[300x439]
Когда в КИСе впервые появились щенки 'собаки Лоренца', мы по своей серости,
если что и слышали о Конраде Лоренце, то только его имя.
Теперь, уже много лет, мы следуем вслед за этим замечательным человеком, хотя, конечно, смерть Макико-сан стала для нас неожиданным и страшным ударом.
Вот что однажды сказал австрийский зооэтолог:
« … Тита умерла. Но её призрак следует за мной, втягивая ноздрями воздух. Я позаботился об этом, свято выполняя не совсем обычный план.
Когда я лишился Титы, мне было ясно, что её место займёт другая собака, а потому, стыдясь своего непостоянства, я поклялся её памятью, что с этих пор меня по жизни будут сопровождать только потомки Титы. Человек по очевидным биологическим причинам не может сохранить пожизненную верность одной собаке, но он может остаться верным её породе.
На размышления о смерти и бессмертии меня наводит бесхитростная личность моей Сюзи, подавляющее большинство предков которой я знал очень близко, так как нам постоянно приходилось практиковать определённую допустимую степень инбридинга.
У животных наследственные стороны характера гораздо меньше, чем у человека, маскируются благоприобретёнными, а потому их умершие предки оживают в них более явно, наклонности проявляются гораздо чётче
Когда я лицемерно уверяю оторвавшего меня от работы гостя, что очень рад его видеть, а Сюзи, ничуть не обманутая моими словами, сердито рычит и лает на него (когда она станет старше, то начнёт его легонько покусывать), она не только демонстрирует необыкновенное умение читать мои тайные мысли – наследие Титы, – но она и есть Тита, живое воплощение Титы!
Когда на лугу она охотится на мышей и проделывает сложные прыжки мышкующих хищников, демонстрируя ту же страсть к этому занятию, что и Пиги, ее бабка чау-чау, она и есть Пиги.
Когда, обучаясь команде «Лежать!», она прибегает к тем же прозрачным предлогам, чтобы вскочить, какие одиннадцать лет назад изобретала её прабабка Стаси, и когда, подобно Стаси, она восторженно валяется в каждой луже, а затем, с ног до головы в грязи, спокойненько входит в дом, тогда она и есть Стаси, воскресшая Стаси.
А когда она следует за мной по тихим приречным тропам, по пыльным дорогам или городским улицам, напрягая все свои чувства, чтобы не потерять меня, тогда она становится олицетворением всех собак, которые со времен первого прирученного шакала следовали за своими хозяевами, – чудесным итогом любви и верности».
Конрад Лоренц. "Верность и смерть"