Штрудель, не бей меня, я тебе пригожусь!  Видимо, дозу восторга, выделенную мне небом для просмотра "Овсянок", спёр поганец Тарантино. Обычно я источаю сопли ведрами даже на просмотрах примитивных мелодрам, а здесь сердце не дрогнуло ни разу, лишь спокойно любовалась северной природой и колыхающимися сиськами. 

Вагина  с заплетенными косами показана концептуально, да. Но я еще не видела ни в одном фильме, чтоб кому-то удалось передать всю тонкость любви к интимным местам с помощью наведения на них камеры. Писатели еще как-то с этим справлялись. Вон у Генри Миллера такой натурализм, что святых выноси, но понимаешь, что не врёт гад, за самую п... душу хватает.  А здесь возникла аналогия с графоманским подбором рифм. Бутусов этим последние годы грешит: "Как странно, как странно, я, словно Такеши Китано, смотрю на себя с экрана. Так часто, почти постоянно у каждого на сердце раны, я, словно герой романа, смотрю на себя туманно. Я новый агент Тегерана" и т.п. Особенно смешны проститутки, ерзающие на какой-то гофрированной фигне. Ну совершенно неэротичные, жалкие, убогенькие.
 

Гимн некрофилии. Причем мертвые они там все, даже живые. Может, в этом есть прелесть северной души. Не спорю, фильм завораживает. Тоска, тупая бесконечная безысходность и бьющаяся под ледяными лицами безжизненная страсть переданы очень красиво, лирично. Но кино будто снималось под развесистой клюквой, только под ее сенью можно было сочинить глубокую мерянскую обрядовую традицию. Это вам не с мертвым Джонни Деппом на поезде кататься, а величественный эпос на трупах гниющих рыб.

Может, оттого, что я живу в слишком жизнерадостном месте, где на каждом углу происходит кустурица, у нас с мерей разные измерения. И это ведет к конфликту восприятий. Кто его знает. У меня другая культура смерти. Скорее вот такая:

[600x402]