Жила в нашем доме бабушка Полина Сергеевна. Всю жизнь жила, с момента постройки, помнила всех жителей в лицо, следила за жизнью подъезда, не любила новоселов. Эдакая правильная советская тетенька. В конце концов, активное участие в жизни родного дома довело ее до паранойи. Полину Сергеевну в здравом уме я не застала. Когда я родилась, у нее уже начались сдвиги. Соседи просто деликатно молчали, ведь ее дочь с мужем жили на той же лестничной клетке напротив квартиры Полины Сергеевны. Моя мама, кстати, дружила с тетей Валей, но та никогда не рассказывала про свою мать. Наверное, неудобно было за больную женщину. Просто все соседи знали, что Валя – дочь странной женщины, которая высовывается в дверь и долго разглядывает, что происходит.
     Тетя Валя помогала своей маме продуктами, уборкой, семейных отношений у них не было. Ну а как еще можно жить и общаться с такой агрессивной бабушкой? Все ее немногочисленные подружки из числа старожилов умерли или переехали, и она не подпускала к себе новых знакомых, а злобу срывала на родных или на мимо проходящих. Мрачная она была старушка: ворчала, сетовала на обнимающуюся по вечерам в подъезде молодежь, ругалась себе под нос на каких-то управдомов. И внимания-то на нее никто не обращал, пока она окончательно не выжила из ума. Дочь с мужем она пережила, осталась одна – как тут не свихнуться? Внуки ее не навещали (я даже об их существовании не знала сначала), а из соседей общаться с ней никто не хотел. Это время я уже помню хорошо. Любимое бабушкино развлечение осталось неизменным: она высовывалась в дверной проем и наблюдала за жизнью подъезда. Только теперь сопровождала все комментариями. Сколько раз я слышала ее удрученное "Буржуи! Все в дом волокут! Понахапают и тащат! Тащат! Ты смотри! И булки-то она отхватила! и груши! А деньги-то откуда спрашивается!".
     Так бабушка комментировала мое возвращение из продуктового. Если вспоминала, кто я такая. А если нет, то ворчала в никуда: «Это еще что за цаца! Взяли моду тут шастать! К кому пошла, отвечай!»
     Полина Сергеевна стала писать в ведро, извините... А потом выносить это ведро на помойку во дворе. Может, туалет у нее засорился или что. Все равно чужого сантехника из жэка она бы к себе не пустила никогда. Как раз в это время во всех домах стали устанавливать кодовые замки. Бабушка к таким новшествам относилась скептически. Для открытия двери нужно было усиленно надавить на три кнопочки сразу, что было проблематично, когда у тебя в одной руке ведро, а другой надо тянуть дверь на себя. К тому же комбинацию кнопочек всегда нужно было запоминать, что бабушка делать категорически не желала.
Поэтому, покидая подъезд, бабушка всегда брала с собой лом для быстрого и надежного открытия входной двери. Замок нам меняли раз пять. А возмущаться было бы бесполезно. Проще вызвать службу по замене замков, чем по замене бабушек.
     Однажды я пересеклась с ней около двери, когда она в очередной раз штурмовала подъезд. Вид у нее, конечно, жалостливый был: маленькая, худенькая, в каком-то халате замызганном. Я ей дверь открыла, подержала, пока она вошла. Она даже поблагодарила. Но у меня не было чувства, что я что-то доброе делаю. Все равно на следующий день она меня забудет и обругает по новой. Отвращения тоже не было. Конечно, она вонючая была, лохматая, но из квартиры не так уж и часто выходила, чтобы достать кого-то до невозможности.
     Не знаю, может, кто ее и жалел из соседей, чтобы оказать ей какую-то помощь и речи быть не могло – настолько злобно она себя вела. Слава Богу, что не кидалась. Короче говоря, к ней привыкли, как к части самого подъезда. Смирились с ее закидонам и старались не раздражаться – ну что с нее возьмешь? Я не понимала только, почему ее не соцработник какие-нибудь не увезут? Она ведь больная, одинокая. Мне мама тогда объяснила, что ничего она не одинокая, у нее несколько внуков, поэтому распоряжаться старушкой государство не может.
     От греха подальше соседи с ней не связывались. Из-за своей злости сочувствия она не вызывала, противно от нее тоже никому не было – шумно только и дети иногда пугались.
     Думаю, все ждали, что скоро она умрет, и все разрешится само собой. Но умерла она в дурдоме. Внуки ее приехали, когда все чаще стали новые жильцы жаловаться. Оформили бабушку в дурку, а квартиру продали. Стало тихо, чисто. Скучно даже! Жалко, конечно, бабушку было.     
    Думаю, она все-таки заслужила какого-то ухода. И если не от родственников, то в хотя бы в доме престарелых. А с ума сходить в одиночестве – незавидная участь.