Леха доди ликрат кала
Пеней шабат некабела
Леха доди ликрат кала
Пеней шабат некабела…
С Царицей Субботой мы на ножах – с незапамятных времён.
Как истинная царица, она хочет от подданных не унылого, формального исполнения обязанностей. Она жаждет поклонения и обожания. Она алчет вина и свеч. Она ждёт гимнов и восхвалений. Она требует любви – всенародной и личной. Она ревнива до дрожи, и бьёт посуду, когда смеют думать не о ней.
Я – тихий кухонный диссидент. У меня маленькая сморщенная фига в кармане, пятый пункт на морде, и вечный анкетный набор: «не привлекался… не состоял… не замечен…»
И абсолютно отсутствуют верноподданнические чувства.
Ликрат шабат леху ве нельха
Ки и макор а браха
Мирош ми кедем нэсуха…
Она видит меня насквозь – эта старая коронованная чекистка, давно разменявшая шестое тысячелетие. И ей обидно до боли . Она жаждет репрессий и расстрелов, которые, несомненно, спасут родину.
Мстит она тем единственным способом, который ей доступен. Каждый седьмой день она вливает отраву в сон, превращая его в липкую муть, которая тянется бесконечно, и от которой я просыпаюсь ещё более усталым. Светит в глаза лампой из под закрытых век – здесь это вам не тут, гражданин, расслабляется будете в другом месте! Выхожу на улицу проветрится – и маршрут по мимо воли приобретает неповторимую траекторию тюремной прогулки.
Иторери иторерери
Ки ба орэх, куми ури
Ури ури, шир дабэри…
Она может достать в любой другой день недели. достаточно позволить себе присесть отдохнуть – и ты в её власти: налево понедельник, направо понедельник, а вот рядом – сплошная суббота. Попытка отдохнуть лишь выжимает из тела остатки сил. Мозги обращаются в манную кашу. Пища из топлива обращается в балласт.
Царица стоит за спиной. Черт её лица не разобрать – только написанное на нём выражение «Так не доставайся же ты никому!»
Я – тихий кухонный диссидент. Но иногда руки так и тянутся прикрутить капсюль к бомбе. По возможности – К атомной.
Леха доди ликрат кала
Пеней шабат некабела
Леха доди ликрат кала
Пеней шабат некабела…