Пришла зима. И медленные листья,
одетые в молчание и злато,
диктуют мне блистательные строки.

Я — снежная тетрадь,
широкая ладонь или поляна,
застывшая округа,
безмолвное угодье зимней стужи.

Огромный мир шумел своей листвою,
пшеничные созвездья полыхали
в ночи, как алые цветы ожогов,
затем настала осень, и вино
свои на небе начертало знаки:
всё кануло, движенье небосвода
перевернуло чашу лета,
и кочевые облака померкли.

Я буду ждать на траурном балконе,
среди плющей, как бы в далёком детстве,
когда земля свои расправит крылья
над обезлюдевшей моей любовью.
Я знал, что розе суждено упасть,
что нежность персика недолговечна,
но возродится косточка его:
я охмелел, пригубив эту чашу,
и море стало мне мрачнее ночи,
когда румянец обратился в пепел.

Земля лежит сегодня
в спокойном сне, забыв свои вопросы,
расправив шкуру своего молчанья.

Я возвращаюсь к жизни,
завёрнутый в холодный плащ дождя,
в далёкий смутный гул колоколов:
я задолжал безжизненной земле
моих ростков свободу.

(1973)
Пабло Неруда