[311x448]
Мы уже давно лежим в этой тихой и заброшенной земле. Когда-то давно упали, нас сломали, как сухие ветки. Но нет, не сухие, я помню очень много крови – мне снесло нижнюю половину туловища, а тебе оторвало руки и ногу до колена. Кровь хлестала из нас потоками, фонтанировала и изливалась на эту идиотскую мерзлую землю.
Я всегда ее ненавидел.
Мы очень долго лежали мерзкими, уродливыми кулями. Поломанные, покалеченные, гниющие, отвратительные. Почему-то сознание не хотело меня покидать, ум не умирал, хотя никак не мог ни жить, ни мыслить. Я видел, как начали загнивать наши тела, видел, как они зачервивели и покрылись липким налетом копошащихся насекомых. От наших тел мало что осталось – все сгнило и растеклось, пошло тленом. Из твоих глазниц сыпались личинки, и я не хотел смотреть, мне было противно, но я не мог, не мог, мою голову вывернуло именно под этим углом, и я видел, как время пожирает нас, видел неподалеку оторванные раздутые части наших тел. Мое сознание было пригвождено к этому застывшему остову, и было страшно думать, что ты тоже так лежишь, и видишь это все.
Потом мы поросли травой. А однажды, сквозь оцепенение, я заметил, что над нами раскинул лапы какой-то кустарник. Теперь никто и не узнает, что мы тут лежали. Здесь, на этом бесконечном поле нету никого и ничего, и мне не за что уцепится мыслью. Но иногда я пытаюсь думать, и мне приходит мысль, а остался на этой земле хоть кто-нибудь, кроме наших сгнивших тел, и моего атрофирующегося, но никак не желающего затухнуть сознания?