Мы с Н. солнечным весенним днём идём по Ленинскому проспекту. Я шествую впереди, Н. — за мной, чуть поотстав. На мне широкое и длинное чёрное пальто. Это даже скорее не пальто, а просторная мантия непонятного покроя, но из пальтовой ткани (драп?). Я то и дело закидываю один его конец (полу?) через плечо. Н., идя сзади, объясняет какому-то незнакомцу, что мы ловим сны, и потому я вынужден ходить в этом странном пальто.

        Слева от меня, на краю тротуара, стоит милицейская машина. Возле неё менты (их человек восемь) заламывают руки одному или двоим «лицам кавказской национальности». Я прохожу мимо, глядя на происходящее только краешком глаза. Однако миновать их мне не удаётся: рука одного из ментов хватает меня за плечо, и я слышу выкрик: «И вот этого нацмена!» Пальто с меня срывают, и оно исчезает. Я стою прямо перед одним из ментов, глядя на него сверху вниз. Он спрашивает: «Вы нацмен?» Я надменно спрашиваю: «Что значит — нацмен?» И тут про себя, словно в кавычках, слышу такую фразу: «Через минуту я спокойно поднял взор». Я не испытываю ни испуга, ни недоумения — словом, сохраняю полное хладнокровие. На мне, кажется, какая-то каска — а может быть, даже несколько касок, надетых одна на другую. Уж не из-за них ли моё лицо как-то исказилось, и меня приняли за «нацмена»?