Находившись еще в возрасте одиннадцати лет, я уже имела пристрастие к блестящим стеклянным вазочкам и брошкам, но в более зрелом возрасте эта любовь становилась более непредсказуемой и страстной.
Венецианскому стеклу я отдавала все свое время, горящие светом вещицы приводили меня в восторг и я понимала, что вскоре соберу всю коллекцию безделушек и может, отстрою целый дворец, переливающийся в лучах полуденного солнца….
Вскоре мой дорогой отец покинул меня, даже не попрощавшись, ушел из моей жизни…
За что я его ненавижу и не вижу в нем черты меня, только если вечные долги и страсть к алкоголю, качественному. Благодаря папе-виноделу я стала разбираться в сортах винограда и вообще более реалистично оценивала жизнь. Но меня не влекли размышления о жизни, да и зависимости от спиртного не было… Дикая страсть к Венецианскому стеклу.… Если продать все то стекло, что у меня было, я была бы самой богатой женщиной на улице Пенни-лейн.
Но деньги для меня не главное, ровно также не главное и уважение самовлюбленных людей, которые не видят ничего, кроме себя. Лицемерно скривив свою мордашку, я заработала их доверие и заняла деньги практически у каждого из моего круга.
Мне нужны были деньги….Много денег… Возвратить ту занятую сумму было бы не реально и это были лишь утопические, редко затрагивающие меня мысли начать здравую жизнь…. Потом зайдя в мою маленькую комнату- шкатулку, наполненную моим сокровенным сокровищем, я поняла, что мне скудная жизнь не нужна и я бы не смогла бы жить без всего этого блестящего и манящего своими искрами… Лишь сейчас я поняла, насколько я была глупа и наивна.
Утро было жестокое…Ветер дул западный, чувствовалось что-то колючее и злое. Сперва потребовались задолженные мной тысячи, потом мелочная тварь Катрин. Все те добрые лица, которые отдавали буквально безвозвратно свои деньги, оказались более могучими, слегка хладнокровными. Чувствовалось то их превосходство надо мной.
Мне пришлось унижаться и обещать высокие проценты, чтобы лица у них смягчились и расположились ко мне положительно. Чувствовалось некое сомнение, но переменив тему, способом лицемерия и умения льстить я выиграла еще полгода жизни без забот. Пришлось продать часть своего наследства и любимые часы мамы, которая ушла из жизни, когда мне было девять лет… Лишь в зрелом возрасте я узнала от старых сплетниц нашего бара истинную смерть моей мамы…
Смерть ее была не настолько благородна, насколько описывал ее отец. Неугомонный ее конь- Людвиг отказывался, чтобы на него садились посторонние люди, не считая моей матери. Успокаивая коня, она зацепилась своим шифоновым болотным шарфом за повозку. Неаккуратными движениями неугомонный посетитель пытался все-таки покорить этого жеребца… Резкие ржания Людвига повергли маму в ступор, и она схватившись за шарф, пыталась отцепиться от бешенного коня, в тоже время понимала безвыходность этого случая. После этого случая Людвига усыпили, что было тоже достаточно сложно…
Купив маленькую вазу, я отпраздновала это домашним вином из папиной коллекции... Истерическая радость вырвалась из моего чрева, и раздался страшный неугомонный смех, которого испугалась и услышала нечистость этого ржания даже я.
Прошло полгода, в животе чувствовалось шевеление бабочек, легкий адреналин охватывал меня. Мгновенные угрозы и оскорбления в мой адрес заставили плакать и скулить от несправедливости.
Стекло не стоит того, чтобы меня так унижали… Задыхаясь от нахлынувших слез я бежала домой. Хватаясь за встречные столбы и убивая себя всей своей намеренностью, я продолжала бежать, от чего у меня страдало в области печени. Вбежав в свой эгоистичный , переливающийся от непогасшего еще вечернего солнца мир,я начала крушит то самое дорогое, что накопилось за все двадцать семь лет моей убогой жизни. Ломая вазы, как буханки хлеба, я резала себе руки и рыдала…. Перебив все, без исключения, мне стало легче, но некая обида в сердце на саму себя не утихала. Сидя тихо, на измученных от ударов коленках я тихо плакала и улыбалась сквозь слезы…