаких ароматов! Обстановочка или совершенно привычная или весьма аскетичная. Лучше, если тетрадка и ручка рядом будут. В тетрадочке – выписаны все «зацепки», которые удалось вспомнить.
Итааааак…
Убираем из головы все мысли, воспроизводим первое по списку ощущение. Именно ощущение, а не случай или картинку, его вызвавшую! Умейте разделять. Прикрываем глаза. Усиливаем его. И внимательно наблюдаем, какие картинки, слова и звуки всплывают в голове. Следим за ними без напряжения, даем разворачиваться так, как оно идет, максимум, что можно себе позволить – всматриваться время от времени в детали или «проматывать назад».

Помните – вызываем ощущение, а ловим картинки и звуки! А не наоборот. Движение, обратное тому, которое привело к возникновению этих ощущений. Не во всех случаях, но в большей части из них, на выходе вы получите вовсе не картинки своего детства, а совершенно другое «кино». Как только заканчивается очередная «серия» - хватайте ручку и записывайте! Хотя бы опорные слова, способствующие запоминанию.

Пройдитесь так по всем детским зацепкам, материала нароете туеву хучу, но пока – разрозненного. Поэтому, закончив «экскурсию», потрудитесь описать в деталях все, что удалось заметить – это поможет в идентификации времени, места, и, возможно, даже мира, если дело происходило «совсем на другой почве».

И пока оставьте все это без дальнейших разработок.

Следующим этапом будет «ловля на дежавю», а потом уловы можно будет соединить.