Темная улица и длинный ряд фонарей, склонивших свои плоские тусклые головы к заросшей полыньей и кустами дороге. Фонари, как жрецы черной ночи, зловеще заглядывают со своей высоты прямо в душу запоздавшему человеку: «Зачем ты здесь? Виновен или невинен? Жертва!» Жертва безмолвию ночи…
Хрустит щебень под ногами, будто скелет чьей-то жизни, будто кто-то что-то ломает с нескрываемым удовольствием, с жестокой беспечностью, с ненавидящим эгоизмом.
Гудят машины – гонг, возвещающий о неизбежной трагедии, о начале кровавого ритуала жертвоприношения коварству жизни.
И листва шелестит над головой – это незримая публика ликует предстоящему зрелищу.
И шаг за шагом приближается неминуемое. Движение за движением тянет к предписанному. Изменить? Возможно ли?
Шаг, шаг, шаг. И сзади, в такт и в ритм зловещей музыке, тяжелее шаг за шагом – настигает непоправимое. Хватает крепкой рукой за плечо, а другой зажимает рот. Ни крика. Ни звука. Ничто не должно нарушить молчания ночи. И бьется, бьется невинное в цепких руках. Кусается, вырывается, пинается – но все тщетно: по закону подлости ночи должна быть принесена жертва. А потная виновная рука уже рвет ткани, жмет сердце, стучит в голове одной мыслью и льет по персиковым щекам жидкую соль. И где-то, головой в полынью, зубами в пальцы, взглядом в мучительно прыгающие в бесконечности красные точки, свершится жертвоприношение. Невинность будет побита, исцарапана ветками кустарника, испачкана в земле, исплакана, измучена, изорвана, а виновность пойдет себе дальше – быть может, искать новых жертв, наслаждаясь пока вкусом сломанной жизни, перекрученной в мясорубке, перемолотой миксером, нарезанной маленькими кусочками и оставленной злым гением на произвол судьбы. Шеф-повар горд, ночь довольна зрелищем, публика-листва ликует… Одна жертва лежит в полыни и, даваясь жидкой солью и одной мыслью, которая уже ни к чему, кусает губы в кровь и тихонечко воет… И в ледяной ночной воздух врываются новые эмоции: страх, отчаяние, боль и пустота…Будто взяли большую ложку и выхлебали всю душу из маленькой невинности, не оставив ни капли.
Гудят машины – гонг, возвещающий о неизбежной трагедии, о начале кровавого ритуала жертвоприношения коварству жизни.
Фонари, как жрецы черной ночи, зловеще заглядывают со своей высоты прямо в душу запоздавшему человеку: «Зачем ты здесь? Виновен или невинен? Жертва!» Жертва безмолвию ночи…
Хрустит щебень под ногами, будто скелет чьей-то жизни, будто кто-то что-то ломает с нескрываемым удовольствием, с жестокой беспечностью, с ненавидящим эгоизмом.