Её жизнь принесла ей мучения, трудности и боль. Она ушла из жизни, мучаясь болью. Её жизнь зависела только от неё, но она никак не хотела этого понять. Ей было важно мнение общества, в любых решениях она опиралась на традиции и моральные нормы. Если бы она жила для себя, она прожила бы более спокойную и здоровую жизнь. Её не мучила бы работа, муж, родственники. Она не умерла бы в страданиях. Но её жизнь, такая, какой она была, была наполнена глубоким смыслом - и смысл этот вовсе не в справедливости. Он - для нас, для тех, кто остался. Её жизнь - пример того, как человеческая воля и смирение проносят человека через десятилетия мук. Как неуверенность в себе может стать причиной появления выносливости, сил и большого сердца.
Говоря о сердце - у неё оно большое. Она много работала и много любила. Работала и любила "так, как полагается", смиренно, сильно, строго, не ропща. Но её любовь к труду и детям не стала от этого менее концентрированной, менее эмоциональной и менее живой.
Я не могу сказать, что она умерла. Она умирала, да, умирала всё последнее время, физически и сознанием. Цейроз печени, опухшие ноги и больное, не знавшее тепла и ласки тело, - это тяжёлая смерть. Но в самый миг смерти она - ушла. Не умерла. Ушла туда, куда уходят спокойно, туда, где улыбаться дозволено столько, сколько хочется, где любить можно страстно и так, как нравится, где не нужно оглядываться на общество, не нужно гнаться за "правильностью". Туда, где не нужно уже каждую минуту говорить: "Прости, Господи, меня, грешную". Туда, где свобода. Она хотела этого, всю свою жизнь хотела и стремилась к этому. Я это знаю сейчас. И пусть меня оспорят те, кто знал её, но я уверена, что не смотря на свою любовь к страданиям, на высшую степень смирения, правильности и религиозности, она всей душой, подсознательно, боясь признаться самой себе, жаждала любви, свободы, лёгкости и ветра в волосах...
Прощаясь с ней, люди плакали и говорили "Прости нас". Простить за что? Они не знают. Так принято - и всё. Она была такой же, делала как принято. И они - они не знают, что ей бы было гораздо приятнее теперь услышать совсем другие слова...
Спасибо.
Люблю.
Не беспокойся, у нас всё будет хорошо.
Мы справимся.
Спасибо.
Люблю.
И улыбки. Она хочет, хочет видеть улыбки, а не слёзы. Так хотелось кричать им об этом - когда ехали, когда хоронили... Но - правильность... Правильность. Нельзя. Я была спокойна. Мне хотелось улыбаться - и я улыбалась, украдкой, потому что меня бы не поняли.
Я знаю, что там, где она, там молодость, свобода и любовь.
Спасибо.