В ночном полумраке, в субботней Москве

Красивые мальчики, свежим парфюмом,

Одевая рубашки, предвещают себе

Свершение плана, что стерильно продуман.

Опасные девушки в свете зеркал,

Натянув смехотворно короткие юбки,

Убеждаются в том, что их красота

Пораждает благие, святые поступки.

В этом сброде чужого, дешевого дна,

Огибая метро, не боясь переходов,

Музыкант направлялся сквозь оводы сна,

Продавать свою Музу к обеду отходов

Обществ сильных по нравам сдешних времен.

В ресторане смакуя креветки под соусом,

Они заедеют все списком имен

Отрешенных,  чихая от пыли под носом.

И этот нечесанный полувожак,

Музыкант с голубыми глазами и совестью,

Обязан напялить их узенький фрак

И щетину прикрыть своей собственной вольностью.

И куда же тогда девалась Она?

Та, что прежде всегда являлась опорою?

Неужели и ей, на полости дна,

Нашли не людскую дешевую сторону?

Или, может, сама она убежала?

От мирской нищеты и незванных гостей.

Неуспев ощутить, уже потеряла

Мир безумных, но все же красивых Идей.

И никто ей не бог, не судима всевышними.

Не виновна с желанием жить в чистоте.

Только та чистота сверкает до лишнего,

Голым золотом блещет в людской наготе.

И теперь он один, в полумраке неведомом.

Закрывая глаза, но пытаясь лететь.

Он, струнам гитары ребячески преданный,

Обрячен о святых всякой падали петь.