Настало время для самого сложного поста об Израиле. Здесь я расскажу о том, почему эта земля показалась мне планетой, на которой я вряд ли бы смогла прижиться, несмотря на умение подстраиваться под любую реальность.
Есть многое, чем в Израиле можно восхищаться. Его жители общительны, позитивны, отзывчивы, умны, остроумны и талантливейшие лайфхакеры. Они отлично организуют комфорт вокруг себя. Искренние и страстные патриоты. Правительство заботится о каждом человеке, в стране все сделано ради простых граждан. В Израиле ради спасения одного солдата поднимут всю армию. Нет ни одного детского дома, потому что детей не бросают.
Для стариков существуют общежития и дома престарелых – «дома отцов», в которых они получают медицинский уход, имеют трехразовое питание плюс чай с пирожными; где с ними возятся, как с детьми, развлекая на все лады. Роза работает в одном из таких домов. Вот мотиватор на ее рабочем месте. Мне кажется, в нем великолепно отразился еврейский дух: работать, прикладывать усилия, постоянно добиваться большего.
В глазах прохожих читается гордость за свою страну, самодостаточность, спокойная уверенность в себе. Израильтяне достойно переносят даже вечную опасность войны, рассуждая о ней как об обычном будничном явлении. Роза как-то сказала: «Хорошо, когда война летом, - не холодно падать на землю во время сирены».
Но ни на какой другой земле я не чувствовала такой всепоглощающей, торжествующей материальности, как в Израиле. Страха свободы от вещей, попыток контролировать каждую мелочь, неуважения к смерти, непонимания ее величия. Самая большая ценность в Израиле – человеческая жизнь. И ее всеми способами стараются растянуть во времени. Соответственно, самое страшное – смерть, которая воспринимается как финал, а не новые двери.
Старики в России могут голодать, страдать от покинутости, болеть и умирать в одиночестве. Но в Израиле иное неуважение к воплощенной душе – всеми силами медицины продлевать существование обезумевшего тела, поедающего собственные экскременты из памперсов (многие доживают до такого унижения). У Стены Плача я видела стариков, которые уже давно угасли в своих колясках с прикрепленной аппаратурой искусственной вентиляции легких.
А рядом с ними с заряженными автоматами ходят солдаты – мальчики и девочки. Держат оружие наготове, а в глазах – первые опыты любви и полное непонимание абсурдности происходящего. Еврейские дети гибнут на войне, пока старики лежат под капельницами, выклянчивая у судьбы еще один день.
Жить настоящим, беззаботно, не паникуя в ожидании завтрашнего дня, не подбрасывая соломки на случай падения – тема, в которой я, кажется, так и осталась непонятой. То, что можно не иметь жилья и высокооплачиваемой работы, снимать квартиру в складчину, не копить деньги, а тратить их на приключения, не иметь семьи, не переживать по поводу одиночества в постели, было воспринято, по моим ощущениям, как недалекость. Конечно, мне тоже иногда хочется стандартной жизни: чтоб милая квартира, в ней муж и пара юных оболтусов, а я варю борщи и пеку пироги. Но однажды я так шла и мечтала, а потом подняла взгляд и увидела черную дыру – уничтоженную пожаром квартиру. Два раза повторять не надо, больше не трачу энергию на блажь.
И еще мелочь. Незначительная вроде бы, но из такого и складывается жизнь. На берегу моря я беспрерывно слышала назойливые женские голоса, обращенные к мужьям: «Тебе не жарко? Не холодно? Хочешь кушать? А тебе так удобно? А ты сделал это? А то? А почему? Подай! Принеси! Слушай внимательно!» Наш мужик озверел бы от этой бесконечной требовательной какофонии, а они терпят. И сильно теряют в мужской привлекательности.
Это все обобщения, конечно. Но было бы нечестным не рассказать и об этих чувствах.