Мы живем дверь в дверь, чтобы удобнее было вламываться к другу по вечерам – с книжкой и чашкой, без стука, конечно, слово «вламываться» подразумевает нахальное нарушение границ.
Иногда мы проходим комнаты насквозь – и вылезаем в окна, по пожарной лестнице со стороны Москвы или по балкону, карнизу, и на козырек над входной дверью со стороны Лансберга, пугая кошек балетными прыжками, а соседей сдавленным смехом.
Но чаще задерживаемся, приносим другу что-нибудь, например раритетных солдатиков – набор неполный, не хватает нескольких офицеров, они потерялись несколько десятков лет назад под чьими-то пыльными креслами. Горничные, убираясь в детских замели их поглубже, под шкафы вместе с пылью, дети, некогда игравшие с ними, выросли и уже умерли. А ты достаешь их, расставляешь, в каком-то стратегическом порядке – фланги, корпуса, конница, пехота. Это битве при Аустерлице, объясняешь ты мне, тысяча утонут вот здесь, указывая на ковер, Наполен обойдет вот здесь, по Праценским высотам.
Лансберг – это не другой мир, Лансберг это очень открыточный город в Германии, семьдесят километров от Мюнхена.
Мы пишем друг письма, запечатываем и посылаем по почте — это интереснее, чем подсовывать под дверь. По утрам, завтракая, разбираем почту, вскрываем страринный сургуч, и удивляемся: «Смотри, латынь», «А обратный адрес?», «Где-то в Ватикане, я там не ориентируюсь», «Давай догадаюсь: тебя вызывают раскрыть убийства кардиналов, у тебя же была пятерка по криминалистике», «Нет, это тебя назначают новым преемником Папы Римского, повестка в религию».
Планируем прогулки по погодным сводкам — у меня сегодня кошмар, снегопад и ветер семь метров в секунду, давай лучше к тебе.
Меняемся музыкой — заслушиваем любимые песни друг друга, подпевая и цитируя, меняемся одеждой случайно, одеваясь утром в темноте, попадаем в часовую разницу, носим в кошельках не те деньги, бережем свои тайны — не зовем гостей и никому о друг друге не рассказываем.

И приходя домой, открываем-закрываем, как другие холодильник, д'вери друг к другу — вдруг пропадут.