Люди ко всему безразличны. Их нисколько не трогают слезы прохожих.
Сказав последнее на сегодня "пока", шагаю в полосу света, создаваемую машинными фарами.
Глоток ветра.
Свет позади и уже нет смысла сдерживать слезы.Только ветер, не спрашивая, приходит на помощь. Вытерает слезинки. Сушит их. Но он слабее обиды. Она отчаянее, и берет свое. ЕЕ слишком много. Не вижу дороги.
Сердце сжимается и трудно дышать. Жадно хватаю губами воздух и чувствую соль собственных слез.
Долгожданная опора.
В наушниках играет какой-то трек, но я не могу его понять.
Наощупь нахожу в сумке карандаш и ежедневник. Фонари слишком далеко от меня и моих мыслей. Шум города навязчив и неуместен. Хочется протянуть руку и нащупать регулятор громкости. Но его нет. Смиряюсь.
Карандаш пишет что-то по белым листам. Строчки находят одна на другую оттого что дрожат руки и свет фонарей почти безразличен ко мне. Вырываю листы. Пару минут с остервенением рву на мелкие кусочки то, что написано. И понимаю наконец, что я в безопасности - на расстоянии 200 метров ни души, и фонарный свет почти не достает до моего вакуума.
Плачу. Навзрыд. А город будто добовляет в каждый всхлип свою насмешку. Будто упрекает за доверчивость.
Опустошена и заплакана.
Тащусь навстречу недружелюбным прохожим.
Мои мокрые глаза скрывает вечер. Да собственно никому и нет до них дела.
Подъезд. Перед дверью в квартиру вытираю со щек дорожки от соленой воды. Надеваю усталую улыбку...

- Привет. Как работа?
- Все хорошо, мама...