Строгая иерархия позволяла им творить ужасные вещи. С другими людьми, которых они и за людей то не считали, обращаясь с ними как с послушным скотом.  Их ошибка в том, что они слишком полагались на послушание. Но животное может оказаться диким и никогда не приручится.

Вельможи были в синих одеждах, рабы в серых лохмотьях, женщины были одеты опрятно и даже красиво.

Они проходили по рядам амфитеатра, рассматривая и выбирая несчастных. Иногда они поднимали за шиворот людей и, убедившись в том, что они не подходят, грубо отшвыривали от себя. Плечи бедных женщин и девушек опускались, они прижимались друг к другу, стараясь не выглядывать. Никто не смотрел Высшим в глаза. Никто не хотел быть Выбранным.

Кто был здоровее и сильнее духом не дрожали и не пытались спрятаться или закрыться в объятиях других, просто сидели, не шевелясь, словно статуи, думая, что так они привлекут меньше внимания.

Рабы привыкли, что выбирали обычно самых красивых и ухоженных, поэтому, когда бдительный контроль ослабляли они даже помогали друг другу оставлять следы побоев. И многим это помогало. А кого-то не спасал ни синяк на лице, ни разноцветный фингал под глазом.

Вельможа прошелся по рядам и достиг середины.

Наступил самый опасный и тревожный момент для этого ряда. Многие специально ссутулились и плакали, их лица были опухшие и красные, что впрочем не так уж сильно портило в целом их привлекательность.

Когда в мое плечо уткнулся палец – я как завороженный встал и последовал следом. Непослушные рабы долго не живут.

В тот момент все мысли и даже страхи выветрились у меня из головы. Я шел как завороженный, вслед за вельможей, ожидая пока он подыщет себе подходящую женщину. О собственной участи я в тот момент совершенно не думал. Голова моя совершенно опустела. Я был таким послушным что самому было противно. Но внутри я чувствовал подбирающуюся дрожь и подступающий холод, готовые окунуть меня вместе с пустой головой в суровую реальность и погрузить на самое дно.

Он выбрал для себя женщину и мы спускались вниз. Не на глазах у всех, мы удалились в специально отведенную для этого комнату.

-Готовьтесь, - мрачно скомандовал надсмотрщик, но я почему-то проигнорировал его слова.

Я смотрел, как женщина медленно начала раздеваться. Она освободила плечи от ткани и повернулась сначала боком, а потом спиной к нам.

Я считал, что у меня есть небольшой перерыв подумать, что бы я мог сделать. Каким образом пережить чужое насилие, не имея никакой возможности помочь? Или как самому подготовится к унизительному надругательству. Заботы о других меня обычно волновали гораздо сильнее, чем собственная судьба. Вельможа тоже наблюдал, как раздевалась женщина, но он перевел взгляд на меня и его глаза расширились.

-Почему ты …? - начал Вельможа.

Я растерянно собрался с мыслями и высказал то самое, что вертелось у меня на уме все это время:

-Я решил, что вы сначала возжелаете женщину…

-Ишь чего – «он решил!»? – гневно воскликнул, передразнивая мои слова Вельможа. – Раздевайся скорее!

Отрезвляющий окрик немного оживил меня, к рукам вновь вернулось тепло, скованность понемногу начала таять. Я тронул завязки на плече, развязывая узел той накидки, что была на мне и остановился,  тесемки разошлись, и накидка стала не более чем полураскрытым халатом, больше одежды на мне не было.

А я все думал,  почему я должен так слепо подчиняться и следовать чужим указаниям? Потому что жизнь дороже нелепой смерти? Но разве жизнь стоила ТАКОЙ ЖИЗНИ? Каждодневно мучить себя унижениями и жить в постоянном страхе. Не лучше ли с гордостью отказаться и выбрать смерть?

Мы такие же люди, как и вы. Только законы справедливости  здесь передавались по праву рождения и наследования.   О понятии «равенство» здесь и не слышали. Что мне оставалось делать?

-Нет, - твердо сказал я, завязывая обратно узел. Пусть надсмотрщик будет бить меня до смерти.

-Я займусь им позже. Ты пока накажи его, чтобы стал послушней, - отдал приказ вельможа надсмотрщику.

Я все еще не мог в полной мере прочувствовать ситуацию, в которой оказался. Как будто все происходящее со мной было чьим-то сном. Я как-будто все наблюдал со стороны, мне не хотелось никак проявлять свое участие, я был просто вынужден.

До этого я сидел в безумной ожидании непонятной участи среди давно немытых тел, никого не зная и плохо сознавая, как оказался в этой странной толпе незнакомых мне людей.

Кто я? Почему я здесь? Какой в этом смысл?

Ублажать богатого вельможу, лишаясь чести и собственного достоинства ради того чтобы быть в ближайшие несколько месяцев или лет сытым, быть любимой игрушкой в чужих руках, быть ласковым, прилежным для того чтобы это «удовольствие» растянулось еще дольше?

Вельможа опрокинул женщину на стол, поглаживая ее ягодицы и опуская руку ниже, пристраивался к ней сзади.

Я буду на это смотреть, ожидая, что стану следующим? Какая разница кто будет первым?! Сути царящего здесь хаоса это не меняет. Я же мужчина! Мне все равно, что у них так принято!

Надсмотрщик был один. И вельможа один.

«Я справлюсь с двумя» – уверенно подумалось мне.

Для начала нужно достать оружие - смелость сделать решительный шаг вперед.

И загнать сладко потягивающие душу равнодушие к окружающему миру. Я не из тех, кто будет плыть по течению. Я, по крайней мере, рыбак в лодке  с удочкой,  терпеливо ожидающий улова, если повезет – удачного, но не покорная наживка, не корм для рыб.  

Собственно, а вот и пришло время расплачиваться за сказанные слова.  Что ж, я не буду притворяться тихим и спокойным, я уже доказал свою индивидуальность и должен получить хорошую порку.

В моменты, когда нашей жизни угрожает опасность, мы можем стать вдруг сильнее, быстрее и смелее чем раньше.  Иногда лучший друг – это скорость реакции, это был именно такой момент.

Усталость и голод словно смыло. Окружающая реальность стала такой четкой, яркой, значимой. Теперь я был полностью уверенным в происходящем.  Меня не беспокоили ненужные мысли: «А что я буду делать потом? Каков мой следующий шаг. Есть ли план?» Я уже принял решение, и жизнь наполнилась новым смыслом когда-то в силу обстоятельств утраченным, но вновь обретенным в минуту слабости.

Я не выбивал оружие из рук Надсмотрщика, я схватил его запястье и ударил его же рукой ему по лицу. Его дубинка кончалась рассеченным кнутом, который должен был порвать мою кожу, рассечь ее на лоскуты и в конечном итоге через боль заставить меня подчиняться приказам. Все восемь грубых шнуров хлестнули ему по лицу, оставляя кровоточащие  шрамы. Я получил удовольствие, увидев чужую кровь и слыша крик боли, смешанный с удивлением и яростью.

Чем же я отличаюсь от высокородных Вельмож, если я также рад причинять боль другим себе в угоду? А тем – что я делаю это не для себя и не ради потехи. Я пытаюсь кого-то спасти. Для начала себя, эту девушку, чья честь осталась еще оставалась нетронутой, как я надеялся и затем может быть всех остальных - томящихся здесь в нелепом томлении, продолжающих трястись от страха, холода и мучаясь неизвестностью.