– Ты уверена, что любишь его?
– Я уверена, что хочу за него замуж, – ответила я.
***
Ни одного лишнего клочка бумажки, ни одного старого конверта, ни выцветшей женской фотографии. Только папки с деловой перепиской, счета от принадлежавших замку ферм, накладные от портных, записки от международных финансистов. Ничего. И это отсутствие вещественных доказательств его настоящей жизни начало производить на меня странное впечатление; наверное, подумала я, ему есть что скрывать, раз он прилагает такие усилия, чтобы это не обнаружилось.
***
– Ты этого не заслуживаешь, – сказал он.
– Кто знает, чего я заслуживаю и чего – нет, – ответила я. – Я ничего не сделала, но и это может оказаться достаточной причиной, чтобы приговорить меня к смерти.
***
В доме царил дух смертельной усталости, отчаяния, но хуже всего было нечто вроде физического ощущения разрушенной иллюзии, как будто волшебные чары были следствием дешевого трюка заезжего факира, а ныне фокусник, которому так и не удалось привлечь внимание публики, отбыл попытать счастья в другие края.
***
Предательский юг: вам кажется, здесь никогда не бывает зимы, но вы забываете, что приносите зиму с собой.
***
– Я совью из простыни петлю и повешусь, – произнесла я.
– О нет, – сказал лакей, глядя на меня своими огромными глазами, в которых вдруг засветилась грусть. – Нет, не повеситесь. Вы ведь честная женщина.
***
Тигр никогда не ляжет рядом с ягненком; он не признает никаких договоров, кроме обоюдных. Ягненок должен научиться охотиться вместе с тиграми.
***
Ибо у всех без исключения котов – начиная от жалких обитателей трущоб и кончая самой гордой и белоснежной кошечкой, которая когда-либо украшала собой подушку римского понтифика, – у каждого из нас есть своя нестираемая улыбка. Нам всем суждено улыбаться такими сдержанными, холодными, спокойными улыбками Моны Лизы независимо от того, весело нам или грустно. Поэтому у всех котов вид дипломатов; мы постоянно улыбаемся, и все считают нас насмешниками.
***
Все коты – циники.
***
– Как мне жить без нее?
Вы жили без нее двадцать семь лет, сэр, и ни разу по ней не скучали.
– Я сгораю от любви!
Значит, нам не придется платить за дрова.
– Я украду ее у мужа, и она будет жить со мной.
– А чем, позвольте, вы будете жить, сэр?
– Поцелуями, – рассеянно отвечает он. – Объятиями.
– Ну что ж, вы от этого не растолстеете, а вот она – пожалуй. И у вас появятся лишние рты, которых надо кормить.
***
Старый болван лежит распростертый у подножия лестницы, голова его свернута на сторону под острым углом, каковое заболевание может перейти в хроническую форму, а рука его по-прежнему сжимает большую связку ключей, словно это ключи от рая с ярлычком «Взять с собой в дорогу».
***
Его тело окутывает меня полностью; мы как две половинки зерна, заключенные в одной скорлупке. Мне хотелось бы стать маленькой-маленькой, чтобы ты мог проглотить меня, как королевы из волшебных сказок, которые беременели, проглотив зернышко кукурузы или кунжута. И тогда я смогу устроиться внутри тебя, и ты будешь носить меня в себе.
***
Она так красива, что красота ее кажется неестественной; ее красота – аномалия, изъян, ибо ни в одной из ее черт нет и намека на трогательное несовершенство, которое примиряет нас с несовершенством нашего человеческого бытия. Ее красота – признак ее болезни, отсутствия в ней души.
***
Бывает нечто такое, во что ни в коем случае не следует верить, даже если это правда.