Филлип рано стал сиротой и воспитывался дядюшкой священником и бездетной тетушкой. Долго искал своё призвание от художника-юриста-модельера- до врача. Также долго искал свою любовь. А в итоге стал врачом в маленьком городке и женился на молоденькой девушке с многодетной семьи.

Человек принимает решение, но, когда наступает время действовать, он бессильно склоняется под бременем своих инстинктов, страстей и еще Бог знает чего. Он словно машина, которую приводят в действие две силы — среда и характер; разум его — только созерцатель, регистрирующий факты, но бессильный вмешаться; роль его напоминает тех богов Эпикура, которые наблюдают за людскими делами со своих эмпирейских высот, но не властны изменить ни на йоту того, что происходит.
Иногда они надевали поношенное платье, чтобы показать, как они бедны; но у доктора был острый взгляд, он не терпел того, что на его взгляд было жульничеством; иногда он отказывался осматривать больных, которые, по его мнению, отлично могли заплатить за медицинскую помощь. Чаще всего пытались обмануть его женщины, но действовали они куда грубее. Надев драные, чуть ли не в лохмотьях пальто и юбку, они забывали снять с пальца кольцо.
— Если вы можете позволить себе носить драгоценности, вы в состоянии заплатить и доктору. Больница — это благотворительное заведение, — говорил доктор Тайрел.
Он возвращал талон и вызывал следующего больного.
— Но у меня есть талон!
— А мне наплевать на ваш талон — уходите! Вы не имеете права отнимать время, которое принадлежит настоящим беднякам.
Больная удалялась, злобно насупившись.
— Непременно напишет письмо в газету о безобразиях, царящих в лондонских больницах, — улыбаясь, говорил доктор Тайрел, беря в руки следующую бумажку и кинув на больного проницательный взгляд.
Большинство пациентов, полагая, что больница — это государственное учреждение, которое содержат они, как налогоплательщики, считали, что врачебная помощь принадлежит им по праву. Они воображали, будто врач, уделяющий им свое время, высоко оплачивается.
Ну, скажи, ты выйдешь за меня замуж?
Она не шевельнулась, и на лице ее не отразилось ни тени волнения; но глаза ее были опущены, когда она ответила.
— Если хочешь.
— А ты-то хочешь?
— Ну, конечно, мне пора иметь свой дом, свою семью.
Он сдержал улыбку. Теперь он ее уже знал, и ответ нисколько его не удивил.
— Но выйти замуж ты хочешь за меня?
— А я и не выйду ни за кого другого.
— Ну, тогда все в порядке.
— Мама и папа даже не поверят, правда?
— Я ужасно счастлив.
— А я очень проголодалась.
— Милая…
Он улыбнулся, взял ее руку и сжал в своей. Они встали и вышли из галереи. Остановившись у балюстрады, они поглядели на Трафальгар-сквер. По площади сновали экипажи и омнибусы, спешили толпы людей. Светило солнце.