Психованый рассказ психованного автора про психованных Юсси и Йонне=)

  Про чувства и хлеборезку. Tunnit, в общем

 …Чувства. Обычная глупая человеческая слабость. Чувства нужно искоренять, как плохие привычки. Все эмоции – ненужные, они мешают жить, мешают дышать. Зачем они??? Лучше быть тупым куском металла, чем уметь чувствовать.

Вспоминаю его лицо… божественно красивое! Эти синие глаза, они так прекрасны, когда он смеется, когда он серьезен. А когда плачет, кажется, что это тает лед под лучами яркого солнца. Его губы созданы для поцелуев: мягкие, пухлые и сладкие. Кожа нежная и прозрачная, как у ребенка и постоянный еле уловимый запах дорогих сигарет. Волосы густые и шелковистые, они словно тысячи нитей, такие мягкие и приятные. И от них всегда пахнет свежими фруктами. Он прекрасен, он Бог!

Нет, нельзя так, это убивает. Это яд. Он – яд. Столько дней пытаюсь забыть его, как он смеется, как он говорит со мной. Его глубокий, нежный и мягкий голос, словно тихий августовский дождь. Вспоминаю, когда он сердится и когда однажды кричал на меня, но даже в гневе он – Аполлон. Хотя нет, вру, Аполлон по сравнению с ним лишь жалкое пресмыкающееся, убогий божок древних племен. Истукан.

…сжимаю в ладони лезвие. Невыносимо больно. Невыносимо глупо. Нужно делать не так, нужно бороться за жизнь. Жизнь без него. Хотя, он по настоящему никогда не был моим, никогда не любил меня. Я лишь глупый маленький мальчик, разве меня можно полюбить? Разве я этого достоин? Он не игрался со мной, не врал, он сказал прямо: «я тебя не люблю, но ты мне нравишься, если ты, правда хочешь, мы можем попробовать…» Я захотел, и буду жалеть об этом всю оставшуюся жизнь. Я надеялся влюбить его в себя, пользуясь тем, что смогу быть рядом, отдать ему всего себя. Он ценил это, но сердцу не прикажешь. Он не смог полюбить меня.

Однажды он нашел меня в таком состоянии, рыдающего, с лезвием в руках. Оно порезало ладони, и я был в крови. Он испугался и бросился ко мне, а потом увидел, что я только собирался сделать… таким злым я его не видел никогда. Как он кричал что-то о том, что у меня есть родители, у меня есть друзья и в конце-концов у меня есть он и если я это сделаю, он не сможет меня простить. Он кричал, ухватил меня за волосы, а я, глупый, в это время любовался им. Он понял и отпустил меня. Тогда я испугался, что он уйдет и не вернется. Он ушел, но скоро вернулся. Я просил у него прощения и обещал, что мне никогда подобное больше не придет  голову, но вот опять.

Слабак. Я тупой слабак. Надо положить назад это чертово лезвие, пока он не увидел и… поговорить, что-ли? Сказать ему: «я так больше не могу».

Удар, еще один, еще… уже почти не больно… Хлесткие затрещины возвращают в реальность.

 - Бля, опять! – начинает кричать на меня, но я вижу, что он плакал. Мой малыш. Порываюсь обнять его, но в глазах опять затуманивается.

 - Не смей терять сознание, я тебе говорю! – он держит мое лицо в ладонях и уже не скрывает того, что плачет. Раньше я только один раз видел, как он плачет, на похоронах его матери. Но сейчас мне ужасно противно оттого, что я причина его слез. Я ненавижу себя.

Я посмотрел ему в глаза, а потом озвучил эту мысль.

 - ЧТОБЫ - Я ЭТОГО-БОЛЬШЕ-НИКОГДА-НЕ-СЛЫШАЛ!  – Ответил он. Я понял, что сделал глупость. Его грусть превратилась в злость, и взгляд остыл.

Он отвернулся.

 - Юсси… - прошу его повернуться. Но он отмахивается и выходит.

Лежу в комнате, с перебинтованными запястьями. И никого. И Юсси ушел.

Я дурак.

Когда он вернулся, прошло не менее получаса.

 - Юсси… - зову его, но он делает вид, что не слышит меня, проверяя, не нужно ли заново бинтовать запястья.

Затем касается губами лба, нет ли температуры и я ловлю его губы своими. Он отвечает не сразу, но потом я чувствую, как возбуждается его тело, всего лишь от поцелуя, почти невинного, а еще моей раненой руки, неуверенно ползающей внизу его живота, так как сил больше ни на что не хватает.

 - Черт, Йонне, прекрати, ты слаб, я не могу…

 - Но ты же хочешь?

 - Хочу, но давай позже, поправишься, потом…

 - Я не болен и не смертельно ранен.

…больно… опять… хочу ничего не чувствовать. В этот раз боль не спешит превращаться в удовольствие. Я не понимаю – почему? Голова закружилась и впечатление, вот-вот и я потеряю сознание. Но я собираю всю волю в кулак и говорю:

 - Юсси всё хорошо, не переживай. Сейчас пройдет, как обычно.

Я хочу, чтобы ему было хорошо, чего бы это не стоило для меня.

Я уже начинаю плакать, когда он, наконец, кончает и останавливается.

Я чувствую его всегда, пусть это секс, поцелуй или просто мысль о нем – я чувствую его всем телом, всей душой, но еще раз убеждаюсь – он не чувствует меня.

Надежда. Болезненное и ненужное чувство. Оно хоть и умирает последним, но лучше, если бы оно никогда не рождалось. В этот раз надежда – закравшаяся мысль, что ему не все равно. А если бы он меня не любил, разве плакал бы, разве переживал, да разве я не надоел ему бы уже давным-давно? Надеюсь на то, что я не безмозглая кукла-давалка.

Помню, как однажды от подобного моего признания, Юсси просто повел меня к зеркалу и сказал:

 - Смотри. Видишь эти золотые пряди, эти прекрасные голубые глаза, эти губы. А этот нос? Когда я увидел тебя впервые, меня покорили твои глаза и… захотелось поцеловать тебя в нос, как ребенка. И няньчиться-няньчиться-няньчиться с тобой!

Он был такой позитивный и я не мог не заразиться его хорошим настроением.  Я обнял его, он в шутку начал бороться. Мы в итоге потеряли равновесие и упали на пол, а потом… да, мы занимались любовью там, на полу в гостиной и Господи, это было неописуемо.

А еще я постоянно ною. Вот как можно любить человека, который постоянно ноет? У меня есть Юсси, я люблю его, что мне еще надо? Он не собирается бросать меня. Но если я не перестану распускать сопли, он уж точно меня оставит. Надо крепиться. Хочу быть сильным.

Я умылся и посмотрел на запястья. Больше никогда так не сделаю.

Юсси заходит и приносит мне кучу фруктов. Не разговаривает.

Когда собирается выходить, не оборачиваясь, спрашивает:

 - Тебе же было больно сегодня. Ты же… не возбудился, ты… зачем?

 - Для тебя. – Просто ответил я.

Он обернулся и посмотрел мне в глаза:

 - Ты так себя ведешь, Йонне я уже не могу. Такое впечатление, что я божество какое-то.

 - Для меня – да.

Он тяжело вздыхает и уходит.

Ну вот.

Через минуту вернулся и сел на кровать:

 - Давай поговорим.

 - О чем?

 - О нас. Так больше нельзя. Что нам делать(тоже, лучше с запятой)?

 - Что ты скажешь.

 - А ты ЧТО скажешь?

 - Я хочу быть рядом с тобой.

 - Так в чем проблема? Почему я все время заставляю тебя плакать?

 - Ты меня не любишь и я для тебя лишь маленький глупый мальчик, который сделает всё для тебя. Я не могу без тебя, а с тобой быть – больно.

С тобой больно. Да Юсси. Я не знаю, как это объяснить тебе, но для меня ты – мой мучитель и мой спаситель. Я часть тебя, но ты без меня это все еще ты. Ты не часть меня. Но я всё еще часть тебя и без тебя меня нет.

Он говорит, что это бессмысленно, что-то доказывать ему; Юсси дает мне понять: либо у нас все хорошо вместе, либо у нас всё хорошо уже врознь. Конечно же, я выбираю третье.

Юсси пытается меня поцеловать, но я не даю ему. Банальное перемирие через постель, казалось бы, что если не секс, нам больше не зачем мириться. Предлагаю ему, наконец, хоть чем-то перекусить.

Опять сердится. Не угадаешь.

 - Юсси, а можно очень личный вопрос?

 - Я тебя слушаю.

 - Ты меня хоть чуть любишь?

 - Конечно, - отвечает он, и как ни в чем не бывало, отворачивается к хлеборезке.

А меня начинает дергать.

Ты что, мать твою, издеваешься? Сколько можно? За что, Юсси скажи за что?!! Но… это же мой малыш Юсси. Гнев резко сменяется на милость, когда я вспоминаю, что он младше меня на два года.

Резкая перемена настроения – это нехорошо. Но я не виноват. Это всё он. И только он. Ненавижу его. Нет, неправда, его невозможно ненавидеть. Он прекрасен. Для меня – да.

…Раны уже почти зажили и почти не болят.

Юсси заботливо снимает бинты. Чуть касается губами пореза и спрашивает:

 - Не саднит?

 - Нет.

Он больше ничего не спрашивает. Целует быстро ладошку и укладывает обратно в кровать.

 - Почему? – я пытаюсь протестовать.

 - Хочешь, я останусь с тобой?

 - Ты еще спрашиваешь, - улыбаюсь и вот он уже меня обнимает и делает вид, что спит.

А я лежу, пялюсь на потолок.

Это бред. Все словно в бреду.

 - Да мой родной, еще чуть-чуть и ОХ!!!! – волна накрывает меня с головой, и я кончаю. Еще пару жестких толчков и он тоже.

 - Черт, Йонне, ты Бог.

 - Нет, Бог у нас ты. И не спорь.

Снова ссора. Нет, так больше нельзя.  Опять Юсси куда-то ушел и сердце разрывается; а если не вернется? Такая мелочь и всё, больше ничего не будет.

Его нет уже полдня. Мобильный не отвечает. Куда он пойдет, если это я живу в ЕГО квартире, а не наоборот?

Я не понимаю. Не понимаю этого бреда. Вот он чуть ли не признается мне в любви, вот он холодный, как лед. Он меняется… Если мне плохо, он жалеет меня и тает, если я стараюсь держаться – ради него же, он снова остывает. Но ему не нравится, когда я плачу. Так что же мне делать?

Жалость… Ненавижу чувства, ненавижу чувствовать – ненавижу себя, я слаб.

Жалость – самое гадкое чувство. Жалеть нужно калеку, сироту, избитую бездомную собаку – меня жалеть не надо. Я сам… пожалею себя…

Приходит. Пьяный. Идет спать в соседнюю комнату.

А я… Я снова один. Ничего, крепись, Йонне ты привык быть один.

И снова всю ночь пялюсь на потолок. Раны совсем зажили. Юсси больше не будет жалеть меня. Мне опять порезаться? Дайте мне лезвие… Но Юсси их убрал. И ножи… куда-то.

Хлеборезка.

Вылетаю из комнаты и подхожу к его двери, чтобы убедиться, что он спит. Но вместо тишины слышу всхлипы.

В голове туманится, и я влетаю в его комнату.

Юсси сидит, согнувшись на полу пополам. Я подбегаю к нему.

Кровь, везде кровь… О нет, Юсси, у него все руки в крови… рядом лежит маленький перочинный ножик, тоже в крови…

 - Юсси! – я сажусь рядом с ним и смотрю ему в глаза: - Зачем? Скажи – зачем?

Его раны… Тонкие ровные порезы по всей длине руки от локтя до запястий. Веду его в ванную. Он молчит.  Смываю гадкой хлорированной водой кровь с рук. Он кривится, ему больно, но он не произносит и звука. Теперь я понимаю, каково ему было, каждый раз, когда я творил что-то подобное. И всего несколько дней назад, когда всерьез порезал себе вены. Мне повезло, что в этом деле я всё-таки лузер и сделал это неправильно. Иначе бы я давно передал от него привет Курту Кобейну.

Наконец он перестает плакать и поднимает на меня глаза:

 - Я хотел, чтобы мне было так же больно, как и тебе.

 У меня отбирает дар речи. Я совсем перестаю что-либо понимать.

- Йонне… - Юсси смотрит мне в глаза: - никогда не оставляй меня, хорошо? Я прошу тебя…

 - Бля, Юсси ты, что такое говоришь? КАК я тебя оставлю? Сейчас раны чем-нибудь обработаю… Будет немного больно.

 - Я знаю, не маленький уже.

 - Ты ведь делаешь это не в первый раз?

 Юсси отворачивается. Не хочет признаваться. Но теперь я понимаю, что это за шрамы, скрытые татуировками. Он когда-то уже делал такое. И не раз, как мне кажется. Как я ЧУВСТВУЮ это.

Наконец, перевязав ему руки, я обнимаю его и целую куда-то в спутанные черные волосы.

 - Я больше никогда не разрешу тебе спать одному, - говорю я, понимая, что Юсси не ответит на вопрос.

Мы в спальне и теперь уже он прижимается ко мне, а не наоборот.

 - Йонне… Ты такой красивый, такой хороший, зачем я тебе?

 - Я люблю тебя, ты же знаешь, зачем спрашивать.

 - Я знаю, но не понимаю этого.

 - Тогда прими всё как есть.

 - Я стараюсь. Йонне, черт возьми, я уже почти полгода пытаюсь принять тебя. Что всё так, как оно есть. И я не хочу этого менять.

 - Теперь я не очень тебя понимаю, Юс…

 - Йонне, я люблю тебя.

Сказать, что я был шокирован, это значит не сказать ничего. Мое сердце просто бешено стучит, отдаваясь эхом в ушах. Вот-вот и я потеряю сознание.

Но всё же я осиливаю спросить:

 - Ты хоть понимаешь, что ты говоришь?

 - Да, конечно, иначе я бы не говорил тебе.

После этих слов начинается резкий прилив энергии, я пытаюсь выбраться из его обьятий и убежать подальше. Захотелось кричать плакать и не быть рядом с ним сейчас.

Но Юсси сильней, он держит меня и наваливается всем телом.

 - Подожди, не истери! – говорит он и держит меня рукой за подбородок. – Давай лучше займемся любовью. Хочешь в роли актива?

У меня начинают трястись руки.

 - Хочешь? – повторяет он и переворачивает меня на себя.

Единое, чего мне хочется – это убежать подальше.

Толчок. Еще один, и еще. Сильнее, глубже, жестче. Я вхожу до конца; больше не могу сдерживать себя. Еще несколько раз до конца и я изливаюсь в него. Секундой позже – и Юсси тоже кончает, выгибая подо мной спину. По привычке чмокаем друг друга в губы и обнимаемся.

Вскоре он засыпает, а я смотрю на него: слишком много вопросов. Дорогой, Юсси, ты ведь делал это не впервые, правда?  И даже не во второй раз – слишком уж ты хорош был. Впрочем, как всегда. Бог.

Утром всё слишком прекрасно, чтобы что-то спрашивать, о чем-то говорить.  Такими счастливыми никогда наши дни не были. Вот уже почти полгода мы вместе и сейчас, всё действительно хорошо. Если я заставлю его рассказать, я только всё испорчу, да и не думаю, что это так важно. Будет удобный момент – тогда.

Удобный момент представился только через три дня. Мы говорили о чем-то простом, потом перешли на нас и я… не выдержал:

 - Ты ведь был пассивом до меня, правда?

 - Да. Это что-то меняет? – его тон сразу стал холодным и настороженным.

 - Нет, ты просто мне не рассказывал. И почему ты иногда резал себе руки, тоже. Расскажешь? Предупреждаю, это ничего не меняет. Скажешь?

 - Да.

 - Когда-то… мне было лет шестнадцать… я влюбился. Знаешь эдакой юношеский максимализм, когда на всё плевать, когда всё по полной? Так было и у меня. Я не испугался, что полюбил «не того», я упорно добивался взаимности. Ему было больше двадцати. И когда, я, наконец, добился своего… Я понял, как ошибался. Ты не представляешь, как мне было больно, а ему наплевать, он просто хотел кончить. И всё. Но потом я решил, что это глупости, что это объект моего обожания и самое главное, ему стало наплевать, что он трахает парня, а не девчонку.

 - Господи, родной мой…

 - Так продолжалось ммм… пару месяцев, пока не услышал, как он разговаривает по телефону и называет меня «своей шлюшкой». Тогда я первый раз порезал себе руки, чтобы физическая боль убила моральную. Это было в первый, но не в последний раз.

 - А я?.. Тебе со мной не больно, тебе не страшны те воспоминания?

 - Нет. Я с тобой – это лучшее, что было у меня в жизни.

 - Но почему ты со мной, столько времени… я тебе не надоел?

 - Ну что ты… Нет, сначала ты мне понравился только внешне, ты очень красивый, а потом… я привязался к тебе, всё больше и больше. А когда несколько неделю назад зашел в ванную, я… когда ты влюбился в меня, я просто жалел тебя, но сейчас…

 - Ты ЧТО? – я вскакиваю с кровати.

У меня сейчас начнется истерика, Господи, когда это закончится?

 - Ты меня ЖАЛЕЛ? Я тебе что, бездомная собака!!!! – меня рвет на кусочки и я выбегаю из комнаты.

Он быстро догоняет и крепко, до боли сжимает в объятиях:

 - Мать твою, Йонне, помнишь, что ты мне обещал?

 - Да.

 - Я тебе сказал как есть. Ты обещал!

 - Я ненавижу, когда меня жалеют! – я вырываюсь и закрываюсь в соседней комнате, оставляя его снаружи.

…сколько он сидел под дверью, я не знаю. Часа полтора, не меньше. Он ничего не говорил, но я то знаю, что он был там снаружи. В итоге мое сердце не выдержало и я впустил его.

Мы не разговаривали, а просто легли спать. Я обнял его в знак того, что прощаю, и впервые за долгое время спокойно уснул.

Кровь… снова много крови. Ей перепачкан весь кафель на полу, кран и душевая кабинка… так страшно, так страшно…

Просыпаюсь в холодном поту. Юсси нет. Крови быть не может, на этот раз я спрятал все ножи и лезвия.

Хлеборезка.

Что-то внутри словно обрывается, и я мчу на кухню.

На столе сидит Юсси, внимательно рассматривая острое лезвие.

 - Юсси! – я бегу к нему, он от неожиданности бросает хлеборезку и режется.

 - Черт! Что ты делал? Я так испугался… - говорю я, а он сидит, смотрит на меня и бледнеет.

 - Что такое? – спрашиваю я, не понимая, что случилось. Он молча вытягивает руку. По пальцам течет кровь, вся рука исполосована кровью. Так быстро, вот уже кровь течет до локтя, а я стою, в панике смотрю на это.

Наконец до меня доходит, и я бегу за бинтами.

В нашем доме больше нет хлеборезки.

Мы два нервных психа, коль что, сразу руки резать. Нам нужно в комнату с мягкими стенами. Это точно.

Рука быстро зажила. Так бывает.

Мы постоянно трепим друг другу нервы. Но клятвенно заверили друг друга в том, что больше не будем делать глупостей. Пройдет еще почти полгода, когда у нас опять начнется истерика.

Ларри дурак.

Он помимо всего прочего подарил мне на день рождения… хлеборезку. Ненавижу ее.

7-8 октября 2007

 Кристианна К. Эринен