Когда мне было шесть лет, я обожал прикладывать ракушку к уху, и слушать море. Оно плескалось внутри раковины, шумело приливом-отливом, пело солью, шептало криками чаек древние заклятья, тревожило прибрежную гальку, переговаривалось с чёрным небом прибоем.
В шесть лет я разбил самую большую ракушку в доме (привезённую с Красного моря), чтобы по нашей квартире растеклось море, которое жило в ней, чтобы увидеть его своими глазами, так обидно каждый день слышать его совсем рядом, словно оно дышит у тебя над ухом, и не видеть.
Я разбил ракушку, но моря, живущего в ней, так и не нашёл. Ни капли.

Теперь мне уже _дцать, я был чертову кучу раз бывал на море, причём в разных местах, и у меня огромное количество раковин по всему дому. Оно везде - в больших запыленных картонных коробках на полу, на полках, на телевизоре, компьютере, возле кровати на тумбочке, в столе, на столе, под столом, над столом, на кухне в ящичках, особо мелкие наклеены на стены, в ванне возле зубной щётки и пасты, и пару штук в холодильнике, сам не знаю зачем.

Я слышу море ежесекундно, 
Как будто море есть в самом мне.
Когда я засыпаю, мне кажется, что я засыпаю на морском побережье, и бумажные звёзды, приклеенные к потолку, светят совсем правдоподобно.

А знаешь для чего нужно море? Нет, не только, чтобы его слышать и слушать. Чтобы пускать блинчики по воде, и видеть, как они упрыгивают вдаль, как когда-нибудь убежишь и ты - за край моря.