В странной мутной темноватой бутылке непонятного происхождения на дне плескался кайф.
Каждый божий день этот кайф опускал одного человека на дно смысла и проводил по всем лабиринтам бытия неадеквата, выводя к жестокой реальности на выходе. Существовала малая вероятность того, что он никогда не найдёт выхода и его летаргическая жизнь перестанет насаждать его родственникам. С каждым днём эта возможность возрастала, и ему всё сложнее было найти выход. Странная тяжесть в голове постоянно говорила бы ему что-то, если бы он хотя бы что-то слушал. Каждый раз, промокая платок в мескалине и поднося его к воздухопроводящим путям организма, он ощущал, что его затылок и шею сжимает великими божественными клещами, которых он боялся и к которым испытывал странное благоговение. Казалось, что скоро они раздавят его голову, однажды он даже почувствовал как лопается кожа и по шее течёт что-то тёплое, на этом месте он потом заметил странные покраснения. Через некоторое время после приобретения данной жидкости, его движения поменялись качественно, они стали резкими и неуправляемыми, пальцы его не разгибались, а суставы разбухли. Что-то странное происходило с ним, ему казалось, что он трансформируется во что-то новое. Он даже находил в этом особое наслаждение и вывел теорию, которую назвал «философией небытия». Он говорил, что в небытиё мы отходим все по-разному и там дальше живём в других обличиях так, как не жили здесь, новая форма диктует новые условия. Однажды он просто не проснулся, его летаргическая жизнь перешла в летаргический сон и тот в смерть, возможно тоже в летаргическую. Смерть не оправдала его надежд, и последняя капля мескалина из разбитой бутылки, никому не несущая кайфа, бессмысленно растворялась в воздухе…