Прошло уже две недли, как выпал первый снег. Теперь за окном бушевали бури, метели и один раз даже град был. Грозные кирпичные стены "Санпри" охраняли преступников от непогоды, или весь остальной мир от преступниковω Именно это сейчас в библиотеке обсуждали три чесловека с серьёзным видом, которых мы видели на улице, резвящимися, как дети. Куда делась вся детскость и откуда появилась вся серьёзность в их глазах, мимике, разговорахω

Каждый сидел по разному вокруг небольшого круглого столика между двумя рядами книг. На столе тоже лежали книги, совершенно разные по содержанию, которое никак не было связано с темой разговора, который они вели. Один из них сидел очень вольяжно: руки за головой, а ноги закинуты на стол. Он смотрел на потолок и издавал редкие короткие реплики, практически не учавствуя в разговоре. На нём была старая и помятая форма неопозноваемой принадлежности из-за поношенности. места крепления погон были разорваны, полоска с фамилией оторвана, а два самых чистых пятна на форме говорили об отобранных медалях.

Всё в виде этого человека говорило о его военном происхождении, даже его немногочисленные действия, но мало кто знал, что это за человек. Обычно военных сравнивают с машиной, где каждый солдат - винтик, но у этой машины всё могло работать даже при отсутвии винтиков. Смотря на военых мы редко кого можем ззапомнить, особенно, когда их много. Отличительные черты как усы и бороды, а затем и очки постепено исчезли, все стали похожи на набор оловянных солдатиков, но смотря именно на этого военного, мы его запоминаем. Дело не только в том, что он слишкмо сильно следует военным уставам, дело в некой манящей силе, которая от него исходит, особеннно когда он не занят военными делами.

Роджер Страйк происходил издревнего рода вояк. Он всегда говорил: "Мой отец был военным, мой дед был военным и мой прапрадед был военным, только Адам не был военным в моей родословне". Но нельзя сказать, что его это дело увлекало. Он был скорее политик, он думал об одном, а приходилось вообще не думать. Он не был особенно способным физичеки - низкий рост, слабые ноги, едиснтвеннное полезное применение - это тактика и организация снабжения, которыми он и занимался всю свою жизнь. Ему 42 года, на лице написано больше, а в душе он всё ещё молод, но это ничто перед казнью. За что же казнят егоω

Он не убийца, не вор, ни душегуб, не террорист. Даже если бы он таким был, его должны были приговорить в военном суде и ратсрелять, а не держать в цивильном "Санпри". Виной стала всё та же политика. Его часть, а он был полковником и имел в подчинении относительно крупные силы, должна была быть переведена в Ирак, что никак не поддержал Страйк и большая часть его подчинёных. Они начали востание, которое однако не продолжалось кровопролитием, или захватом власти, а всего лишь означало не подчинение. Но этого было достаточно, чтобы устроить грандиозную операцию по разоружению части, аресту полковника и обвинение в терроризме, государственной измене и даже педофилии. Дело было исключительно показательным для противников введения войск в Ирак, это было обвинением всех, кто был против. И конечно здесь не обошлось без предателя, иначе и не было бы сомнительного обвинения в педофилии.

После ареста, показательного суда и вынесения приговора - Роджер был отправлен в военную тюрьму, которую одако вскоре прикрыли, затем переведён в колонию строго режима и от туда за хорошее поведение переведён в "Санприм", так как в колонии отсутсвовало электричество. Его чатсь переформировали, ещё несоклько нижних чинов были арестованы и заключены на несколько лет в тюрьмы, а остальные под командованием "предателя" - личного секретаря и помошника полковника Страйка, отправились в Ирак, где понесли огромные потери из-за слабой защиты перелётов солдат.

Он сидит в "Санпри" самое короткое время, ввиду скорости необходимости его казни. но и за это время он смог внести в небольшой клуб из 4 человек существенное изменение, именно он вывел людей из обстановки упадка настроения за два месяца пребывания здесь, он первый начал шутить и делать всякие разные глуппости, которых он никогда не совершал в жизни, причём делал их так виртуозно, что казалось в каждой случайой комической ситуации он разработал огромнейший план, хотя в действительности всё происходило случайно и на интуитивном уровне.

Бывало, возьмёт он скучную книжку, начнёт читать, а затем с криком "О ужас" выкинет её в кого-нибудь, так что другому придётся ответить и после этого часть библиотеки погружалась в хаос. Охраникам было совершенно всё равно, они лишь следили за тем, чтоб никого не убили, но максимум что могли сделать эти люди - это пошалить. Наказание было как всегда логичное - уборка и востановление библиотеки, которое занимало дня два три. Но сегодня они этого не устраивали, поскольку вдоём щавтра убирать библиотеку не хотелось - заняло бы слишком много времени, втроём уже было тяжелее, молодой Курт быстро вспомнал все буквы алфавита и раставлял книги.

За заключёнными пришли около 9 вечера. Роджеру тоже не было особенно во что одеваться. В отличии от Курта, у него арест прошёл не гладко и его тело с формой прошли через не одни кулаки и сапоги. Он был в том же порваном грязном мундире с помятыми штанами и крепкими ботинками без шнурков, их ещё в колонии отобрали. Там же отобрали и многое другое. Казалось, что там отберут всё - лишат зрения, слуха, голоса. Заключенные делали что хотели при равнодушном согласии охраны, но оно не сломило радостный дух человека и в конченом счёте смогло лишь отобрать какие-то внешние признаки, которые бы его отличали от остальных. В колонии он даже символично лишился фамилии а затем и имени, он стал "Поперосом" и сохранрил свою кличку и в "Санприме". 

И снова актовый зал. Высокие, грязные, жёлтые стены, окна с решётками и мутным стеклом, заплёванный пол, раскладные стульчики для зрителей казни, которых сегодня было совсем не много: судья, следователи, адвокат и предатель, а так же псевдородственики, псевдоизносилованных детей, которых никогда не существовало в этом мире. Откудаже это несправедливое обвинениеω Понято, что без него, полковник получил бы пожизненое, а то и меньше срок, но надо было избавиться, или хотя бы пропустить через колонию строгого режима. а где были доказательстваω

Полковник имел странную привычку - рисовать. Казалось бы, что странногоω Но он рисовал много, слишком много. И ещё больше рисунков он посвещал тому, что у него никогда не было и не будет - жена, дети, дом. А когда он напивался, то рисовал непристойности, казалось в рисунках он отражал внутрений мир. А рисовка была настолько хороша, что все люди в карандашном исполнении казались живыми и двигающимеся, их было легко опознать, хотя они никогда не имели "природного" аналога. Полковник за всю жизнь видел в живую только одну женщину - его мать, остальное были служба, тренировки и прочее, но этого нельзя было доказать, этому никто не верил, так как обычно человек, не смотря на все запреты, начинает действовать сам. Но Роджер был настолько исполнительным, что ничего не нарушал, а это не входит в правовую сферу общества, там человек либо вменяем, либо нет; человек либо дееспособен, либо нет - других категорий не существует...

- Я хочу небольшой домик возле озера, красивую любящую жену и три ребёнка.- ответил Роджер на поставленный ему вопрос.

- Лжец... Душегуб... Убийца...- С театралльнрой красотой выкрикивала одна из "матерей", хотя зачем это было нужно, если человек уже сидел на стуле, если его запястья были мокры, как и голеностоп, когда на голове была маска без отверстий,  а поверх неё железный обручω...

Тело перестало дёргаться и театральность кончилась. Все зрители ушли с каменными лицами, их совершенно не волновало, что сейчас погиб человек на их глазах, что он был убит по их приговору, ведь он встал на пути центральной линии политики. Человек ничто,10 человек тоже ничто, даже сотни могут лечь под танк политиков, и танк не свернёт с пути, не важно какого - праведного, обаготительного или истиного. Полковник об этом знал. Он всегда это говорил. Он всегда этому противостоял, но не выстоял и попал под танк. Нет, он не был крайним индивидуалистом, он не был коммунистом, он в целом был аполитичен, но всё ранво рассуждал о политике и давал не сколько оценку, сколько обективное суждение тем, или иным явлениям. На его словах, один из солдатов выро и смог сделать из своей страны - достойную страну, но гораздо позже и не вспоминая своего "учителя".