В одних есть эпиклесис (призывание Духа Святого), в других нет, в одних есть установительные слова, в других нет, тексты меняются во времени и пространстве, - стало быть, то, что дарует Евхаристия, не сводится к словам, не есть слова (поэтому они и могут разнствовать) и может быть облечено в различные словесно-обрядовые формы, главное, чтобы то, что мы именуем Таинством восьмого дня, совершалось в Церкви. Евхаристия не просто некое ментальное усилие по воспроизведению в памяти обстоятельств Тайной Вечери, как полагают протестанты, и даже не просто встреча со Христом - Евхаристия есть причастие Христу, претворение её участников в Тело Христово. Христос раздает Себя верным. Отсюда и литургическая дисциплина - некрещеным, не подготовившимся к этому общению со Христом не место там, где оно совершается. Оглашенные, изыдите! - это та сегрегация, которая устремляет ко крещению и миропомазанию, чтобы из оглашенного стать верным и жить во Христе.

Именно это было высшей радостью христиан в ранней Церкви. Именно поэтому отлучение от этого общения с Богом воспринималось как самое страшное, что может случится с человеком. За воровство, убийство, блуд, святотатство в Церкви не наказывали иначе, чем отлучая от причастия. Казалось бы, какая ерунда - не причащаться - но без причащения христиане буквально не могли жить. В гонение Диоклетиана абилитинские мученики отдали свои жизни за возможность причаститься. И какими бы словами пресвитеры не служили Чуду Евхаристии, важны были не слова, а сама Евхаристия.

Об этом же поразительные слова священника Анатолия Жураковского, который, попав в сталинские лагеря, писал: "Господи, как тоскует душа по литургии".

Пока будет в нас, христианах, жить это горение к Евхаристии, история мира будет иметь смысл. Потому что смысл всей истории мира в том, чтобы каждый, или многие, или хотя бы некоторые, или хотя бы кто-то рождался во Христе. Когда таковых почти не останется, история утратит свой смысл и наступит время Парусии.

Иеромонах Димитрий (Першин)