И за что мне вся эта слякоть,

Шумный гул и туман кабака.

Здесь и дети не станут плакать,

Это мертвая, злая Москва.

 

Это серый бульварный говор,

Раздающийся по углам.

Это старость, ставшая новой,

И битая жизнь пополам.

 

Это красные губы женщин,

Зацелованных кем-то "никем".

И оставшийся будто вечным

Юный лодырь, "король богем".

 

Я не знала, следы оставляла

На белом светлом снегу,

А потом, испугавшись, стирала.

Да стереть до сих пор не могу.

 

Это страшно, ужасно страшно -

В юном возрасте видть грех.

Но, наверное, все же ужасней

Не знать грозовых помех.

 

Нас учили, мы сами учились.

Неизвесно, чему и как.

Кому верить? И где нас носило?

Столько времени в свете -  мрак.

 

Осуждаем мы этот город,

И боимся его оков.

Но не тянет никто на снова,

Не торопит приезд поездов.

 

Мы сами, как мелкие птички,

Возвращаемся в этот сад.

И выходит на смену им хищник,

Заменив райский мир на ад.