Пасмурный день. С серым небом. С серым солнцем. С серым туманом в голове. Прозрачным и холодным. День для долгих взглядов в стену. Холодных пальцев, стучащих по клавиатуре. Холодного чая. Холодной еды. Нехорошей улыбки.

Посидеть, устремив взгляд внутрь себя. Лупить грушу до крови на костяшках. Постоять у окна, рассматривая серое небо с серыми облаками. Надеть длинное чёрное пальто.  Шагать по мокрому асфальту. Тихо. Без плеера и музыки. Без мыслей. Отшвыривать тяжёлым взглядом прохожих. Мрачно и долго рассматривать кучки гопников, сжимая в кармане связку ключей.

Мир вокруг будто сдвигается, загоняя в угол, заставляя внутренне щериться как окружённое животное. В каждом взгляде проходящего мимо человека, в каждом приглушённом свинцовым небом звуке, в каждом шаге, отзывающемся болью в суставах, с каждым вздохом, пригоняющим волну утренней головной боли – везде серость этого дня, незаметная как первые морщины под глазами, и вездесущая как моросящий мелкий дождь.

Повизгивающее жужжание сотика в кармане. Друг. Разговор мрачный. Много мата. Тяжёлый голос. Скука. Быстрое прощание.

Холодная неприязнь ко всему. К когтистым веткам мёртвых деревьев вдоль дороги. К вздутым волдырям европейских хэтчбеков на серой коже нечистого асфальта. К невнятного цвета многоэтажкам, сереющим мокрыми пятнами от последних плевков издыхающей зимы. К бурым потёкам крови на пороге подъезда. К пёстрым помойкам – квинтэссенции города. К земле, цвета бомжа, усердно впитывающей в себя харчу грязного снега. К серым прохожим, туманными сомнамбулами блуждающим по лабиринтам собственной безысходности.

Открыть ледяную и влажную дверь подъезда, гулко шагать по лестнице, долго и монотонно, всё выше и выше, туда, к серо-стальному небу.  Которое уже во мне.