Предисловие

Какие-то нотки в голосе, какие-то жесты, огоньки в женских глазах, тщательно подобранные слова,- всё это имеет уникальную способность отпечатываться в нашей памяти. Они сплетаются в монотонном протяжном пении, в нежной молитве. Мгновения нашей жизни складывают судьбу, которую мы не всегда можем подчинить себе. Самое важное - уберечь эти прекрасные мгновения. Лишь на первый взгляд они кажутся такими же хрупкими, как и бокалы с рейнским вином - высокие, точёные, лёгкие, вычурные, сиреневые, нежно зелёные или цвета ночи. Но малейшая неосторожность, малейший нажим обезображивает их навсегда. Но если бы не резкое движение, которое прекращает их существование, они могли бы противостоять векам, не теряя своего блеска. Во всяком случае, не будем удивляться ощутимому присутствию и солидному здоровью этих редких, но драгоценных мгновений. Они приходят издалека, всё более обволакивая тело женщины, которое уже едва различимо. Страсть к жизни, твёрдая воля, неистовое усилие утопающего достичь берега, горькое разочарование маленькой девочки, у которой жизнь разбила игрушки, и тайная рана, о которой мы не будем здесь говорить. Милен Фармер - из тех, кого выделяет жизнь. Соприкасаясь с ней, часто испытываешь смешанное чувство счастливого удивления, быстро успокаивающегося опасения, плохо контролируемого желания - чувство, которое взгляд её карих глаз усиливает или успокаивает.

Тонкое и прямое тело, хрупкое, как стебелёк маргаритки, стройные ноги, гибкие руки, часто одетые в перчатки. Мускулы - лёгкие, упругие, созданные, чтобы подчинять, обнимать, и улыбка, неуловимо меняющаяся - то холодная китайская, то излучающая солнце и блеск моря - итак, улыбка, которая довершает этот портрет. У неё особенная, присущая только ей манера смотреть на живые существа, открывать их, не выказывая много любви и ещё меньше ненависти, чтобы разгадать характер, отношение, жест, слово.

Эта манера говорит достаточно много об удивительном сознании, силе и господстве, которые она употребляет, чтобы жить только страстью. Так поступает ночное животное, пряча чувствительные глаза от дневного света. Так поступает кошка, которая не знает ритуала, отказываясь от ласки руки. Ничего резкого, грубого, но её немое «нет» так красноречиво, её окончательный отказ принадлежать живому существу, которое не выбрано ею - высший и безвозвратный.

Если под словом «звезда» подразумевают тайну, секрет, окутанный туманом, дар, почти вызывающий в своей очевидности, но распространяющийся на многие вещи : способность сохранить немногих и верных друзей, старый и потёртый плюш, удовольствие от сочетания дорогого платья и украшения, не представляющего из себя ценности, которое лишь как талисман, - тогда Милен Фармер - «звезда».

Простодушная или весёлая, хмурая, суровая или грустная, никогда не позволяющая ни себе, ни другим обманывать себя, Милен соблазняет этой меланхоличной границей, такой особенной, немного серьёзной, которая угадывается на некоторых старинных портретах.

У неё есть всё, но ей хочется большего. Действительно, Милен - не от мира сего. Своей плавной и одновременно ритмичной походкой танцовщицы она движется, едва касаясь земли. Голова наклонена, подбородок почти касается плеча; она смотрит вдаль, выбирает точку, известную только ей, и закрывает глаза. Сказано лишь несколько слов; её рука касается другой руки, нежное пожатие, мимолётное, однако вполне реальное, и всегда удивляешься, что на твоих пальцах не осталось чуть-чуть серебряной пыли гранитного цвета, который мелькает иногда в её глазах. Вокруг неё шум нетерпеливой толпы. Она кажется встревоженной тем, что каждый из нас хочет заполучить её только для себя, ревнуя к другим её взгляды, слова, жесты. «Я люблю её больше, я понимаю её лучше. Они, они не знают, они не могут знать...»

Эта людская толпа не трогает её своим смятением, делая лишь тяжелее, но нужнее исключительную любовь её публики, которая благоговеет перед ней. Парадокс!

Милен Фармер родилась от тишины и ожидания.

Портрет с ретушью

17-я карта. Звезда. Идея вечного обновления после разрушения.

Вначале всего, абсолютно всего, было детство. Его невозможно ни убить, ни забыть, оно исподтишка заставляет услышать свои требования, топая, если это нужно, стуча ножками и ручками, выпуская коготки, барахтаясь, как бабочка весной, оно стучит в дверь и не просит, а кричит : «Не покидай меня! Меня, которое тебя никогда не покинет. Я хочу, чтобы ты была умной и верной, преданной мне, ведь это я сделало тебя задорной или серьёзной, сострадающей или разочарованной, но никогда не безразличной к судьбе ближнего, хотя твоё предпочтение и отдано природе, животным, чей маленький, мягкий и нежный животик успокаивает твою меланхолию и служит для тебя сильным наркотиком против смятения».

«Я требую тебя, ты слышишь? Этого достаточно, чтобы сковать твою волю к сопротивлению, чтобы покорить тебя и заставить замолчать, сдерживая слёзы, которые, казалось, уже высохли, капля за каплей в твоей памяти».

Милен Фармер родилась 12 сентября 1961 года в Монреале. Первые традиционные фото, представленные, кстати, в программке её шоу, показывают нам голого малыша, пышущего здоровьем, уверенно стоящего на ногах, пухлое тельце которого напоминает созревший персик. Ребёнок, который счастлив, что живёт, если бы не этот взгляд, оставшийся навсегда, в котором можно прочесть смутную тревогу, или, по меньшей мере, боязливое удивление ощущать себя просто живущим.

Милен Фармер родилась в Канаде, так как её отец - дорожный инженер - работал там на строительстве Маникаганской плотины в районе великих озёр. Первые впечатления Милен : «кленовый сироп, глупое, но довольно сладкое воспоминание! Глубокий густой снег, который покрывал всё; моя первая школа - школа святой Марселины, содержавшаяся монахинями; рыжая белка, спрятанная моими стараниями в бочку и маленькая лягушка. До восьми лет я практически не помню ничего другого; надо бы задаться вопросом «почему», но на него я не могу ответить». Когда она произносит эти слова, в её глазах возникает прошлое. Её взгляд кажется обещанием, что эта любопытная амнезия исчезнет со временем.

Но даже если Милен и не говорит всех этих слов, если её рука играет с колпачком ручки, её тело, помещённое в глубокое кресло, соединяется с помощью жестов с туманным миром детства. Сосредоточенная - глаза опущены, тонкие волосы легко спадают - она скрещивает ноги, застёгивает куртку, будто замёрзнув, вертит в руках зажигалку и безжалостно превращает бумажные салфетки в кружево палочкой для оливок. Итак, строительство плотины закончено, Милен и её семья возвращаются во Францию. «Это была настоящая травма, сильный и неизгладимый шок. Мои отношения с людьми были абсолютно разными. Канада - более закрытая страна, там чувствуешь себя как бы в зимней спячке, более защищённым, уверенным». Милен начинает конфликтовать с окружающими её людьми. «Очень рано я начала искать что-то иное. Сегодня я боязненно воспринимаю людей, которые могут причинить боль ребёнку. Моей личностной проблемой было то, что я никогда не принимала свою внешность; я думаю, что я себя ненавидела. Парадоксально то, что это чувство двигало меня вперёд. У меня иногда даже было тайное желание побить себя. Это неприятие собственной внешности и мои сомнения побуждали меня к действию. Я ненавидела школу, но при этом никогда не опаздывала! Как раз напротив! Школа открывалась в 8.30, в 7.30 я уже стояла перед закрытыми воротами. Я была одна, никого кругом, и это была моя манера поведения. Я всегда хотела опередить страдания. Слово «ничего» пугало меня больше , чем слово «боль». Болью мог быть и чей-то взгляд. Поэтому я часто говорила, что камера для меня - недруг». В 15 лет Милен стала человеком, который хочет говорить, привлекать внимание, но который не может ещё этого показать. «Я пыталась обманывать, врать, предпочитая области, в которых я надеялась, что смогу проще себя выразить».

«Чтобы что-то доказать моему отцу, который всегда хотел, чтобы я добилась успеха и расцвела», она выбрала верховую езду. Клуб Поршефонтэн, где Милен занималась верховой ездой и стала профессионалом, находился в Версале. Связь Милен с миром лошадей совершенно особенная. «Сидя верхом, чувствуешь себя могущественным, хотя, это, конечно, обман... В конце концов, это ведь животное! Но ты горд и свободен. Это здорово - быть с таким красивым и благородным животным. Для меня легче жить с животными. Это относится и к двум моим обезьянкам. Это необходимо для меня».

«После двух дней в выпускном классе, ни больше, ни меньше - меня просто отпустили». Вторая переходная ступень - театр! Милен посещает курсы Daniel Mesguich. «На этих курсах я пробыла 4 месяца, я была глубоко поражена развитой здесь искусственностью. Я видела только кривляния. Если для меня «играть» - значит уйти от действительности, если я нуждаюсь в моих персонажах, я могу играть только жизнь и в игре я могу использовать лишь себя. Актёр использует, по меньшей мере, 80 % своего тела и души. Есть один секрет алхимии: надо довести всё до предела и из насмешек и страхов можно создать таким образом нечто ценное и редкое. Мне было нужно что-то другое. Моё присутствие на этих курсах почти не было замечено. Главным было то, что я сама заботилась о себе. Мне кажется, что у меня просто жуткое самолюбие. Я была один на один с жизнью, но никогда не просила у своей семьи денег».

Для Милен началась неизбежная серия рекламных прослушиваний. «Жизнь ярко высвечивает сложные моменты, даже если некоторые мгновения должны быть быстро забыты. Предо мной, однако, не закрывали двери, и это очень важно». Этот «период блуждания» продлится с 18 до 21 года. «В это время у меня был другой преподаватель драматического искусства, о котором я храню замечательные воспоминания. У него была странная походка; для меня он был кем-то вроде духовного отца! Он очень рассчитывал на этот период моей жизни».

Милен сыграла роли: Селимены, Лукреции Борджиа, Эльвиры в «Дон Жуане», Фандо и Ли Д`Аррабаль. «Я никогда не знала, что думала моя семья обо всём этом, но они никогда не мешали мне. Когда придёт время, я поговорю об этом. Я поговорю с отцом и с матерью, но сейчас ещё слишком рано». Говоря эти слова, она вновь снимает колпачок ручки... Именно в это время Милен встречает Джерома Даана (Jerome Dahan). «Он обожал писать и сочинять; рядом с его большим чёрным пианино я провела долгие часы за пением и слушанием музыки». Именно Джером представит её Лорану Бутонна (Laurent Boutonnat). Вместе они и создали «Мама ошибается».

«Я отдавала тогда себе отчёт в том, что ещё не пришло время стать актрисой. Мне ещё нужно было пережить много всего, чтобы иметь возможность отдавать». «Давать» - cлово, часто употребляемое Милен. Давать больше, чем просто тексты песен. Писать в форме новеллы или романа. Милен мечтает об этом. «Книга - это фантазия; я очень этого хочу. Очень самолюбиво говорить так, не правда ли ? Но, я думаю, вы меня понимаете. Мне нужна помощь извне, почему нет ? Мне нужен человек, который проникся бы моими идеалами. Я думаю о Ланца дель Васто, который учит своего друга Люка Дитриха писать».

Когда затрагиваешь отношения Милен с её публикой, она признаётся, что её публика «возвышена, что она обладает реальной возможностью влиять на то, что я делаю. Она превращает моё отрицательное в положительное, она «понимает», и мне это приятно».

«Напротив, было удивительно трудно пережить моё турне. Ошеломляющие мгновения, ошеломляющие в прямом и переносном смысле и, без сомнения, очень личные, чтобы о них говорить». И вновь пауза. На сей раз продолжительная. Ведь все фразы Милен подчинены определённому ритму. С усердием хорошей школьницы она подбирает точные слова, пытаясь не предать то, что поёт в ней. Робкая улыбка, свидетельствующая о том, что Милен почти совсем не интересно говорить о себе. Вдруг она шепчет несколько слов, склоняет голову, касается губами моего плеча... Доверие...

Любви и смерти

Любить - значит 6-я карта. Влюблённый, плакать, признав себя помещённый между побеждённым. («Либертина») грехом и добродетелью.

Грустная песня наскучившей или умершей любви, окинутое тело женщины, короткие, но огненные и незабываемые моменты, любовь - в центре всего творчества Милен Фармер. Но она сталкивается с этим чувством в свой час и в своё удовольствие. Под этим мы подразумеваем то, что она выбирает и берёт больше, чем отдаёт. В этом нет ничего эгоистичного! Одиночество, которое с давних пор создаёт её собственный мир, предполагает этот смелый выбор.

Ключи от её царства ревностно хранятся и оберегаются. «Мне не нужен уединённый садик, который становится общественным местом. Моя личная жизнь принадлежит только мне и я не имею ни малейшего желания о ней говорить. Я предпочитаю писать тексты песен. Это очень сложно... Не так-то просто защитить себя».

Величественная месса тел составляет точную декорацию. «Я вновь открываю для себя историю, которая меня почти не интересовала в школе. Я обожаю костюмы 18-го века, я обожаю представлять себя в эту эпоху. Однако меня очень трогает и литература 19-го века, и поэзия этого времени». В «Либертине» она сыграла саму себя. Любовь предполагает долгое чередование взглядов, поз, недомолвок, отступлений и промедлений. Милен, прежде всего, сирена. Всем известно, какую судьбу готовят морские девушки своим ослабевшим жертвам! Но, может быть, не столь хорошо известно, что желание моряков никогда не ослабевает. Некоторые чудесные ночи стоят целой вечности, а моменты расставания отпечатывают в нашей плоти вкус другого человека. Частичка кожи, аромат волос, почти скрывающих плечи, улыбка, руки напрягаются и вновь безвольно падают, безумство во взгляде - все атрибуты любви представлены в философии удовольствия, колеблющейся между альковом и монастырём.

Прекрасно, как прекрасно твоё тело,
Что скользит по моей коже,
Тёплые, какие тёплые твои губы,
Что отвечают на мои слова...
(« На исходе ночи» )

Так ли уж всегда необходимо выбирать между Богом и Дьяволом ? Почему не сделать двойную попытку ? Ведь иногда дьявольская, едкая любовь тоже может быть неистовой силой. «Я люблю эротизм, это очень красиво, но я говорю «нет» сексу; я отметаю его. Я - романтик, неистовый и чувственный».

Ранив в голову английского капитана в «Либертине II», Милен разрезает себе руку. «То, что я делаю тебе, я делаю себе тоже; твоё страдание - это и моё страдание тоже; моё удовольствие - это твоё удовольствие. Пакт скреплён кровью. Я люблю кровь, алую кровь. Вокруг меня всегда много крови. Кровь - это символ. Иногда появляется желание писать собственной кровью. В конце концов, неправомочно говорить о крови, ведь это символ жизни, машина страстей. Это очень красивое вещество и очень красивый цвет, как пурпурный и чёрный; я люблю его силу. Страдание превращается в счастье. Но надо дорого платить, даже если это тяжело вынести. Эта цена - обещание долгих минут, когда удовлетворённые тела воспарят в невесомости. Страшные секреты скрыты здесь».

Любовь для Милен Фармер есть непрерывная череда обрядов. Это, пожалуй, ещё больший культ, чем генератор удовольствий. Когда предмет любви избран, он будет нести на себе особенную печать. Отмеченный навсегда, он, всё же, может быть покинут! Этот уход бросает вызов векам. Так, Тристана продолжает жить в памяти покинутого любовника.

Хлёсткая как оскорбление, ломая своё хрупкое и нежное тело, принимая формы плоти другого, Милен - Либертина готовится к любви как к величайшему произведению своей жизни. Нет другого выхода, как только любить безвозвратно, без уступок человеческой природе; в удовольствие, конечно, но и во имя чести. «У меня не получается говорить о любви словами счастья и безмятежности. Ведь я всегда в поисках идеала, которого не существует. Что не мешает мне умножать мгновения счастья. Как героиня «Дочери Райана», Давида Леана, я ищу идеал, который находится где-то вне жизни. Таким образом, очень быстро мы занимаем место на скамейке разочарованных, принесённых в жертву. Нет места предательству и всяческим низостям, и это исключительное чувство предохраняет и от повседневной скудности и банальности. Я хотела бы всё прожить за час, за один неистовый миг и не испытывать разрушительного действия времени на любовь. Может быть, это одна из моих фантазий - всё прожить быстро и сильно»! Но любовь - это и святая литургия. Отдавая лучшее от себя, заставляя другого становиться лучше, возвеличивая свою чистую душу, Либертина занимается любовью так, как другие убивают. «Занимаясь любовью, я познаю счастье и желание убить. Я умру в страхе и блаженстве». В кружевах, с волосами, стянутыми узкой чёрной лентой, тонкая рубашка облегчает высокую грудь, нежная перламутровая кожа угадывается под тканью - она готова.

Всё же она предпочитает покинуть того, для кого она вскоре станет не более, чем призраком, исчезнувшим в первых лучах зари. Искромётное воспоминание о том, кого не было, нет и не будет больше никогда.

Видишь эту чёрную вдову-
Ты любил её, бедный влюблённый,
Этим майским вечером.
Видишь эту даму в чёрном -

Пробил час,
Ты погибнешь этим майским вечером.
Видишь это чёрное полотно -
Это твой саван, Ты упокоишься этим майским вечером.
(«Чёрная вдова»)

Эти движения тел, этот палец, слегка касающийся хорошо знакомой и обожаемой кожи, украшен чёрным камнем. Это всегда присутствует в искусстве нравиться. Давать всегда самое лучшее от себя - такова очень личная философия всех героинь Милен, которые похожи на неё, как сёстры, как двойники, как отражения в зеркале. Это не случайность и не причуда режиссёра, что забавы двух «Либертин» приходятся на 18 век. Благословенные годы, когда удовольствие возведено в ранг искусства, когда философия делается в будуарах. Жестокие сказки, придуманные великими людьми того времени, отнюдь не для детей... Но, Боже, какое воображение, какие усилия, чтобы прогнать хоть на короткий миг скуку! Чтобы заставить человеческую природу превзойти себя, найти в опьянении временное облегчение от скуки жить, которая держит тело и душу как горестная оболочка. Тень божественного Маркиза де Сада улыбается из полутьмы. Быть может, он узнал в Либертине свою очень дальнюю родственницу ? Быть может, он мог бы оспорить у прекрасного английского капитана счастье, высшее в его глазах, иметь щёку, располосованную тонкой плетью Либертины ? Быть может, она не отказала бы ему в этой милости и в таком выражении ласки ? Донатэн де Сад вложил такое убеждение в свои речи!

Итак, надо ли, чтобы молодость проходила ? Надо ли связывать полную свободу в моменты распутства ? Тайные мгновения, когда целомудрие повержено. «Всем моим существом я иду к тебе»...(«Аллан»). Странный блеск зажигается в её ореховых глазах, и маленькое пламя вспыхивает как пожар. «Сегодня у меня ад в крови» («Старый козёл»). Всё указывает иногда на то, что Милен Фармер, или Либертина - это не всегда каменное существо!

Твоя Камасутра, ей уже сто лет,
Боже, как это старомодно,
Самое прекрасное - это любить с двух сторон.
Ты кричишь А!,О!, когда мои маленькие штанишки ,
не теряя мужества, спереди и сзади,
обнажают твои наваждения.
(«Только бы они были нежными»)

Любовь и чувственное удовольствие заставляют Милен посадить маленькую чёрную мушку, которая как восклицательный знак выделяет правую грудь, легонько подвести глаза, напудрить носик, накрасить губы помадой цвета спелого граната...

И напряжение возрастает, тела сплетаются, полные внезапного желания впиться друг в друга, бороться, чувствовать, что передаёшь другому собственное дыхание, любить, наконец, и затем снова смеяться над этим. Манера, которую Милен Фармер выбрала, чтобы представить знаменитую песню «Разденьте меня» - вызывающая демонстрация. Именно обнажённой она познаёт добродетель. Свободно целовать подрагивающие уголки губ, изгиб бровей, сильную точёную руку. Счастье - сделать своим запах бледной кожи, непослушные волосы, все чёрточки и глухую пульсацию крови. Спрятавшееся в темноте тело, опустошённое другим телом, которое она созерцает с вызовом и усталостью. Спи, Либертина, пусть твой сон больше не прервётся... «Малыш, ты спишь, а я жду рассвет» («Либертина»).

И любовь пьянит её, как немного хищный запах орхидеи. На свежем белье или под мокрой листвой, Либертина пригласит на танец своих кавалеров. Они почувствуют гибкие мускулы, утончённые ласки, короткое затишье и новое желание, которое вызывает маленький обнажённый фавн, улыбающийся в лунном свете.

Луна - целомудренная сообщница и неусыпный свидетель, который следит за тем, кто думает, что только что ухватил свою победу. Короткая жалоба срывается с сомкнутых губ, нежная молитва маленькой девочки, которая плачет. Этот момент и выбрала Милен, чтобы покинуть своего возлюбленного. «Если я снова чувствую сильную привязанность к мужчине, я отказываюсь от него совсем и знаю, что это значит. У меня появляется желание его кастрировать, царапать, причинять ему сильную боль, потому что знаю, что эта привязанность очень сильна и что я должна от неё отказаться». Ведь праздник недолог. И если Милен часто воспевает любовь, она сопровождается безнадёжностью.

От наших судеб
Рождается лишь одиночество,
Ты говоришь, что нужно время,
Что любовь - это не детская игра.
(«Такая я»)

Её вечная подруга - одиночество. Ведь Милен никогда ничего не сдерживает. Она не соблюдает ограничения, смеётся над проторёнными путями. Её неизведанная дорога ведёт её к окончательному предназначению; травинка во рту, но сердце в крови. Если любовь - это удовольствие в глазах Милен, она, прежде всего, - страдание. Милен Фармер говорит не только о себе, но и обо всех женщинах, которых она знает и нежно любит. В её творчестве много женских имён. Много героинь разочарованных, раненых и, в конце концов, всегда безнадёжно одиноких. И они умирают от боли любви. Часто присутствует тень самоубийства. Почему он повесился в Венском саду? Почему Хлоя оставила на краю фонтана тайну своей жизни? Секреты, очень хорошо скрытые, с которыми очень трудно жить; очень тяжёлое бремя для маленьких девочек, разочарованных тем или той, кто больше не отвечает на их шёпот. Царапины на сердце становятся ранами, которые разрывают нежную плоть. Можно умереть от одного грубого слова. Можно исчезнуть, раствориться перед безразличием. Тогда безумство их страстей проходит! Но безразличие... В трагический час смерти любви чувствуется эта странная боль, сначала ещё тихая. Затем горечь становится едкой, глаза больше не стыдятся плакать. И ничто больше не имеет значения : даже огненные переливы листьев осенью, которая наряжает деревья а золото; даже зелёное и капризное море, неустанно бьющееся о берег; даже сильное и влажное дыхание лошади, согревающее руку.

Одиночество

Я люблю одиночество. 18-я карта.

Чем более популярным человеком Луна. Символ одиночества. становишься, тем больше в него Человек лицом к лицу погружаешься. Надо привыкнуть со своей судьбой. к нему и приручить его. Милен Фармер

Конечно, надо привыкнуть к нему, ведь выбора практически нет! В опасный час утверждений, вопросов и сомнений, в час, когда свет постепенно рассеивается, когда тень сгущается, как туман, начинаешь понимать, что призрак проник в комнату. Он поднялся по лестнице, погладил остывшую постель, задел полную пепельницу, медленно опустил трубку молчащего телефона, и, наконец, завладел зеркалом. Он даёт лишь уверенность, уверенность долгого одиночества. Может быть, одиночества навсегда. Бред, липкое чувство, когда доходишь до того, что начинаешь прислушиваться к эху собственных шагов. Тогда вновь узнаёшь эти тайные звуки, приручённые долгой практикой; звуки, которые музыка одиночества дарит Милен, чей слух так тонок, чтобы их различать. Именно этим она питает свой разум, строит потихоньку творчество, которое становится святым. Милен Фармер живёт с одиночеством. «Я молюсь, чтобы ты пришло, моё изгнание...» («Такая я»). Милен считает одиночество своим верным спутником, своей требовательной, немного суровой подругой. Как маленькая змея, чьи кольца сдавливают горло, как маленькая травинка, которую кружит течением ручья - горьковатый вкус наполняет рот. Он течёт по венам, сдавливает виски и вызывает дрожь, которая заставляет искать плед или тёплое одеяло детства, то, в крупную клетку, которое так хорошо согревает.

Странный вкус смерти окутывает
Моё тело, пьянит мою душу до зари,
Странные сны считают мои ночи
Долгого путешествия,
Где ничто не живёт,
Странные видения покрывают мой лоб,
Всё кажется окутанным тьмой.

Аллан»)

Убежище, где, наконец, свернувшись как кошка, колени у подбородка, ждёшь рассвета. Глаза открыты, мозг работает, чувствителен к каждому шуму и к малейшему движению природы.

Литературные вкусы Милен? Эдгар Аллан По, Шарль Бодлер - люди, обезображенные, разбитые одиночеством. Но, в то же время, люди несгибаемые, гордые своим высоким предназначением, кричащие о своём существовании.

Чтение предполагает терпение, сосредоточенность, тишину, всё остальное исключается.

Это как сон. Удовольствие от запаха книги, от прекрасно выбранной фразы, удачного слова. Для Милен это радость маленькой девочки - с наслаждением погрузиться в мир, населённый странными существами, найти израненную любовь, неудавшиеся судьбы, очаровательных персонажей, кровь, написанную чёрными чернилами. «То, что создало целостность моего мира, оформило мои вкусы - это чтение. У меня страсть к фантастике: Эдгар По, конечно, но ещё Вилье де Лиль-Адам (Villiers de L’isle Adam) , «Поворот гайки» Генри Джеймса. Этот последний роман мне особенно понравился, он затрагивает детство. Нравятся стихи Эмилии Дикенсон, Сlloran и другие».

Неважно, что ногти иногда впиваются в кожу или что приходится стискивать зубы...

Ведь одиночество умеет быть и союзником. По меньшей мере, из-за особенной манеры Милен переживать её. Она находит необходимое расстояние, силу, чтобы проанализировать жизнь с настоящим ясновидением. Благодаря этому точно оценивается всё. Даже если смотришь на удаляющиеся лица любимых людей, черты и голос которых отпечатываются в памяти, чтобы стать лишь шёпотом сердца.

Если одиночество божественно, то это потому, что его требования ужасны, его культ предполагает силу, которую даёт самая чистая тишина, далёкая от суматохи и шума.

Все героини Милен Фармер одиноки и одиноки непоправимо. Либертина несёт одиночество, как другие горе. Люди, которых она любит, умирают, и лишь она одна уходит в ночь, оставляя позади себя свою магическую, но такую обычную для неё судьбу, сожаления, которые вскоре будут тревожить сны мужчин. Тристана - одна, хранима своим снежным ларцом, охраняемая от ранящего взгляда людей Бог знает какой тайной. Маленькая девочка мечтает быть мальчиком, прячась в стенном шкафу, уходя в свой собственный тайный мир, выстроенный лишь собственной волей, подкармливаемый своими собственными фантазиями.

Один в своём шкафу,
Глаза, обведённые чёрным,
Укрывшись от взглядов,
Я бросаю вызов случаю.
(«Без подделки»)

Особый, отгороженный мир, свободная земля, охраняемое королевство, пустынный остров, куда ни один неприятель не проникнет.

Хлоя одинока, «Хлоя - моя половина, этим утром покинула меня. Хлою приютила смерть».

Три женщины, три судьбы, три маленькие сестры Милен, которые приручили одиночество, сделав его поверенным в своих радостях и бедах. «Я прекрасно знаю, что ты лжёшь, но я так одинока сейчас» ( « Такая я»). «Оставьте меня одиночеству», - кажется, кричит Милен, - «оставьте меня жить для него и в нём, не пробуждайте меня от этого сна, который мне так приятен и также необходим, как и долгое молчание, как ощущение того, что я живу в нём, скрыта в нём, опустошена и почти счастлива».

Ведь хорошо знать одиночество - это привилегия. Как только забрезжит рассвет, Милен вновь угадывает существование этого целомудренного любовника. Одиночество устраивается жить, присваивает себе запах её духов, берёт на себя право распоряжаться ею и владеть всем, вплоть до болтовни двух маленьких обезьянок. Ведь они - нежный ритуал, продиктованный инстинктом или невообразимой преданностью, ведь они - целомудренные и любящие; их суровый, почти человеческий взгляд всегда просит нечто большего, чем лакомство. В её молодости, в её взгляде рыжей белки, предпочитающей цветные пейзажи, густые леса, где носком сапога можно взъерошить красно-золотой ковёр, одиночество отпечатывает свою картину, которая никогда не бывает чистой.

Одиночество укрепляет руку, которая пишет, побуждает к беспощадной и жестокой борьбе; ум оставляет на бумаге слова, которые освобождают, и желание писать становится для Милен Фармер богатством, которое даёт ей одиночество. «Желание писать было для меня лечением. Я открыла его, когда очень трудно переживала переход из подросткового возраста во взрослую жизнь. Я ощущаю это чувство как виолу. Писать - значит признаваться себе во многом. Мне иногда случается вычёркивать целые фразы. Я не чувствую ещё себя готовой раскрыть их».

В одиночестве как бы измеряешь себя. Его не избегают, если хорошо знают. А Милен ещё менее, чем кто-либо пытается избежать его. Ведь она так глубоко, так болезненно женственна. Отсюда такое волнующее исполнение роли Греты. Милен обречена, как и Грета Гарбо, на одиночество, на исчезновение и, несмотря на это, на незыблемое присутствие в живой памяти публики.

Всё пусто, тебя больше нет
Это моя жизнь, ты её потерял
(«Грета»)

Вдали от восторженной толпы, фанов, скандирующих её имя, полных залов молодых людей, танцующих вместе с ней, наэлектризованных её присутствием, существует другая Милен, преданная сосредоточению, тишине вечера и рождению дня.

В эти бесценные моменты в её взгляде иная просьба, чем разгадывание её образа «звезды» на страницах иллюстрированных журналов. Она жаждет ветра, солёной воды, яркого солнца, жгучего снега, розы, которая послушно готова умереть для неё и оставить на её руке свежий и немного влажный след.

Долгие часы

Время - жадный игрок, который 10-я карта. Колесо фортуны. всякий раз выигрывает честно. Идея длительности, Это - закон. действия, вечного во времени, Шарль Бодлер («Часы») астрологически связанная со знаком Девы.

Слушать уходящее время, иметь лишь этот уход, как единственную уверенность, погрузиться в себя, чтобы почерпнуть там минутное утешение, пусть и призрачное - таково чувство, которое, кажется, заставляет действовать Милен Фармер.

Хорошо знакомое чувство, которое всё время возвращается к ней, каждый градус которого она прекрасно чувствует, каждый его подземный виток, каждый его трагический пируэт: «Я очень боюсь этого ухода времени, я имею ввиду старение. Я очень боюсь физического разрушения».

Страдающая в своём творчестве, она лишь выражает себя в своих песнях.

Месса и реквием по падшему, заблудшему и искалеченному ангелу, который чувствует себя навеки одиноким сиротой. Какой забытый людьми рай Милен узнала и полюбила, чтобы всё время пытаться обрести его вновь?

Законы этого мира, этого потопленного материка не должны быть также жестоки, а сну и мечтам маленьких девочек не будет угрожать никакая опасность. Этот рай очень похож на детство. Время там - ловкий союзник. Там строят крепости, играют оловянными солдатиками, потому что их предпочитают куклам, рисуют сказочные сады, придуманных птиц. Всё спокойно, доверчиво, умиротворённо... Оттуда и решение, которое кажется бесповоротным, пакт, заключённый с самим собой «в стенном шкафу» - не взрослеть, не стареть, чтобы не умирать и не страдать. Изображение замерло. Моментальный фотоснимок взгляд маленькой девочки, которая наблюдает свою жизнь со стороны, не желая в ней участвовать. Только дети знают головокружение смерти. Только дети знают, чего стоит минута вечности, а Милен знает это даже лучше, чем другие. Она знает, что «жизни наплевать на это». Наконец, она знает, что, очевидно, эта игра подстроена заранее. «Я люблю детство, даже если оно меня беспокоит. Это верно, я неудачно вышла из детства. Что мне нравится в детях - это их жестокость. Только дети, как и любовники, чувствуют границы счастья. Я чувствую себя близкой им ещё и поэтому. Их прощают, так как считается, что дети невинны. Я так не считаю».

Но время идёт, воспоминания отпечатываются, как умирающая под солнцем река, и вдруг просыпаешься, ещё не вполне понимая, что стал, в одну такую короткую ночь, взрослым. Это - настоящее рождение человека. Этот великий поворот, как приговор, надо встретить лицом к лицу. Это - начало другой жизни. «Я думаю, что это - рана. Насилие - переход от детства к взрослой жизни, именно в этот момент мы открываем то, что у нас нет больше вечности, чтобы себя обманывать».

Так, «Часы» - поэма Шарля Бодлера, отрывок из «Цветов горя», великолепно положенная на музыку Лораном Бутонна, служит увертюрой к её шоу. В ярком свете появляется Милен, её руки безвольны, но она почти счастлива открыться бесконечности, погрузиться в неё и раствориться в ней. Тиканье часов возникает как шумы сцены, как окончательная фермата. Милен выбирает точный момент, чтобы нас покинуть, оставив несколько растерянными, но счастливыми тем, что мы смогли соединить биение наших сердец с её сердцем. Наши сердца наполнены этим миражом, этой живой мечтой и невозможно поверить, что Милен - земная женщина.

Время - её почти единственный любовник, который никогда её не обманывает и который всегда приходит на последнее свидание. Она считает его своим верным и благодарным другом. Но он очень жаден до неё, до её глаз, полных пляшущих огоньков, до её кожи цвета луны, до её сверкающих волос. Эта жадность, не превратилась ли она в угрозу ? Не ужасно ли быть его лёгкой и постоянной жертвой, подчиняться его желаниям, никогда не быть самой сильной, наконец, быть истерзанной душой и телом ?

На перекрёстке дорог, на повороте, среди тихого пейзажа вековой Путешественник уже ждёт своего часа и делает знак. Он появляется из глади зеркала, во взгляде друга, в голосе воспоминания, который делается всё настойчивее.

Именно время порождает смерть, смерть, которая неизменно приводит к окончательному краху. Смерть, которую люди напрасно пытаются понять. Смерть, которую проклинают и перед которой заискивают, которую ищут, как успокоение и от которой бегут, как от кошмара. Она присутствуют всегда. Она, конечно, стоит того, чтобы у неё консультироваться. Как, пожалуй, у некоторых ясновидцев, чей мутный взгляд охватывает далёкие горизонты и от которого мы ждём очень многого.

Ведь смерть знает всё заранее и никогда не обманывает. В чёрные часы судьбы, когда «глаза, полные страха», созерцают неумолимое, смерть занимает своё истинное место. Впрочем, покидала ли она его хоть на миг ? Мы повсюду видим её знаки: в смене времён года, во внезапной агонии птицы, в смерти дерева, в угасании страсти. Она довольно посмеялась над нашей напрасной борьбой, над нашими проходящими страхами, не так ли ? Слабость и колющий страх увлекают за собой человека, подавляют его энергию, крадут его последнее мужество, увлекают его в эту сарабанду, которая делает отверженными сильных мира сего. Ужасен немой крик, отлетающий от человеческого тела. Ужасен взгляд умирающего, ужасна неподвижность взгляда мертвеца.

«Без «прости» и «прощай» в это длинное путешествие, где ничто не живёт» («Аллан»). Смерть говорит «сейчас» и нож гильотины падает. Разрыв цикла, решение Парха (Parque), конец фильма, редко имеющего хэппи-энд. «Дай мне умереть». «Часы» Бодлера - это тоже отраженье смерти. Представьте этот режущий маятник, который отгоняет пространство и отмечает разрушение времени, потерю молодости, увядание кожи. Даже если вам говорят, что морщина от улыбки, в сущности, просто выразительность, это движение маятника неумолимо ведёт вас к последнему вздоху, который называется... смерть.

Эта последняя жестокость, эта безвозвратность судьбы, этот высший холод, который обнимает и разрушает. Милен изучает, доискивается изо всех сил, как ребёнок, который хочет всё видеть и знать. «Тема смерти меня всегда омрачала. Clloran говорил о себе: «Мне кажется, я -специалист в смерти».

Любовь в глазах Милен Фармер всегда усиливается от смерти. Если умирают от любви, смерть очищает эту любовь, делает её благороднее, связывает её с самым благородным из совершенств.

Вынужденные выбирать между жизнью и смертью, все женщины, воспетые Милен Фармер, выбирают смерть. В этом - человеческое существование. Только смерть освобождает, прощает, дарует это особое достоинство, которое принадлежит лишь тем, чьи слова стали всего лишь эхом, и кому вечный покой заменил слёзы. Агония Либертины, Хлои и Тристаны выше нашей цивилизации - порой такой презренной и рабской.

Именно во имя чистоты Милен Фармер созерцает смерть. «Чёрная вдова» олицетворяет эпоху барокко, где часто используемыми были цвета савана.

Видишь эту чёрную ткань - это твой саван
Ты упокоишься этим майским вечером.
Когда паук в долгом поцелуе
Упивается вашими надеждами, будет
Слишком поздно, всё слишком поздно...
(«Чёрная вдова»)

Самоубийство, последнее проявление выбора, явной свободы, которой требует человек в этот последний час. Итак, оно рассматривается, анализируется почти методически. Холодная чёрная верёвка может обвивать своими кольцами шею маленького человечка, который «больше не улыбается», и превратиться в две руки, сложенные в последней молитве.

Твоя голова наклоняется,
Чтобы увидеть меня,
Чёрная верёвка качается вдали
(«Венский сад»)

От этого созерцания рождается немного странное, почти хмельное чувство. Это как долгое ощупывание слепого, который видит только хрупкие меняющиеся отблески, оставляющие ему догадки о скрытом, но полном обещаний мире. Другой мир неосязаемой белизны, такой же белый, как и незапятнанное платье Тристаны. Этот молочный, чуть сероватый цвет, так часто присутствующий в видеофильмах, своей неподвижностью напоминает надгробные плиты. «Я чувствую одновременно страх и тягу к этому... Я не верю в жизнь после смерти, однако, я думаю, что в один «прекрасный» день мне захочется сказать себе «довольно». Милен Фармер сделала своей прекрасную мысль Микеланджело:

«Мне хочется жить от того, от чего другие умирают». Больше нечего добавить об одиночестве... Мучительный монолог одиночества...

Пройти по другую сторону зеркала, раствориться, исчезнуть в последнем поклоне - это ли не возбуждающий соблазн? «Смерть... Я вижу её появление как нечто пугающее. Неизведанный этап. Но эту незнакомку я представляю высокой и волшебной, она вновь возвращает нас к земным связям - к добру и злу». Смерть... Разве это не средство избежать захвата, цепей, пут; почувствовать себя глубоко женщиной, взять на себя свою судьбу, сознательно выбранную в тишине собора?

Именно в этой ежесекундной борьбе Милен берёт свою сдержанность. У времени она берёт свою силу; в этой жуткой рукопашной она продвигается вперёд с трудом, со слезами на глазах, но всегда выпрямившись.

Прекрасный урок мужества и твёрдости. Маленькое хрупкое тело скрывает бездну энергии. Милен укрощает время как лошадь, вставшую на дыбы; она летит на чёрных крыльях к своему конечному предназначению, которое заставляет её саму стать дополнительным козырем в осуществлении её желаний и импульсов, всего, что делает её, Милен Фармер, женщиной на все времена.

Однако, не будем слишком доверяться её внешней нежности, тонкости линий, очарованию взгляда. Милен умеет наносить судьбе удары в самое сердце, разрывать ногтями запреты, рычать, если это нужно, заявляя о своём существовании. «Во мне сила мужского характера, пропитанная женственностью». Иначе не было бы трёх её альбомов и шоу. Иначе отчего это бешенное желание жить, избежать горя и его медленной агонии? Иначе, в конце концов, зачем жить?

Все песни Милен говорят о времени, взывают к нему, как к божеству, украшают его самыми прекрасными словами. «Часы», «Такая я», «Тристана», «Либертина», «Хлоя»...

Медленной мелодией вальса или отрывистыми, нервными, резкими ритмами её нежный голос увлекает нас в сложный лабиринт, который с полным правом можно назвать жизнью.

Время, в глазах Милен, имеет только одного врага - воспоминания. Лишь они могут позволить ей оторваться от обыденности, избежать серой и гнусной реальности. И именно этот уход захватил и поглотил Тристану. Лицом к солнечному свету, который теряется в её сказочном королевском белом платье, с лёгкой улыбкой на устах, она покидает нас, уходя туда, где когти времени не смогут больше ничего сделать. Снег становится саваном и украшением. Умиротворённая, она скользит в молочно-белых облаках мысли. Последний кадр клипа показывает её в мечтах, играющей, как ребёнок, зарываясь в снег. Ребёнок, которым она стала, так сильно желав этого. Очаровательная картина вечной молодости. «Ты говоришь, что нужно время»,- шепчет она в «Такая я», - «чтобы оно изменило тебя до неузнаваемости». Время не сможет подчинить себе слишком нежную Тристану, умершую, пытаясь подчинить свою судьбу, будучи слишком красивой, слишком чистой, слишком женственной. Умершей, но оставшейся вечно живой в людской памяти.

В этот момент можно лишь констатировать поражение. Но это ещё не поражение Милен. Дорога, которую она выбрала - лучшая в мире.

Однако нельзя отрицать, что это непреодолимое влечение ко времени не было странным для этой молодой женщины, для которой жизнь должна бы быть лишь предостережением и обещанием. На окраине своего существования Милен Фармер сбивается с пути из-за этого таинственного наследства, иногда тяжёлого и горестного, которое она прячет в себе. На каком тайном празднике, на каком ночном шабаше Милен - сильфида побывала в те давние времена?

На какой северной земле, пахнущей туманом, мокрой землёй, продуваемой северными ветрами, услышала она слова, которые заставляют страдать? Кто передал ей, наконец, это знание, такое точное, как смех ребёнка, такое хрупкое, как роза, которая опадает и умирает от любви?

Оставить открытой рану и не давать ей затянуться - это ли не желание смаковать каждую секунду уходящей жизни? Хотелось бы верить, что жизнь - это ответ на жизнь, и что всё остальное лишнее и, в итоге, неважно.

Хотелось бы верить в чудо, но оно заставляет себя ждать. «Чувствовать себя в изгнании»

(«Такая я») - это праздновать боль жизни, нежную меланхолию, отдых, которого ждут, как милость, но который запаздывает, мешая беззаботности прикрыть одиночество. «Какую надежду можно питать, когда всё черно?» Очень горький вкус остаётся, остаётся, несмотря на натянутые улыбки, несмотря ни на что.

Когда последние аккорды музыки стихают и свет гаснет, маленькая смерть потерянного времени становится жуткой для маленьких девочек.

Песни в изображении

Если в наше время нельзя сохранить звук, который прочно не связан с изображением - значит наше ощущение музыки глубоко изменилось. Музыка стала изображением. Если с давних пор она способствовала успокоению, естественному желанию развлечься и помечтать, если она нам также необходима, как вода и свет, она сопровождается сейчас опорой - видеоклипом. Соединяясь с ним, она обогащается точно определённым и обдуманным сценарием. Клип, чаще всего, предполагает актёров, историю, или, по меньшей мере, связующую ниточку, которая подразумевает действующих лиц, декорации, костюмы, освещение, - всё, что включает в себя кинематограф.

Режиссёр-постановщик всех клипов Милен Фармер - Лоран Бутонна. По своей очевидности и к нашему счастью, Лоран обладает грацией и вдохновением эпохи «барокко», вдохновением самым лихорадочным, самым сильным, которое вспыхивает в арабесках, берёт у воды необычайную нервную силу её игр. Столько криков, столько тоски. Это - тайна стиля.

Темы, предпочитаемые Лораном и Милен, тесно объединены; это угадывается в едином желании дополнить себя, превзойти себя. Они оказываются единомышленниками в многочисленных, захватывающих, разнообразных съёмках, которые, кажется, пронизаны единым звуком, похожестью, одинаковым ходом мыслей, однако, никогда не впадая в излишества или в пошлое подражание. Воплощение их духовного мира происходит благодаря часто жестоким, сильным кадрам. Кадры, как бы исполосованные скальпелем, причиняют иногда боль. Так пишет художник! Краски, гневно брошенные на полотно, с помощью тайной алхимии складываются в пейзаж, перед которым человек признаёт своё бессилие...

Эти видения материализуются благодаря точному набору знаков, понятным только им двоим. Но они используют весь свой талант и огромную любовь, чтобы донести своё творчество до публики. Всё представлено, всё сказано, всё имеет своё значение. Нам можно не боясь проникнуть в этот воображаемый лабиринт, сверкающий молниями, чтобы видеть то, что называется удовольствием, сделать это всё своим, тайно унести с собой жесты, краски, слова и сохранить их навсегда.

Мама ошибается

Первый клип Лорана Бутонна для этой песни как бы выдвигает Милен Фармер.

Первый кадр: портрет Зигмунда Фрейда. Неопределённый намёк? Скорее подмигивание, Милен и Лоран умеют и пошутить!

Белая и лёгкая, Милен Фармер среди детей, окружённая сияющим ореолом. Звёздная ночь благоприятна для откровений.

Клип построен на крупных планах, беря ритм от их статического аспекта, текст песни появляется на экране.

1- Крупным планом глаза Милен, её губы, слёзы, блестящие как кристалл на щеках.

2- Бунт против мира, обезображенного несправедливостью.

3- Плакаты, которые несут дети; почему бы, в самом деле, не написать, что «Мама ошибается», она ведь этого не слышит!

4- Голова Милен лежит на тарелке, новый Сен-Жан-Батист с грустным взглядом.

5- Портрет З. Фрейда завершает цикл.

6- Клип - ремарка, тщательный разбор, который показывает настоящий талант автора.

7- Уход от многого.

Больше не взрослеть

В первых кадрах клипа «Больше не взрослеть» Милен Фармер появляется в своё любимое время года - самый конец осени, начало зимы.

Она идёт одна по пустынному кладбищу, одетая в чёрное, на руках красные перчатки, она катит детскую коляску. Боже, как прекрасен её жест на фоне падающих листьев, когда она, ёжась, застёгивает воротник пальто. Боже, как подчёркивают её ярко алые губы бледность её лица.

На повороте аллеи её взгляд привлекает один надгробный памятник. Чёрная плита носит её имя и название клипа. Погрузится в бездонное, бросить вызов законам времени. Лицо Милен не меняется. Ни ужаса, ни боли.

А потом перелом! Милен помещена в сердце полуразрушенного замка, где века произвели свои обычные разрушения. Канделябры, готическая мебель. Крупный план её окровавленной губы, её жуткого упорства, с которым она уничтожала свою куклу со светлыми волосами, с застывшей блаженной улыбкой. Как она смеет улыбаться, когда Милен плачет!

Рыча от гнева и отчаяния, Милен топит её в воде. Абсурдный поступок?

Крупный план: лицо Милен освещено слабым ореолом от пламени свечи, когда она на коленях и в слезах перед маленькой статуэткой Святой Девы молится о каком-то чуде.

Затем сон одолевает её. Почти опустошённая, она засыпает. Внезапно, в тишине чья-то рука приоткрывает дверь. Мужчина в чёрном со взглядом, как лезвие бритвы, подходит к ней. Внезапно он бросается на Милен. Кошмар? Она чувствует, что не даётся ему, и это становится настоящим насилием.

Очень тяжёлая сцена. В этом мире галлюцинаций, где чудеса становятся реальностью, статуэтка Девы оживает и от ужаса закрывает лицо руками.

Нечто похожее на мир Жана Кокто. Лоран Бутонна говорит, что он долгое время был на содержании у иезуитов, и все религиозные фантазии связаны, в основном, с миром детства.

«Я попытался использовать в этом клипе все эти наводящие ужас мелочи, как, например, фосфоресцирующая фигурка Девы, которая оживает, или появление карлиц». Вслушиваясь в слова, замечаешь, что в песне говорится о смерти, о детстве и о потере девственности.

Как бы из окон замка мы видим , как две карлицы, облачённые в монашеские одеяния, наблюдают за происходящим взглядом, полным упрёка. Милен на коленях. Её наказания начинаются- удары, нравоучения, слёзы! Она платит за первоначальную ошибку? Встретит ли она ещё раз так безбоязненно этот такой болезненный переход от юности к зрелости женщины? Она обрушивает на куклу удары мачете, отрубает ей руку. Она разрушает этого двойника, подвергает мучениям этого дерзкого в своём молчании свидетеля, который этим молчанием говорит ей о ней самой; ненавистный вездесущий свидетель заставляет её увидеть, кем она стала, сама того не желая, который её судит безжалостно вопреки ей самой, который похож на неё, как близнец.

Торопясь по неумолимой спирали времени, посреди этого окружения, моментами принимающего вид разрушенного остова, жуткая хореография тела, которое безвольно падает, разбивается, потихоньку покрывается как туманом паутиной, но эта паутина имеет странный отблеск савана. Время меняет её до неузнаваемости, делает дряблой её кожу, седыми волосы, делает из неё отталкивающую старуху, созерцающую в своём уничтожении белого голубя. Затем мы видим Милен вновь на кладбище, как если бы то, что она только что пережила, было лишь иллюзией.

Лёгким жестом она бросает букет на могилу и уходит. Взгромоздившись на крест и повернув голову, кукла бросает нам вызов. О, эта улыбка, эта улыбка бьёт наотмашь!

Либертина

Нужно следовать за Либертиной, привязаться к ней всей силой, ведь она - и жизнь, и смерть.

Посмотрим на неё, идущую по траве ранним утром, так тонко переданном Лораном Бутонна. Тиха природа, блестит, как доспехи, озеро. Природа вздрагивает, ощущая её присутствие, хрустит под её ногами мокрая от росы трава.

Холодный зелёный цвет мяты освежает её как бальзам. Свет неуловим. Она сомневается, топчется среди цветов. Жёлтые ещё не раскрылись, они нежно-голубые, почти сахарные, чуть-чуть розоватые. Свет разливается как разноцветный напиток, пьянящий и возбуждающий.

Либертина - это чары. Либертина - это колдовство. Нам уже ничего не остаётся, как только очень любить её, в лёгкой кружевной и такой ослепительно белой рубашке.

Лицо, белое, как мел, тонко подкрашены глаза, мы любим её, ведь она держит смерть кончиками пальцев. Что делает здесь это орудие дуэли - ядовитое, готовое ужалить, разбить вдребезги плоть? Кисть крепко сжимает оружие, рука поднята, как для контр-данса. Кто эти люди вокруг неё, одетые в чёрное, стоящие у опасливо вздрагивающих лошадей?

Рядом с ними женщина, на её лице тень тревоги, её взгляд, устремлённый на Либертину, полон ненасытной ненависти.

Напротив Либертины стоит мужчина с горящими от нетерпения глазами. Они напротив друг друга, разделённые коротким расстоянием, а в действительности, разделённые судьбой, несокрушимой фатальностью, которая заставила их схватиться в смертельном поединке. Либертина наклоняет голову, на её губах почти нежная улыбка - знак, на который мужчина отвечает звериной гримасой, содроганием хищника, намеревающегося разорвать свою жертву.

Выстрел! Ночная птица тяжело взлетает. Мужчина падает, его грудь в крови, которая, вытекая, убивает его. Милен Фармер - Либертина. «Для того, кто хочет моего поцелуя, я называюсь смертью...» Она бросает длинный пистолет - ненужное оружие, бежит к белой лошади и пускает её тройным галопом.

Страшный взгляд её соперницы, раздавленной горем и бессильной яростью, мрачная красота которой приняла черты Софи Теллье (Sophie Tellier) - замечательной актрисы. Вновь нежный и тёплый свет. Под сводами замка Феррьер дерзость и сладострастность касты, преданной исключительно удовольствию, нервному, напряжённому, чрезмерному. Любовные и картёжные игры, звон хрустальных бокалов. Бледные, напудренные маски, в глазах ядовитое безумие. Накрашенные, женственные мужчины с алыми губами. Под накрахмаленными кружевами угадываются пальцы в перстнях - всё, как в Великий Век. Та ли это молодая женщина, Либертина ли это, её ли мы видим обнажённой, освободившейся от своего мужского костюма, от своего застёгивающегося доверху жилета, от своих высоких сапог наездника? Обнажённая и беззаботная, она купается с двумя своими подругами. В какой крови омывается она? Для неё этот праздник с его беспорядком, столы из красного дерева, серебряные подсвечники, свечи, чьё пламя сияет, как в церкви. Её, только её этот высокий грациозный молодой человек, такой прекрасный в своём желании. Он смотрит на неё, ждёт, когда она захочет стать его. Не слишком сжимая её в объятиях, он снимает с неё рубашку, и внезапно она вновь предстаёт перед ним обнажённой. Но это она руководит им, снимая с него распятие Христа, чьи выступающие рёбра похожи на пальцы руки.

Либертина гладит волосы, обводит контур глаз, носа, рисует губы, она полна острого любопытства. Прекрасная, она мечтает о своём удовольствии, когда, обнажённая и томная, она как бы уносится в другой мир, и смятая любовная записка выпадает из её руки. О, прекрасная картина в кроваво-красных тонах, о, прекрасное тело!

Лёгкой походкой, куртка накинута на плечо, ворот рубашки расстёгнут, обнажая треугольник тела, Либертина вновь смешивается с толпой. Но её соперница узнаёт её. Маска ненависти! Она бросается на Либертину, тела сплетаются, кровь. Вновь быстрое исчезновение с любовником.

Бегство на белой лошади, засада, подстроенная той, которая не простила. Вспышки ружейных выстрелов.

Великолепные съёмки. Вставшая на дыбы лошад