Настроение сейчас - По-светлому грустно

…А ночами она заново писала свою жизнь, как будто писала новую песню, с другими скримами и другими планетами людей, растворяя свой плаксиво-смешливо-уверенно-глупо-детско-взрослый голос в децибелах тяжёлой музыки, она рвала свои ошибки и предубеждения, будто бы рвала голосовые связки, она слишком хотела зажить по-другому и совсем не по-старому. Она мирилась со сложившимися обстоятельствами, смеялась и настраивала себя на хорошее, глотала мрачные мысли, как кровь, её лёгкие начинали задыхаться, её начинало тошнить от собственной замороченности и отсутствия желания спать в то время, когда это положено всем нормальным людям. Она никогда не верила в любовь и верила в 70 процентов расчёта в жизни 90 процентов планеты Земля, она чётко видела свою цель в жизни, но не хотела делать ничего, чтобы её достичь. Сегодня ночью. Она ненавидела себя за то, что она мало думает перед любыми решенями, открытые раны на сердце и кровоточащие от перенапряжения мысли она заливала алкоголем, надевая новую маску жзнерадостной девочки. А просыпаясь случайно в шесть утра она шла на балкон встречать рассвет нового дня, рассматривать первых дворников и неизменно находить что-то особенное в новом дне, подаренным ей жизнью, находить какие-либо знаки, которые будут самыми добрыми и не принесут ничего больного. Она мечтала о гармонии и спокойствии, о хорошем жизненном течении, по котрому она будет плыть и не заболевать на слудущий день. Как это случилось с ней сегодня. Почему? Она просто простыла. Застваляя себя не думать о собственных ошибках, она грызла лёд своей души, задыхалась в собсвтенном кашле и просто отворачивалась от все, кто смел войти в её комнату, будто она отворачивалась и отрекалась от собствнной жизни. Она боялась самой себя, что когда-нибудь произойдёт не маленький, а громандный срыв, что это приведёт к какой-то невообразимой катастрофе снаружи, и уже не выдержат её лёгкиепеченьсердце, и вязкая жидкость внутри лёгких, как она один раз увидела это на страшном снимке очень дорогого ей челоевка, вырастет до гигантских немыслимых размеров… Как плакала она тогда, как жалела его… А он выкарабкался. Он пережил. И ей стало легче… Но отступ от главной мысли в прошлое не имеет првиилегии перекрыть настоящее, и снова, снова он, это чёртов идеал… Как долго она его ждёт, как нежно она его лелеет… Как мило, наверное, она ошибается… Она ведь так боится забыть про него, случайно выпустить мельчайших штрих портета его лица, просто не поделать ему споконой ночи, как она это делает уже несколкьо месяцев Джареду Лето, нкуда не уходящему со стены, что напротив её кровати. Она боялась не жить, потмоу что кто-то обязательно пропадёт без неё, кто-то останется без её тепла или никогда не смоежт её поцеловать. Если бы её не было… Она подумала об этом и улыбнулась своей ровной улыбкой, глянула на рассвет нового дня и глотнула оередную кружку кофе со сливками, которые она когда-то ненавидела. Она чувствовала себя безумной, она понимала, что нужно, нужно писать статьи и решать ЦТ, но именно сейчас ей хотелось жить неправильно и послыать все системы, смеяться над этими серыми людьми с одинаковыми пристрастиями и ничтожными желаниями. Она хотела попасть в фильм «Влюбись в меня, если смодешь», можно даже совсем ненадолго, а всего лишь на какой-нибудь малюсенький безумный эпизод… Она так люби[ла] этот фильм, так искренне переживала за героев… Так равнодушно пошла звать заляву на экзамен по математике, т.к. до его начала в ту ночь оставалось каких-то пять-шесть часов… А она сдала… На отлично… Она совсем разучилась спать и привыкла к боли в горле, она нашла в жизни новый допинг – смотреть в потолок неба и просверливать дыры. Так она перестала бояться темноты, и даже пожружилась с ней. Много новых фраз и незаконченных суждений стало приходить в её голову в темноте, она стла смеяться над своей прожитой жизнью и перестала гадать о будущем. Встречаясь с новыми и новыми парнями, она не сдерживала слов и собственной гордости, ссорилась, пылила, злилась, теряла, находила… А потом вдыхала новую дорожку снега в этом странном лете и жила дальше… Читатели её дневников жалели её, гости её анкет влюбялись в её фотографии, выпрашивали телефон, назначали встречи и сыпали комментраиями, а она, как неияссякаемая природная порода, всё продолжала писать о новой и новой жизненной боли, которая сквозила в каждом её движении, исковерканном и порезанном в приступе истерики пальцами. Она забывала и забивала, недопонимала и прощалась, обнаруживала за окном зелёное лето, хотя могла утверждать с пылкой уверенностью, что ещё вчера просыпалась в зиме и холодном страхе, видя разбитого жизнью на окне снегиря. Она знала, что что-то она всё-таки потреяла, она вспомниала этот злосчастный день и каждый хлой знак, который хотел оставить её дома и спрятать злую судьбу. Она не хотела быть суеверной и никогда не знала что она любит больше – огромную охапку ромашек или семнадцать алых роз, когда ей лучше стричь чёлку и кто всё-таки знает, какой вкус у её слёз. В каждом новому дне её летней целлофановой жизни она видела новых и новых людей, забывала их имена и превращала своё состаяние в липкую жижу растаявшего крем-брюле, сладкого-сладкого и ленивого-ленивого, явно недовольную невесть откуда попавшем в неё слоем пыли формалина… Она ждала исполнения её главной мечты – чуда, а на самом деле, маленького подвига, освершённого только_ради_неё. Она уже представляла себе, кто бы мог осврешить этот подвиг, она неизменно ждала этого… Просматривала страницы альбома её ошибок и смотрела своими ледяными глзами куда мимо него, отстранившись от реальности или хотя бы от этого места. Оставалось только увидеть ненужных людей, расстроиться, начать думать не то, что стоит и сбить всю эту глупую романтику, взявшуся невесть откуда и невесть зачем. Каждый день она зачёркивала число в каледнадре – ещё двадцатьчетрые часа бессмысленного поглощения кислорода, неизменно приближаясь к окончанию лета, к расставанию, к последнему году учёбы в школе, к новй жизни… В которой она всё равно ничего не забудет и будет по-прежнему мечтать…