Глава 1.

Над Санкт-Петербургом начиналось утро. Небо было черное, но в его глубине уже происходило что-то, что позволяло предположить скорый приход солнца. По влажной мостовой улицы Льва Толстого шел молодой человек.
Выше среднего роста, крепкого телосложения, он был одет в спецназовскую форму без знаков отличия, и было видно, что носит он ее по праву. В левой руке у него была объемистая спортивная сумка, нес он ее очень легко. Несуетливой, но уверенной поступью, он прошел во двор медицинского университета и пошел вглубь парка. Дойдя до большого флигеля, он заглянул в освещенное окно полуподвала. Затем постучался в стекло.
В помещении просторного полуподвала, испокон веков принадлежавшего кафедре гистологии, было не повернуться от различного химического оборудования, огромного старого холодильника, коробок с медицинскими препаратами, плакатов самого устрашающего вида, муляжей различных травм и патологий, огромных прозрачных бутылей, на первый взгляд, казавшихся пустыми. В центре комнаты стоял лабораторный стол-стойка с раковиной, многочисленными бунзеновскими горелками и микроскопами, заваленный разнообразным барахлом. У одного его края, очищенного от бумаг, микропрепаратов, и прочих медицинских атрибутов, сидели пятеро мужчин разного возраста.
Самый старший из них – красивый мужчина лет сорока, с пронзительным взглядом огромных серо-зеленых глаз, сидел чуть в стороне от стола – длинные ноги мешали ему придвинуться вплотную. Он, несколько насмешливо, наблюдал за тем, как четверо его более юных коллег сосредоточенно ели пельмени по очереди из общей миски, и не менее сосредоточенно запивали эту, c позволения сказать, еду, прозрачной жидкостью из граненых стаканов.
– Фёдор Михайлович, Ваша очередь, – сказал самый молодой из врачей, парень лет двадцати.
Фёдор Михайлович кивнул и ловко ухватил из миски пельмень, а затем откинулся на своем стуле. Процесс питания восстановился. Так продолжалось несколько раз, пока Фёдор не махнул рукой – ешьте, и, наконец, в тарелке остался только один пельмень. Пришелся он снова на очередь старшего, но он не успел махнуть рукой – раздался стук в окно. Фёдор изогнулся тем особенным способом, который знают все хорошие фехтовальщики, и заглянул в окошко, не отрываясь от стула.
– О! Кузя! Иди к нам! – он приглашающее махнул рукой.
Парень кивнул и исчез из оконного проема. На самом деле этот обмен любезностями через окно был простой формальностью – молодой человек был желанным гостем Фёдора, учеником и, практически, его родственником. Фёдор нашарил за спиной старый телефон, набрал короткий номер, кашлянул и заговорил извиняющимся тоном:
– Елена Владимировна! Доброй ночи! Вас Беляев беспокоит…
Из трубки донесся энергичный голос:
– Доброе утро, Феденька! Четвертый уж час! Кроме тебя с твоими нехристями в здании и нет никого! – Елена Владимировна была женщина строгая, дисциплину уважала и болтающихся без дела врачей не одобряла в принципе.
– Ах, вот как... Мне очень жаль беспокоить вас просьбами в такой час.., – елейно начал Фёдор.
– Да идет Кузьма, идет. Уж пущу его, – к Кузьме Елена Владимировна питала настоящую слабость.
– Спасибо, спасибо, дражайшая Елена Владимировна! – обрадовался Фёдор.
– Спасибо на стол не поставишь! Причитается с тебя, Федя, – намекнула суровая вахтерша на единственную ценность, которой обладал Фёдор в своей лаборатории.
– Чуть что, так сразу! – радостно возвестил Фёдор, благо ректификата в лаборатории было навалом.
Через несколько мгновений в комнату вошел Кузя. В электрическом свете подвала стало видно, что этот смуглый черноволосый парень не так молод, как кажется. Нет, на самом деле на вид лет ему было не более тридцати, но в ярких карих глазах было странное выражение, присущее долго жившим и много видевшим людям.
– Уж как вы не боитесь дракониху на входе?! – в бессчетный раз риторически вопросил в пространство Кузьма. Слабость, что питала к нему строгая Елена Владимировна, вызывала в нем чувство некоей неловкости.
Под приветственные бормотания врачей, он пожал всем руки, хлопнув Фёдора, вместо рукопожатия, по запястью. Руки Фёдор берег, без надобности никому не протягивал.
– Боимся, как ее не бояться, – ответил здоровый широкоплечий парень, Михаил, в котором даже при хорошем воображении нельзя было заподозрить великолепного пластического хирурга, которым тот являлся.
– Пельмешку хочешь? – гостеприимно предложил Кузе молодой хирург-ортопед, Алексей, кому досталась очередь съесть последний пельмень. Злые языки говорили, что хирург он отвратительный, просто переломы от прикосновения его рук сами собой срастаются, а кривые кости – выпрямляются.
– Хочу!
Кузьма подошел к столу и молниеносным движением ударил тарелку по краю. Пельмень вылетел из тарелки как пуля, и Кузя ловко схватил его на лету зубами. Врачи понимающе переглянулись.
– Угощайтесь, – Кузя вытащил из сумки здоровенный сверток и положил на стол. Внутри обнаружились пакеты с солеными огурцами, салом, сыром, резаный черный хлеб, жареная курица без ноги.
– Ешьте! А пить есть чего? – радостно спросил Кузя.
– Открывай кран да пей! – пожал плечами Фёдор, – Неужели мне жалко дистиллята для лучшего друга?
Кузьма подошел к лабораторному столу, над которым уютно висел дистилляционный агрегат, открыл кран у бутылки с надписью «Дистиллированная вода», с интересом принюхался и, до половины наполнив стакан прозрачной, как бриллиант, жидкостью, одним махом выпил ее. Поморщившись, он ухватил со стола огурец, стал с хрустом его жевать.
– Хороша у вас водичка!
На это ему никто не ответил – пока он пил, курица была разодрана в клочья и все сосредоточенно жевали. Фёдор, не участвовавший в дележе жареной птицы, смотрел на все это с некоторой грустью, и Кузя, в который раз удивился – почему Фёдор не ест кур?
– Откуда такие экологические харчи? – грустно спросил Фёдор, мастеря себе бутерброд из сыра, сала и соленых огурцов одновременно.
– А! – Кузя махнул рукой, – Бабке полтергейст изгонял. Денег брать не стал, так она мне еды дала.
– А что до мостов-то не успел? – между укусами спросил Константин, травматолог. Ходили слухи, что ему достаточно осмотреть пациента, как травма становилась гораздо меньше.
– Да заболтался! Бабуля балериной служила в Мариинке, сразу после революции…
– Ты сам-то поел? – спросил Михаил.
– Ага! Ногу сожрал… Думал доедим с Михалычем… А вы все, чего не дома? – ответил Кузя, хрустя огурцом.
– Лёня опять девушку привел. Мы там ни к чему, – приподнял бровь Федя.
– Как ни к чему? Свечку подержать?! – притворно изумился Кузя.
– Каждый? Ох, и канделябр получится! – сказал кто-то сквозь общий смех.
Кузя налил себе еще полстакана и уселся за стол, утянув себе кусок сала.
– А чего голодные все сидите? – продолжил Кузьма допрос.
– Холодильник отключали на час, – меланхолически отозвался Фёдор.
Кузя понимающе кивнул:
– Препараты-то целы?
– Что им сделается… А вот еду – пришлось выбросить.
Кузя кивнул, соглашаясь – есть что-то, что лежало в хранилище тканей без должного охлаждения, действительно, не стоило.
– Отчет принес? – таким же отрешенным тоном спросил Фёдор.
– Ну что можно на это ответить? – страдальчески возведя глаза к небу, спросил Кузьма, – отправляясь на заказы, я, конечно же, беру отчет и прижав его к груди...
– Как ты мне надоел, Кузя, – вздохнул Фёдор, – Никакого от тебя толка, морока одна. Тебе к зиме на защиту, что ты будешь им рассказывать? Про заказы? Монографию дописал? Когда будешь её сдавать? Вот, молодые люди, смотрите, – сказал он, обращаясь уже к врачам, – как нельзя пользоваться моим мягкосердечием. Ему в декабре на защиту, он по-наивности, думает, что это так же просто, как защитить кандидатскую, а я никак не могу заставить его написать отчет, чтобы убедиться, что он, в очередной раз, наврал в расчетах. Химии вообще не знает.
Все засмеялись, так как познания Кузьмы в химии в стенах медицинского университета были легендарны – он мог, посмотрев на кристаллы, определить их химический состав и процент примесей. Хотя для палеонтолога, которым Кузьма как раз и являлся, это не было настолько необычайным.
– Вот зря вы смеетесь. Терпение мое тоже пределы имеет.
Врачи скептически переглянулись – о границах терпения Фёдора все имели довольно смутное представление. Каждого из них Фёдор в свое время выручил из немалой беды, привез в Питер, выучил на врача, еще не раз выручал, и конца этому не предвиделось.
Кузя, кому, в основном, и адресовалась эта речь, только плечами пожал. Он-то знал не понаслышке, что границ Федино терпение не имеет, во всяком случае, не в обозримых Кузьмой пределах.

Часов в семь, когда уже окончательно рассвело, доев Кузину еду, врачи выползли из подвала на божий свет.
– Почему не хотите у меня поселиться? Трехэтажные хоромы стоят пустые, – в очередной раз риторически спросил Кузьма, подразумевая, конечно, Фёдора.
– А ездить к семи утра каждый день? – ответил Алексей.
– И что? Я-то езжу? – с самым слабым намеком раздражения в голосе спросил Кузя, так как ему было совершенно все равно, куда и как будет добираться Алексей, хоть к утру, хоть два раза в сутки.
– Ты – сутки через трое.., – задумчиво ответил Михаил.
И они лениво потянулись к станции метро «Василеостровская», перебрасываясь короткими репликами. Фёдор шел позади всех, Кузя рядом с ним. Говорить не хотелось, но они и так все понимали с полуслова.

Глава 2.
Большая коммунальная квартира, в которой жили Фёдор, его коллеги и Лёня, из-за которого все сегодня сидели в лаборатории без еды, располагалась почти в самом центре города – на Литейном проспекте, в двух кварталах от Невского. Собственно, «жил» там только Фёдор, все остальные «приходили в гости». Общежитие, где они все были прописаны, находилось у черта на куличиках, еще дальше даже, чем Петергофские хоромы Кузьмы. Вот и приходилось всем четверым ютиться на двадцати метрах Фёдора Михайловича, благо никто из соседей не возражал против постоянного присутствия в квартире толковых врачей. Соседи Фёдору достались хорошие. Их было трое – две старушки – музейщицы и старичок – реставратор. Честно признаться, эти соседи и определили выбор Беляева, когда он выбирал себе жилье из нескольких вариантов, в том числе и из двух отдельных квартир в спальных районах Санкт-Петербурга.
На самом деле, всем в комнате Фёдора было не поместиться и, фактически, все жили на общей кухне.
Кухня в питерской квартире была огромная всегда, но Фёдор при помощи легких интриг и лести сумел добиться потрясающих результатов по увеличению ее размеров. Сначала он убедил старожилов, что четыре плиты – настоящее излишество, да к тому же и немалый урон для эстетики. Их заменила шести конфорочная плита с электрогрилем и конвекцией. Ни тем, ни другим никто пользоваться не умел и не собирался, но было приятно, что они есть.
Затем Фёдор привел в ход более радикальные, можно сказать, революционные замыслы – пользоваться одним, пусть даже четырехкамерным холодильником, на первых порах, показалось пенсионерам требованием чрезмерным. Но после того как Фёдор намекнул, что покупку холодильника оплатит он сам, возражения уменьшились, а потом и вовсе сошли на нет.
Критически осмотрев только что установленную на кухне покупку, Фёдор сказал:
– Что на этой кухне не поставь, ничего не видно. Надо все переделывать.
Возражений, на этот раз, не последовало. Тонкие натуры музейных работников давно уже страдали от чудовищного зрелища кухни, не ремонтированной лет тридцать, и они дали себя уговорить потерпеть временные неудобства, пока идет ремонт.
Тут уж Фёдор развернулся вовсю. В кратчайшие сроки, всего за полтора месяца, коммунальная кухня превратилась в шедевр дизайнерского искусства. Попутно Фёдор сумел добавить к кухне часть коридора и неиспользуемую кладовую, и теперь она смело могла поспорить по размерам с бальным залом. Но главное было не в размерах – кухня стала – просто сказка. Огромное окно превратилось в стеклопакет, холодильник и плита заняли положенные им почетные места напротив входа, справа от окна, а рядом с ними, на соседней стене расположился современный кухонный гарнитур. В центре кухни с достоинством расположились овальный обеденный стол и шесть стульев, табуретки были изгнаны на помойку. Слева от окна осталось большое «неиспользуемое» пространство, на котором собственно и обитали врачи и Леонид, но теперь оно было значительно больше и на левой стене были две двери, ведущие в отдельные кладовые. В правой был склад варенья и солений, а в левой были раскладушки и прочие не каждый день используемые вещи – строительные инструменты и вообще «жители» кладовых, какие есть в любом доме. Только раскладушками здесь пользовались каждый день.
Пришедших с «дежурства» врачей встретил запах свежесваренного кофе и «молодняк» резво поскакал на кухню, надеясь на добросердечие пожилых дам. Фёдор же пошел к себе в комнату, рассчитывая поспать после бессонной ночи. Из комнаты вышел Лёня, тоже почувствовавший живительный аромат.

Леонида Фёдор знал относительно давно, с того самого дня, как Кузьма, демобилизовавшись, вернулся в родной город. Встречали его Фёдор и бабушка Кузьмы, Наталья Евгеньевна. Из вагона Кузя вышел вместе с высоким, красивым парнем и представил его, как Леонида.
На этом, в тот раз, все и закончилось. Мало ли с кем Кузьма был знаком? Пару раз в год Фёдор видел Леню и его красавицу жену, Марину, в доме у Кузи. Дважды Лёня приглашал Фёдора на свои выставки. Лёнины картины Фёдору нравились, он даже купил изящный натюрморт в стиле фламандских мастеров.
Лет через пять их шапочного знакомства Марина пришла к Фёдору проконсультироваться. Фёдор консультировать не то, что бы отказался, а просто отвел женщину к хорошему своему другу, гинекологу. Ушла она совершенно счастливая.
А через две недели посреди ночи Фёдору позвонили:
– Фёдор Михайлович… Вас ожоговая беспокоит.
– Слушаю…
– Вы не могли бы приехать? Столкновение на Московском шоссе…
– Я сейчас приеду, – ответил Фёдор, даже не дослушав собеседника, представив, что сейчас делается в травматологии.
Когда Фёдор приехал в ожоговую, там было столпотворение – рейсовый автобус, битком набитый пассажирами, потерял управление и на полном ходу врезался в автомобиль, идущий по встречной. От удара машина и автобус вспыхнули.
– Больше всего пострадали пассажиры автомобиля, – частил дежурный врач, обрадованный тем, что Фёдор откликнулся на его призыв, – Женщину даже не довезли до больницы, она умерла в скорой, мужчина тоже получил очень серьезные травмы и ожоги, – продолжал он рассказ пока Фёдор переодевался и мылся.
– Сначала, значит, к нему?
– Да, да. Он уже на столе.
– Хорошо, – Фёдор досушил руки и вошел в операционную.
При виде Фёдора, два пожилых врача-хирурга, работавшие за соседними столами, со значением переглянулись.
Фёдор подошел к столу и узнал того, кого собирался оперировать:
– Лёня? О, Господи! – он посмотрел на хирурга, что его привел, – Марина? Вы сказали…
– Мне очень жаль…
Фёдор приступил к операции. Все зажмурились от того, как он пластал Леонида, но каким-то странным образом повреждения стали уменьшаться, а многих попросту не стало. Через полчаса Фёдор отошел от стола и сказал:
– Зашивайте.
И перешел к другому столу. За ту ночь он прооперировал восемнадцать человек. Утром, когда Фёдор вышел из операционной, что бы проверить Леонида, один из старых врачей сказал другому:
– И он стареет… В сорок втором, он больше десяти минут на пациента не тратил.
– Тихо, – ответил второй врач, – Не болтай. Не узнал он нас, и ладно.

Леонид выздоравливал быстро, но ожоги были настолько серьезны, что полностью вылечить их не было возможности даже у Фёдора. Да Лёня и не хотел выздоравливать.
Узнав о смерти жены, Леонид замкнулся в себе и ни с кем не хотел общаться. Фёдор ничего не сказал ему о том, что Марина ждала ребенка, что бы не усугубить его горе. Выписавшись из больницы, Лёня пропал. Кузя несколько раз спрашивал у Фёдора, не видел ли он Леонида, тот в ответ только плечами пожимал – он ничем не мог помочь тому, кто не хотел его помощи.
Месяца чрез три, как Леонид исчез из поля зрения Кузьмы, к Фёдору обратился весьма влиятельный столичный политик с просьбой принять его. Фёдор выслушал просьбу и вежливо отклонил предложение поехать на шашлыки в роскошную загородную резиденцию. Через три дня предложение повторилось. Федор отказался снова. Когда же предложение, в точно таких же, как и первый раз, просительных интонациях, повторилось в третий раз, Фёдор пожал плечами и покорился неизбежному, так как было ясно, что попыток встретиться с Фёдором столичная шишка не оставит.
Фёдора встретили, как главу иностранной державы – от дверей автомобиля была постелена красная дорожка, по ее стонам стояли суровые охранники в элегантных костюмах, сам политик вышел из дома ему на встречу. Фёдор все это оценил по-своему – уж значит, он был очень нужен шишке, раз для него организовали такой прием.
Обед был великолепен, к удивлению врача, из птицы не было ни одного блюда и он, мысленно, поставил политику плюсик – приглашая Беляева себе в дом, тот потрудился узнать вкусы Фёдора.
После обеда наступил момент истины – политик, отведя Фёдора в роскошную библиотеку с дорогущими муляжами книг, начал излагать свое дело. Фёдор, стараясь не зевать от скуки, слушал.
История была банальна до неприличия – единственный сын политика, испробовав на себе все «прелести» элитной жизни, подсел на какой-то новый, доселе неизвестный, наркотик и пропал. Его удалось обнаружить в Петербурге только потому, что он снял деньги с кредитной карты. Отец примчался спасать ребенка, но ребенок спасаться не желал, из клиники пытался убежать, а когда отец, из соображений жалости, забрал дитятку из клиники домой, исчез уже окончательно.
Фёдор, не засыпая из последних сил, спросил у незадачливого отца:
– Что Вы хотите от меня?
В ответ он услышал то, чего от него всегда все ждали, но из разных соображений никогда не произносили вслух:
– Помогите мне…
Эта простая просьба почему-то тронула Фёдора. Он ожидал каких-то напыщенных слов, каких-то, плохо завуалированных под обещания награды, угроз. Он видел в этом человеке только картонную куклу, что показывают по телевизору, а перед ним был живой человек, к тому же, не слишком удачливый и очень уставший.
– На самом деле, кроме него у меня никого нет…
Фёдор кивнул, соглашаясь.
Поиски заняли три дня и Фёдор, отыскав своего протеже, оказался в одном из самых отвратительных Питерских притонов. Разговор с хозяином этого места не затянулся, Фёдора там знали и боялись уже очень давно. Парня живо отыскали, и начали приводить в чувство. Фёдор, что бы этого не видеть, вышел из комнаты. В другой комнате он заметил Леонида. Тот пьянствовал в компании каких-то шлюх, но, увидев Фёдора, почти полностью протрезвел:
– А, и ты здесь? Так значит, ты все-таки не святой?!
– Я и не претендую, – холодно ответил Фёдор.
– Вот зачем ты сюда пришел? – не унимался художник.
– Это не твое дело, Лёня. Не твое.
– А… Значит, твое?
– Мое.
– А, скажи, твое дело было зачем-то меня спасать? Твое?! Я просил тебя?!
– Ты не мог, ты был без сознания, – спокойно ответил Фёдор, уже хорошо представляя, в какое русло сейчас уйдет их разговор.
– Я бы и не стал! Ты бы лучше Маринку спас!
– Она умерла по дороге в больницу, – в сотый раз объяснил Фёдор.
– А Кузька добрей, чем ты, – вдруг совершенно неожиданно, заявил Лёня, – Он нас тогда коридором вывел. Не пожалел для нас своей силы.
– Кузьма? Когда?
– А когда мы в Чечне в окружение попали. Он нас вывел… в начало… за два часа. А ты…
В этот момент Фёдору доставили то, за чем он собственно и пришел. Принесли и прислонили к стене, прервав разговор двух старых знакомых. Одушевленным этот предмет можно было назвать только с большой натяжкой.
Фёдор критически осмотрел парня. Тот слабо шевелился, пытаясь понять, что происходит и кто перед ним. Фёдор неодобрительно покачал головой, припоминая, что звали мальчишку, кажется Виталием.
– Виталик? Ты как? Ты можешь идти?
В ответ он услышал только жалобное мычание.
– И как я его потащу?
– Не имею представления, – ответил хозяин «заведения», – Вы сказали предоставить – мы... вот он. И денег не просим. Забирайте его, как сами знаете.
Фёдор, конечно, мог поднажать, но не захотел в этот раз.
– Лёня. Ты мне нужен, – совершенно обыденно сказал Фёдор, перестав созерцать подростка и повернувшись к Лёне.
– Допереть это чудо до тачки?
– Да. Именно.
Леонид без лишнего слова подошел к стоящему у стены подростку, перекинул его через плечо и пошел за Фёдором. В молчании они спустились по лестницам, вышли из дома, дошли до автомобиля. Фёдор открыл дверцу машины и посторонился, пропуская Леонида вперед. Лёня нагнулся внутрь автомобиля, что бы положить на сиденье так и не приходящего в себя парня и, Фёдор, легким движением руки, отправил Леонида в забытье.
Запихав два бесчувственных тела в «Хаммер», Фёдор сел за руль и поехал в Петергоф. Приехав к Кузе и отдавая Виталия, как неодушевленный предмет, Кузьме, распорядился:
– Посади его пока… в оранжерею.
– Не напугается?
– А хоть бы и напугался. Надо же как-то… учить.
И, уже уходя, обернулся на пороге и сказал:
– Приеду, серьезно поговорю с тобой, ты понял меня?
– Что-то случилось? – удивился Кузьма.
– Случилось, – отстраненно согласился Фёдор и уехал, оставив Кузю в раздумьях.
Вернулся он только через три дня, поместив Леонида в надежную частную клинику под присмотр квалифицированных врачей. Леонид к тому времени уже более-менее пришел в себя и понял, что от Фёдора он не сбежит.
Кузя, на самом деле, не особенно обрадовался приезду Фёдора.
– Привет, – доброжелательно поздоровался Кузя, когда Беляев вошел на огромную веранду.
– Привет! – согласился Фёдор, – Где Наталья Евгеньевна?
– В кабинете, наверное… – ответил Кузя, недоумевая, зачем Фёдору нужна бабушка.
– Позови ее, я саженцы привез.
Пока Кузьма звал Наталью Евгеньевну, Фёдор выгрузил из автомобиля гору бумажных мешков с саженцами деревьев, пакеты с луковицами лилий, специальной землей, удобрениями и прочей дребеденью. Наталья Евгеньевна пришла, всплеснула руками и засуетилась по хозяйству.
За заботами об обустройстве сада приятно прошел весь день. Фёдор любил такие дни. В такое время он вспоминал, что у него когда-то тоже была семья, вспоминал, как был нужен и любим когда-то, давным-давно.
Наконец, все было посажено, удобрено, подрезано, привито и подвязано. Фёдор и Кузя вернулись в дом, где бабушка уже напекла ватрушек. Напившись чаю с ватрушками, и приходя в себя после сытного угощения, дождавшись, когда Наталья Евгеньевна уйдет в недра дома, Фёдор, как бы невзначай, спросил у Кузьмы:
– Лёня про коридор недавно вспоминал…
– Про какой коридор? – не понял Кузя. А точнее – сделал вид, что не понял.
– Про такой. Ты, что, много коридоров ставить умеешь?
Кузя опустил глаза, затем бесстрашно поднял их на Фёдора:
– Хорошо. Я спасал свою жизнь.
– Это теперь так называется? Воспользоваться временным коридором, вернуться в прошлое, выйти из окружения до его начала… Сколько человек было с тобой?
– Да они ничего не поняли, Федя!
– Еще бы они что-то поняли, – Фёдор стал проявлять признаки раздражения, что случалось с ним крайне редко, – Они главное поняли – что ты черт знает что можешь, вот что они поняли, кретин!
– Один я уйти, все равно, не мог! – напрягся Кузьма.
– Поэтому ты раскрыл тайну, – кивнул Фёдор.
– Я должен был сохранить тайну и умереть. Так? – Кузьма был искренне удивлен тем, что Фёдор выговаривал ему за спасение людей.
– Кузя, ты кретин. Я тебе это уже говорил? – поинтересовался Фёдор совершенно другим, уже спокойным тоном.
– Да, упоминал, – подтвердил соображение Фёдора Кузьма.
– Ты должен был мне сказать об этом, как только ты вернулся. Я бы принял меры, и они позабыли бы тот странный случай. Ты должен был сразу мне об этом сказать, сразу. Пожалуйста, больше не делай так.
– Хорошо, – Кузя опустил глаза, чувствуя облегчение.
На самом деле он очень боялся этого разговора, единственно надеясь, что Фёдор не узнает о случае в ущелье. Напрасно. С опозданием на пять лет, но Фёдор узнал, что его ученик нарушил один из основных законов, на котором была выстроена их жизнь – не допускать к знанию посторонних.
– Пошли к щенку, – распорядился Фёдор.
– Пошли, – с облегчением согласился Кузьма.
Под щенком Фёдор подразумевал юного наркомана.
Кузьма повел Фёдора в «оранжерею» – большой подвал под гаражом. Этот подвал был оборудован в виде оранжереи, и там росли самые разнообразные растения, что в здешнем климате не водились. Организовать зимний сад под землей в свое время стоило целое состояние, но Фёдор никогда не жалел ни о потраченных средствах, ни о потерянном времени.
Войдя в подвал, Фёдор глубоко вздохнул, вдыхая пьянящий запах экзотических и магических растений. Если бы кто вошел в оранжерею вместо Фёдора, Кузьмы или бабушки, то получил бы не малый нервный шок.
При виде людей растения зашевелились, принимая достойный вид – хищные орхидеи захлопнули пасти, неразлучники отцепились друг от друга, мандрагоры засвистели своим разбежавшимся собратьям. Фёдор с удовольствием огляделся. Зрелище и впрямь было преизрядное.
Большое просторное помещение было создано, как целая система подземных гротов и галерей. На сводах висели мохнатые лианы с большими яркими цветами. Освещалась оранжерея высокими тонкими колоннами, числом двенадцать. На всех колоннах были выбиты рунические узоры, и эти узоры-то как раз и светились, освещая именно те растения, которым в данный момент требовался свет. По полу вольно разложила свои «щупальца» огромная разветвленная лиана. Она периодически ползала по полу и сбрызгивала, а то и поливала, растения, нуждающиеся в поливе. Поэтому, хождение по оранжерее требовало некоторого навыка. В специально устроенных нишах и выступах стояли, сидели, висели, перебегали с места на место разные цветы, что любой ботаник обозвал бы мифическими.
Базилик стоял, задумчиво шевеля листьями, с которых стекали капли ядовитой лунной жидкости. Рядом с ним тихонько посвистывал черный бамбук, привезенный в свое время с Антильских островов и прекрасно прижившийся. Сейчас на нем висело множество разных гаек и гаечный ключ.
– Притягательное растение.., – подтвердил старинное поверье Фёдор, – Все притягивает… Опять базилик убегал?
– Опять, – кивнул Кузя, – весь в лунном свете измазался.
Богородская трава шевелила голубенькими цветочками и на Фёдора с Кузьмой внимания не обратила ни малейшего.
Объевшаяся белена сыто рыгнула в сторону мужчин.
– Ты ее не перекармливай, – посоветовал Фёдор, Кузя только пожал плечами, зная, что белена все равно обожрется, а если дать мало, то стащит у кого-нибудь.
Индийская конопля бесшумно пританцовывала, хлопая себе листьями, не обращая ни на кого внимания. Разрыв трава сидела в большой, отгороженной ото всех кадке, вся усеянная клочками газеты.
– Приношу ей, пусть развлекается, – сказал Кузя, – а то просто вянет, если рвать нечего. Свежие больше любит. Пожелтей.
Одолень-трава медленно, но верно одолевала большой стеклянный колпак, коим была накрыта во избежание эксцессов.
– Может железным накрыть?
– Железный она в два приема одолеет. Забыл, что она со свинцовым сотворила?
Фёдор усмехнулся и кивнул. Удержание одолень-травы на одном месте было немалым искусством.
Папоротник набил бутоны и, явно, собирался в этом году цвести. Петров крест светился в полутьме оранжереи, как драгоценный камень. Плакун-трава, тихо всхлипывавшая в своем уголке, при виде людей разразилась бурными рыданиями.
В дальнем углу подвала было сделано несколько ниш, отгороженных крепкими стальными решетками. В одной из них сидел мальчишка, сжавшись в комок и закрыв голову руками. Вокруг него, участливо поглаживая его по плечам и голове, стояли молодые мандрагоры, периодически переговариваясь пронзительными голосками.
При виде Фёдора мандрагоры быстренько разбежались по своим горшкам и закопались для надежности. Беляев шикнул на зазевавшихся так, что те бросились закапываться в один горшок все месте. Подойдя к нише, он выдернул застрявшую между прутьями особо толстую мандрагорку, что уже начала истерически повизгивать, бросил ее на пол, открыл замок и вошел в загончик:
– Пришел в себя?
– Да.., – юноша поднял голову, заглянул Фёдору в глаза, но увидел в них только холодную насмешку, – Пожалуйста, заберите меня отсюда!
– Тебя кто-то обидел здесь? – участливо спросил Фёдор.
– Нет… Просто они очень…
– Кто? Здесь, кроме тебя никого не было, – доброжелательно сказал врач.
– Эти кусты… Они хотели меня съесть!
– Эти кусты? Они же растения, растут в горшках, – Фёдор улыбнулся.
– Они вылезают из горшков. Они все время орали, я чуть с ума не сошел…
– Такое бывает... при таких наркотиках, какие ты употребляешь.
– Помогите мне, – парень просительно заглянул в глаза врачу, – Пожалуйста! Они хотели меня съесть! Они пролезают сквозь прутья…
– Сейчас я отвезу тебя к отцу. Он очень волнуется за тебя. Он поможет тебе вылечиться. Но если ты еще раз притронешься к игле, эти маленькие кустики придут и сожрут тебя живьем… Ты меня понял?
– Да, да! Я больше никогда не стану колоть эту дрянь!
– Вот и отлично, – Фёдор протянул руку и, взяв за плечо, поднял съежившегося подростка с пола, – Поехали!
Приехав в Петербург и возвратив юную неприятность в лоно семьи, Фёдор смог вернуться к более серьезной проблеме – Леониду.
Леонид лежал в одиночестве в частной палате и, задумчиво смотрел в потолок, когда к нему вошел Фёдор.
– И что? – безжизненным тоном спросил Леонид, вместо приветствия, – привез ты меня сюда…
– Не хочешь лечиться – выпущу, – ответил Фёдор.
– А смысл? Лечиться? Для чего?
– Жизнь не закончилась, Лёня.
– Закончилась.
– Для тебя еще не закончилась. Для Марины… Ты думаешь, ей приятно было бы знать, как ты тратишь свою жизнь?
Лёня, как змея, развернувшая свои кольца и метнувшаяся на врага, вскочил с кровати и бросился на Фёдора. Врач легко отразил атаку бывшего спецназовца и ловко швырнул его на кровать.
– Не дорос ты еще, драться со мной, – без малейших признаков превосходства, а просто констатируя факт, сообщил Фёдор.
– Это точно, – согласился Леонид, – В морду тебе дать не выйдет.
Фёдор отстраненно согласился:
– Не выйдет.
– Ты понимаешь, что я люблю ее?
– Понимаю, – кивнул Фёдор.
– Что ты понимаешь! Вот ты… Ты ведь колдун?
– Можно сказать и так, – ответил Фёдор, не желая вдаваться в тонкости.
– Можешь сделать так, что бы я ее разлюбил? Что бы каждую секунду ее не вспоминал?
– Хитрое дело.., – задумался Федор, затем принял решение, – Я могу лишить тебя способности любить вообще. Любить всем сердцем. Привязываться.
– Вообще никого не смогу полюбить?
– Вообще. А в замен, могу дать тебе какую-нибудь другую способность. Талант актера. Или сногсшибательную привлекательность для женщин. Или сразу обе этих способности.
– Врешь, – протяжно, как как-то по-детски, сказал Леонид, – Не бывает такого.
– Бывает еще и не такое.
Леонид поерзал, встал на ноги и подошел к окну, на Фёдора он не смотрел.
– Хм… А зачем мне привлекать женщин, если я их любить не смогу?
– Ты их душой любить не сможешь. А так… пожалуйста.
– Нет, это я понял… А смысл?
– Закрыть пустоту в душе.
– О! Это ты прав… Только она уже есть… Пустота…
– Та пустота – другая. Так что – решай.
– Прямо сейчас?
– Да, – кивнул Фёдор, – прямо сейчас.
– Знаешь, что… Наверное, ты прав. Любовь – это такая мука… Давай, забирай!
– Дай мне руку.
Леонид протянул Фёдору руку, тот крепко взялся за нее и, используя прикосновение, как проводник, мощным мнемоническим толчком лишил мужчину сознания. Остальное было делом довольно обычным – Фёдор закрыл участки подсознания Леонида, отвечающие за глубокие эмоциональные привязанности, оставив только его родителей и самых близких друзей. Актерский талант разбудить было довольно просто – Леонид и так был талантливым художником, немного простимулировать этот участок мозга не представляло никаких трудностей. Ну, а насчет привлекательности к женскому полу – здесь и стимулировать ничего не требовалось, великолепная мужская красота Леонида вовсе никуда не делась, а шрамы лишь добавили ему загадочной притягательности.
Когда Леонид очнулся, он ощутил странную пустоту и легкость. Образ жены потускнел и был просто воспоминанием, а не открытой, ноющей раной. На тумбочке Леонид увидел визитную карточку небольшого театра. Через месяц он уже вышел на сцену в первом спектакле в своей жизни.
Единственное, чего не стал делать Фёдор – это блокировать воспоминания о счастье с Мариной. По этой ли, по какой-либо другой причине, но Леонид не мог жить в одиночестве в своей квартире. Помучившись в разных местах, он как-то заехал к Кузе, где по обыкновению, пребывал Фёдор. Разговор сошел на невозможность найти нормальную комнату и, в конце концов, Леонид поселился на кухне у Фединой коммуналки.
Теперь известный актер с интересом смотрел на Фёдора, ожидая очередной шпильки.
– Впечатлил? – с ехидцей спросил Фёдор, зная о его многочисленных возможностях.
– О-ой! Такой, говорит, камасутры и в кино не видывала. Как твой шеф на ней спит, непонятно! – лениво потянувшись и встряхнув головой, ответил Лёня. Фёдора он традиционно представлял своим дамам как художественного руководителя театра.
– Самому непонятно, – меланхолически согласился Федя и вошел внутрь.
Бросив на пол сумку, он повернулся к висевшим в углу иконам и перекрестился перед иконой Казанской Божьей Матери.
Комната Фёдора была большой, как банкетный зал, угловой с тремя окнами, светлой и, даже, когда-то, просторной. Но теперь… Простенки между окнами и стены у двери были заняты двумя высокими платяными шкафами в стиле ампир, огромным французским буфетом, заставленным статуэтками расписного фарфора и безе, расписной фарфоровой и нежнейшей хрустальной посудой, немецкими пивными кружками, эмалевыми и золотыми кубками и графинами. Оставшиеся стены были заняты тремя старинными книжными шкафами, в свою очередь заставленными книгами, забитыми под завязку офортами, гравюрами, художественными альбомами. На середине комнаты стоял большой, как пшеничное поле, письменный стол, инкрустированный дорогим деревом, на ножках в виде драконьих позолоченных лап. Вокруг стола стояло три итальянских кресла XVII века. Но все это было еще пол беды.
Все свободное пространство комнаты занимали стопки книг, не поместившихся в шкафах, они стояли под столом, у шкафов, у буфета, под креслами. Книги были самые разнообразные – художественные альбомы, средневековые фолианты, здоровенные тома по медицине, старинные трактаты по алхимии, гримуары с тайными формулами и антикварные травники и бестиарии. Отдельными стопками стояли энциклопедии, словари, справочники, иллюстрированные гербовники, атласы и поваренные книги.
Также на полу стояли картины, которым просто не было места, где висеть, изящные пейзажи, богатые натюрморты, мощные батальные сцены и, два портрета. Первый был старинным портретом кавалера в роскошных доспехах и мантии, отороченной соболем. Кавалер носил ордена Святой Анны и Святого Владимира, но был до мельчайших деталей похож на Фёдора, хотя портрету было не мене двухсот лет. Другой – фантазийный портрет молодой красавицы в образе Минервы. Художник замечательно передал свежесть и красоту ее лица, золото рыжих волос, ослепительную зелень глаз. Красавица Минерва была изрядно похожа на того Фёдора, что смотрел с живописного полотна.
Все остальное пространство пола занимали стойки для оружия, набитые дорогими и редкостно красивыми мечами, метательными топорами, саблями, шашками, шпагами, дагами и еще десятком разновидностей колюще-режущих орудий смерти. Было несколько антикварных кремниевых ружей, все в прекрасном состоянии, пистолеты с инкрустациями и драгоценными камнями, несколько дротиков и две алебарды с украшениями чеканного серебра.
Письменный стол, как зерцало, вмещал в себя отражение своей вселенной – сиречь комнаты Фёдора. Узор на столешнице изображал сцепившихся в смертельной схватке драконов. На этой битве, в боевых порядках, стояли три письменных прибора различных эпох. В центре стола покоился большой справочник по органической химии для медиков, открытый на интригующей статье «Интерференция нуклеотидных цепочек». Что бы сей том не закрылся, и не скрыл от мира мудрость, хранящуюся в его недрах, на нем, поперек страниц, лежал дуэльный пистолет с перламутровыми накладками на рукояти.
На разных стратегических точках стола лежали и стояли разные предметы – камеи из аметиста, резная слоновая кость, каменные ножи, реторты, которые вполне годились для выведения гомункулусов, статуэтки из дерева и кости, дарохранительница в виде кисти руки святой Анхен и прочие, совершенно необходимые в хозяйстве врача, вещи. Вокруг ценных вещей грудами лежали бумаги Фёдора.
Венчала композицию на столе огромная щетка кристаллов аквамарина, не меньше метра высотой, конкурируя только с огромным бронзовым канделябром в виде древа мира о двадцати четырех свечах. Изысканный канделябр со множеством подвесок в виде райских птиц, раззолоченных яблок, кистей винограда, гроздей инжира, весь в резных виноградных и хмелевых листьях мог украсить любой дворец или музей. Но аквамарин тоже был не плох – почти два фута высотой с идеально столбчатыми кристаллами, нежнейших оттенков синего, голубого и сине-зеленого, он приковывал глаз и очаровывал, как пение сирен, играя теми отблесками света, что проникали сквозь окна.
Пространства окон были использованы должным образом – на одном грудами лежали коллекционные коробки, а к другому было не подойти – все подходы к нему занимал огромный каминный портал, привезенный в Россию в начале XVIII века, но сделанный в Нюрнберге в конце XV. Фёдор свободно проходил сквозь него, всего лишь пригнувшись. Как деревянный портал пережил блокаду, знал только Фёдор.
В единственном свободном углу, под третьим окном комнаты, стояло антикварное угловое канапе. Другой мебели, хотя бы минимально пригодной для сна, в комнате не было. Как бы подтверждая эту мысль, на канапе была постелена свежая простыня.
Знакомые Федора, впервые попав в этот сад неземных наслаждений, всегда советовали ему что-то продать и купить себе нормальную квартиру, где-нибудь в новом районе. Федор неизменно отвечал, что эти вещи ничего не стоят, а расставаться с памятью за копейки – не имеет смысла.
На самом деле, всего этого антикварного добра, сваленного как попало, хватило бы на покупку не менее трех квартир в самом центре, но Фёдор, по разным причинам, вещи эти хранил, особо стараясь не разбазаривать. Причем было здесь далеко не все – самое ценное и дорогое сердцу Фёдора было аккуратно сложено в коробки и составлено на чердаке дома Кузьмы.
Постояв в раздумьях перед иконой, Фёдор прошел к одному из огромных шифоньеров, достал оттуда великолепный шелковый халат, весь в разноцветных павлинах, переоделся, и, усевшись в одно из кресел у стола, мгновенно заснул. Его поза чем-то напоминала позу спящей птицы.

Глава 3.
Медицинский институт жил своей, совершенно обыденной жизнью. Толпы студентов хаотически перемещались по коридорам и аудиториям, что-то обсуждали, о чем-то спорили, в чем-то соглашались друг с другом. Все было как всегда. В одной из больших аудиторий, способных вместить весь поток, студенты, как и везде, готовились к лекции. Правда, почти все девушки в этой аудитории вместо того, чтобы читать конспекты, смотрелись в зеркала своих пудрениц, а юноши старались выглядеть строже и солиднее. Прозвенел звонок. Все были готовы к лекции, абсолютно все на своих местах, в полной тишине. В аудиторию вошел доктор Беляев.
Студенты встали, доктор приветливо кивнул и сделал знак рукой садиться. Все знали, что он не проронит ни звука, пока не взойдет на лекторское возвышение. Студенты, как один человек, уселись на свои места. Фёдор Михайлович в абсолютной тишине пересек пустое пространство от порога аудитории до ступенек кафедры, легко и элегантно взошел на кафедру и только сейчас все в аудитории вздохнули. Почему так происходило – сказать не мог никто. Да, молодой доктор медицины был красив и изящен, умен и эрудирован, прекрасный лектор и внимательный собеседник, но все это не имело ничего общего с тем гипнотическим воздействием, какое он оказывал на людей. Студенты ловили каждое его слово.
– Доброго Вам дня, – произнес он свое обычное приветствие и скользнул одобрительным взглядом по барышням, сидящим в первых рядах. Барышни зарделись и опустили глаза, смутившись. Каждая подумала, что его одобрительный взгляд относился лично к ней.
– Сегодня мы с вами начинаем новую, очень интересную и сложную тему – «Дисплазия соединительной ткани».
Небрежным жестом он показал на плакаты, висящие за его спиной с изображением разных тканей – нормальных и патологических.
– Дисплазия соединительной ткани – группа генетически гетерогенных и клинически полиморфных патологических состояний, характеризующихся.., – начав лекцию, Фёдор погрузился в собственные мысли.
Главной из них была мысль о том, что неплохо бы заново покрасить «Хаммер», в конце концов, этим летом в Санкт-Петербурге саммит большой восьмерки, а он на облезлом автомобиле. Просто позорит родной город! Из этой мысли плавно вытекала следующая – какую именно из государственных организаций города следовало «развести» на финансирование покраски любимой автомашины. По всему выходило, что легче всего сделать это с прокуратурой. Затем мысли, не покидая прокуратуры, плавно перетекли на Ирину Костромину, второго заместителя прокурора города, и там и остались…

Глава 4.
В коридоре под расписанием, в общем бурлении жизни, студенты решали стратегические вопросы обучения. Старшекурсники снисходительно посматривали на студентов младших курсов и старались говорить, подражая врачам.
– Что у нас завтра?
– Второе зачетное по литературе!
– Не может этого быть! Сейчас же нижняя неделя! – ахнуло сразу несколько голосов.
– Ага! Как же! Верхняя!
– Достоевский нас убьет! Кто-нибудь готов к железам? А к крови?
– А кто такой Достоевский? – спросил какой-то новичок со второго курса.
– Великий писатель! – редкостно стройным хором ответил четвертый курс лечфака. У второкурсника отвисла челюсть, но через мгновение он понял, что его разыгрывают. Собрав всю силу воли, он с достоинством удалился. Четвертый курс также побрел от расписания, обсуждая острую проблему «литературы».
К гистологии название «литература» прикипело давно и надежно. Родилось оно из прозвища доктора Беляева – студенты в первый же год его появления в институте окрестили его Достоевским, и это осталось. Да и какая ассоциация могла родиться у ленинградских студентов при имени отчестве Фёдор Михайлович? Естественно – Достоевский. Тут уж не поспоришь. Что именно мог вести «Достоевский»? Гистологию? Помилуйте! Литературу, конечно же, литературу! Время шло. Беляев стал кандидатом наук, затем доктором, но так и оставался на кафедре гистологии. Спустя десять лет, даже в учебной части можно было услышать: «Нормальная физиология получает трех дипломников, патологическая анатомия – тоже трех, а литература в этом году – аспиранта и дипломника». Сказать в институте «кафедра гистологии» означало выдать в себе чужака.
Студенты тем временем разработали что-то вроде стратегии, хоть уже и начали узнавать, что абсолютно корректный и всегда сдержанный Фёдор Михайлович – жесточайший тиран, когда дело касалось профессиональной подготовки. Всю глубину своих затруднений им предстояло постичь на сессии, когда все их жалкие доводы о сложности науки и их загруженностью во время сдачи сессии, разбивались о его вопрос: «Что будет, если Вы поставите неправильный диагноз?» Вопрос, конечно, был риторический.
– Хрящи есть у меня. Могу поделиться…
– У меня есть мышцы, – сказала приятная высокая блондинка, уверенная в том, что Беляев к ней неравнодушен.
– А у меня – железы.… Сообразим что-нибудь? – спросил спортивный парень, давно влюбленный в нее.
Девица одарила его заинтересованным взглядом:
– Сообразим.

Беляев заканчивал очередную лекцию. Сегодня его раздражало решительно все – шум в аудитории, вопросы студентов, его ответы, тема лекции, сама лекция, которую он мог бы прочитать не только во сне, но даже и под общим наркозом. Но внешне это не проявлялось никак.
– Вопросов больше нет?
Услышав в ответ смущенное бормотание, спокойно продолжил:
– Ну, тогда разрешите мне завершить сегодняшнюю лекцию. До следующей встречи, дамы и господа.
Он уже повернулся, чтобы уйти, как вспомнил еще одну вещь. Как только он повернулся к аудитории, студенты, уже начавшие собираться, застыли, как зачарованные.
– Да. Кто не взял темы для рефератов? Семестр заканчивается через два месяца. О чем вы думаете, непонятно. И как вы гистологию сдавать будете – не представляю... Хотя, нет, я-то как раз представляю, что будет… Давайте уже, начинайте работать, – он сделал паузу, завершая разговор, – До встречи. Жду вас за темами.
С этими словами, Фёдор кивнул, уже окончательно заканчивая разговор, и вышел из аудитории.
У двери в аудиторию толпой стояли студенты. Фёдор очень осторожно стал протискиваться сквозь толпу, когда в общем гвалте услышал обрывок разговора:
– А кто в этом хорошо разбирается? – спросил приятный девичий голос.
– Да Достоевский! Он же доктор медицины, – ответил юношеский голос, и Фёдор тут же повернулся, чтобы как следует обругать нахала, который уже просто в глаза назвал его, хоть и почетной, но кличкой. Взглянув в ту сторону, он не произнес ни слова – его язык буквально прирос к гортани. Перед ним, в пол оборота, стояла высокая, почти с Фёдора ростом, девушка с красивой фигурой и длинными золотистыми волосами, такой красоты, что ему в голову пришли слова: «ни в сказке сказать, ни пером описать».
– Достоевский? – усомнилась красавица, захлопав золотыми ресницами, как крыльями бабочки. Самое поразительное, ресницы эти были настоящими и даже не накрашенными.
– Ну да, Фёдор Михайлович, – снисходительно сказал старшекурсник, уже предвкушая забаву, но тут увидел Фёдора и застыл.
– А где его найти? – искренне заинтересовалась красавица.
– А вон он, с лекции выходит. Вот… вышел… из аудитории.., – пробормотал парень, кивнув Беляеву.
– Ага, спасибо! – ответила девушка и пошла к доктору.
Тот только молча смотрел на нее. Красавица подошла к доктору вплотную и посмотрела на него преданными глазами:
– Вы Фёдор Михайлович… Достоевский? – последнее слово девушка произнесла чуть смущенно, все-таки чувствуя во всем этом подвох.
За ее спиной раздалось радостное ржание старшекурсников, уже предвкушающих полное моральное уничтожение попавшей в такое глупое положение девицы. Фёдор укоризненно оглядел весело смеющихся студентов. Смех затих.
– Я. Что вам угодно, сударыня?
Старшекурсники опустили глаза, неожиданно засмущавшись. Девушка покраснела. Фёдор приветливо улыбнулся красавице:
– Могу я узнать ваше имя?…
– Всеслава.., – окончательно смутившись, ответила девица и потупила глаза.
– Мне очень приятно, какой у Вас ко мне вопрос?
Они двинулись по коридору, дружески беседуя, но тут навстречу им показался Кузьма. Увидев Всеславу, он приподнял бровь, взглядом полностью одобрив выбор друга. Фёдор только неодобрительно нахмурился.
– Добрый день, сударыня. Добрый день, Фёдор Михайлович! – галантно произнес Кузьма.
– Добрый день, Кузьма Петрович. Искал меня? – суховато ответил Фёдор.
Кузя на мгновение задумался, затем спросил вовсе не то, о чем собирался, скосив глаз на Всеславу.
– Видел мою новую статью в «Nature»?
– Конечно, видел. Ты, дорогой мой, допустил там две фактические ошибки и неточность в определении, – пожал плечами Фёдор.
Кузя радостно улыбнулся. Всеслава удивленно переводила взгляд с одного на другого.
Кузя улыбнулся уже Всеславе:
– Фёдор Михайлович настолько строгий судья, что всего три замечания о десятистраничной статье – это просто комплимент.
Всеслава неожиданно ответила:
– Я тоже… читала Вашу статью, Кузьма Петрович... О стоянке Мамонтова курья…
Фёдор и Кузя посмотрели на Всеславу с уважением. Кузьма приосанился:
– Нет. Ту Статью Фёдор Михайлович около часа ругал. А это – новая. О клеточном строении мышц диплодока, найденного в пустыне Гоби два года назад.
– О… – Всеслава удивленно сказала, – А разве находят не только кости?
– Нет, не только. Современные технологии препарирования окаменелых тканей…
– Я думаю, мы избавим даму от невероятных тайн препарирования окаменелостей, – сухо заметил Фёдор, – Ты в прошлое свое явление на кафедру обещал принести отчет?
– И я принес его… – с нежностью в голосе ответил Кузя.
– О! Я должен увидеть это! – сказал Фёдор, тут же позабыв о Всеславе.
– Увы! Мой научный руководитель схватил его жвалами и унес в берлогу.
– А два экземпляра – никак?! – Фёдор был поражен в самое сердце.
– А вы аспирант Фёдора Михайловича? – не совсем вежливо встряла в разговор Всеслава.
– Он докторант и я его оппонент, а не руководитель, – ответил Фёдор и, подумав, добавил, – К счастью.
– О! – Всеслава переводила взгляд с одно на другого, явно не решив еще, кем восхищаться больше.
– Сударыня, если вы придете завтра, я принесу вам книгу, – изящно ответил Фёдор.
– Большое спасибо, Фёдор Михайлович!
Девушка ушла, а двое ученых еще некоторое время провожали ее взглядами.
– Знаешь, Федя…
– Кузенька, еще одно слово и я разгневаюсь.
Кузя жестами показал, что тема закрыта. Федор кивнул, и они пошли по коридору в подсобку. Фёдор и Кузя зашли в комнатушку, где Фёдор хранил разные ненужные никому вещи. Или прятал чьи-нибудь очень нужные. Как в этот раз. Согнав со стопки газет спящую мышь, Фёдор полез в глубину книжных завалов, что стояли у дальней стены. Наконец извлек из их недр большую картонную коробку, задвинул книги ногой и повернулся к Кузе:
– Ну, что тебе сказать.., – он открыл коробку, протянул ее Кузе.
Там, аккуратно упакованные, лежали странной формы кости.
– Да ты одно слово лишь скажи.
– Кремний, – дернул плечом Фёдор.
– Значит, не наврали, – констатировал Кузя.

Глава 5.
Двадцать лет назад.
Огромный дом в Петергофе, построенный двести пятьдесят лет назад, был великолепен и сейчас. Выстроенный в Тюдоровском стиле, дом под островерхой черепичной крышей, с четырьмя каминами и голландской печью, огромными окнами, украшенными затейливыми витражами и сложными переплетами рам, с глубокой наружной галереей, огромным эркером и двумя мансардами, служил убежищем и крепостью семейству Кравченко со дня своей постройки.
Десятилетний Кузьма сидел за столом в библиотеке, и переводил старинный манускрипт, написанный на арабском языке. Работа шла медленно, в основном потому, что переводить нужно было на латынь, а Кузя терпеть ее не мог.
Библиотека была отделана панелями из резного дуба, изображавшие различные картины батальных сцен, сцены благородной охоты и звериной травли. С потолка на подростка смотрели вырезанные в темном дубе драконы и нетопыри, а в углах красовались тритоны и русалки, рыбьими хвостами срастаясь со стенами, превращаясь в морскую пену и коралловые острова. Между всем этим великолепием стояли массивные книжные шкафы, полные антикварных книг и редкостных безделушек. В центре библиотеки, напротив камина, стоял огромный письменный стол, за которым и занимался Кузьма.
Кузя одним глазом косил на, только вчера привезенный Фёдором, новый клинок, еще не опробованный в деле. Конечно, все мысли мальчишки были возле этого клинка. Но все когда-то заканчивается – вот и манускрипт подошел к концу. Кузя вздохнул, отложил тетради, аккуратно свернул и убрал свиток в футляр.
Вскочив со своего места, он схватил клинок и, как вихрь, промчался вниз, где давно уже раздавались голоса деда, отца и Фёдора, снова приехавшего по каким-то своим делам к деду. На лужайке перед домом вовсю шло шоу – Фёдор и Петр, оба в кимоно, сошлись в единоборстве, Михаил стоял рядом с ними и снисходительно улыбался. Петр был значительно крупнее и шире, он ловко обхватывал Фёдора и старался повалить его на траву, но Фёдор, как змейка, выскальзывал, оказывался за спиной Петра и аккуратно укладывал его в газон. Кузя бережно положил клинок на широкие перила крыльца, спустился по ступенькам, выбежал на лужайку и присоединился к веселью.

Кузьма жил в довольно странной семье, но, как и все дети, не сознавал этого – его семья и Федор составляли всю известную Вселенную Кузьмы. В семь лет Кузя пошел в школу и обнаружил, что там невыносимо скучно.
В своем возрасте он говорил на восьми и читал на одиннадцати языках, имел довольно хорошее представления о навигаторских вычислениях, разбирался в географии и астрономии, и, первый месяц, на уроках он просиживал просто витая в облаках. Проблемы начались чуть позже, когда выяснилось, что ответов на вопросы избежать не удастся.
– Как получить число пять? – спросила учительница, седая и строгая Инна Витальевна. Взметнулся лес рук. Кузьма не прореагировал.
– Кравченко?
Кузя встал, вздохнул, и, поискав в столь простом вопросе подвох, ответил:
– Извлечь квадратный корень из 25.
– Зачем? – удивилась учительница.
– Не знаю. Это Вам нужно было получить цифру пять. Мне она без надобности.
– О чем ты думаешь на уроке, Кравченко? – возмутилась учительница.
– О! Я думаю вот о чем – если Плеяды восемнадцатого сентября занимали положение на…
И Кузя пустился в астрономические размышления, которые были совершенно чужды учительнице младших классов. К ее чести, она выслушала все доводы Кузьмы, не соглашаясь и не опровергая их, на его вопрос о том, прав ли он в своих выкладках, обещала подумать, так как это довольно сложный вопрос и спокойно перевела разговор на другое, вернув класс к менее философским, но более насущным проблемам – как же все таки получаются простые числа?
Когда за Кузей пришла его мать, Людмила Владимировна, Инна Витальевна отвела ее в сторону и что-то долго внушала. Людмила некоторое время выслушивала все это, но потом сказала:
– Мне нет ни малейшего дела до Ваших способов обучения детей, но Кузьма прекрасно разбирается в высшей математике и я, уже в свою очередь, не позволю Вам заставлять моего ребенка быть глупее, чем он есть.
История имела свое продолжение, но как только дошло до директора, все успокоилось, как по мановению волшебной палочки – директор велел Кравченко ни в коем разе ни к чему не принуждать.

Глава 6.
Когда Кузьме исполнилось двенадцать лет, он первый раз задумался об ограничениях, наложенных на него родственниками. Обычный серый осенний день шел, как шел. Фёдор приехал как обычно. Дверь, как всегда, была открыта – заходи, кто хочешь. Фёдор хотел. На веранде – ни души. Значит – все на кухне. Если вообще кто-то есть в доме. Фёдор снял куртку и ботинки, нашел «свои» тапочки и прошел темным коридором на кухню. В кухне горел неяркий свет, у плиты колдовала Людмила. Кухня, ее гордость и любимое место в доме, состояла из двух частей.
Первая – старинная, отделанная диким камнем и кирпичом, с огромным камином, переделанным в очаг, с пучками пряных трав и косичками лука, причудливыми банками солений и медными, ярко начищенными кастрюлями. Вторая – суперсовременная – кафель, фаянс, сталь, мягкие обтекаемые линии, кобальт и хром, синий, серый и белый. В центре композиции царил огромный холодильник кобальтового цвета, скрывающий достаточно еды, чтобы прокормить армию средних размеров. В углу кухни стояла плита, ослепительной окраской и размерами ничем не уступающая холодильнику. В ней сейчас пеклись пироги.
Фёдор несколько секунд постоял в тени, рассматривая ярко освещенную кухню, пахнущую пирогами и кофе, корицей, мятой и чем-то таким, от чего у Фёдора всегда щемило сердце… Обжитым домом.
– Привет, Феденька, – сказала Людмила, не поворачивая головы.
– Привет, Мила, – ответил Фёдор, выходя из тени, но, оставаясь за порогом, – Как ты всегда меня узнаешь?
– Не знаю, Федь… Ты какое-то тепло приносишь… Не знаю. Знаю, что это ты. Ты что на пороге стоишь?
– Уже не стою, – Фёдор прошел в кухню, в круг света.
Мила достала из недр ослепительно-синей плиты горячий противень и, через несколько мгновений Фёдор с наслаждением впился в лавово-горячий пирог.
Утолив первый голод, он долго пил чай и рассказывал Людмиле почему студенты лечфака нуждаются в тотальной лоботомии, она смеялась, пришел из школы Кузя и они долго болтали о пустяках. Наконец, весь чай оказался выпит, пироги съедены, Кузя отправлен учить уроки. Фёдор поднялся в кабинет Михаила Петровича.
Когда он вошел в кабинет, Кузя сидел на подоконнике и смотрел в окно.
– Что случилось?
– Ничего, – скучным голосом ответил Кузя.
– А, значит, все хорошо, – согласился Фёдор, – Принеси мне, пожалуйста, «Альберта Великого».
– Он на столе лежит, – ответил Кузя, не пошевелившись.
– Спасибо, – вежливо ответил Фёдор, подошел к столу и, сев за него начал читать старинный травник, не заметив, как углубился в изучение рукописи, присланной Михаилу на экспертизу.
Кузя продолжал сидеть на подоконнике, хотя Фёдор краем глаза видел, что ему очень неудобно сидеть в такой позе. Фёдор делал вид, что ничего не происходит до тех пора, пока Кузя, не повернулся к нему лицом и не спросил:
– А ты можешь вызывать огонь? Ты можешь заколдовать ветер?
– Могу… А что случилось? – озадачился Фёдор.
– Дедушка сказал, что мне нельзя заниматься магией!
– Значит нельзя, раз Михаил Петрович сказал.., – пробормотал смущенный Фёдор.
– Значит, я никогда не стану ведьмаком?! – резко спросил Кузя.
– Кузя, что случилось, кто тебя обидел? – совсем беспомощно спросил Фёдор.
– Никто меня не обидел! – взвился Кузьма, спрыгнул с подоконника и выскочил из библиотеки раньше, чем Фёдор успел открыть рот, чтобы ответить.
Несколько минут Фёдор сидел в раздумьях, обдумывая, что и как делать, для хоть какого-нибудь исправления ситуации… Вызывать огонь? Колдовской ветер? Что за черт?!
Так ничего и не поняв, Фёдор пошел искать Людмилу.
Людмила была где всегда – на кухне. Обложившись книгами и рукописями со всех сторон, она что-то увлеченно писала, перечеркивала, поправляла, записывала какие-то сноски на других листках и продолжала писать на том же самом листе, что и сначала.
– Мил, ты очень занята?
– Нет, Федь, не очень. Мне тут просто мысль пришла, я ее решила записать. Если вольфрам…
– Нет, солнышко, Милушка, химию свою оставь, – взмолился Фёдор, – Ты мне лучше скажи, что случилось с Кузей?
– Ой, он весь день сегодня смурной.
– Да я уж видел! Странно. Пока мы плюшки трескали, он веселился…
– Ой, да он как тебя увидит, будто солнцу радуется!
– Мила, ну что ты, право!
– Я же правду говорю! А почему он такой, я не знаю. Он, кажется, вчера с дедом поссорился…
– Пойду Михаила потрясу.
– А они с Петей уехали на рыбалку.
Мысленно Фёдор выругался так, что Мила, даже не слыша слов, поджала губы и неодобрительно покачала головой.
– Рыбаки! Ладно, пойду к Кузьке, – махнул рукой Фёдор и пошел искать Кузю.
Искать долго не пришлось – Кузя сидел на веранде. Фёдор вошел на веранду и неожиданно для себя самого спросил:
– Хочешь, научу тебя огонь вызывать?
– Научишь, что? – без выражения спросил Кузя. Затем смысл дошел до его сознания, – Правда?!
– Конечно, правда. Иди сюда, – Фёдор показал на камин, – А то на улице снег, а в комнате с непривычки ты можешь что-нибудь спалить.
Кузя подошел, как-то странно подобравшись. Фёдор раскрыл ладонь. На ладони плясал огонек.
Кузя в свои четырнадцать лет еще не разу не видел магии в действии. Много лет назад на семейном совете было решено, что магическая подготовка внука ведьмака должна была начаться как можно позже. Но Фёдор понимал, если сейчас он не подбодрит подростка, то они рискуют не получить из него ведьмака вообще никогда.
Кузя остановился, не дойдя двух шагов до Фёдора.
– Возьми его. Так ты легче поймешь, как его вызывать.
На самом деле, это было неправдой. Без этой передачи, Кузя просто никогда не смог бы вызвать огонь сам. Кузя подошел и осторожно взял язычок пламени с ладони Фёдора. Тот заплясал на его ладони, а на ладони Фёдора возник еще один.
– Пусть почувствуют друг друга. Это им нужно. Ну-ка!
Огоньки коснулись друг друга.
– Вот теперь зажги дрова. Стряхни его, пусть огонь разгорится.
Кузя покорно стряхнул огонь в камин. Жарко полыхнули поленья.
– Осторожнее! – Фёдор ловким движением притушил пламя, и огонь весело заплясал на дровах.
Кузя тяжело дышал, переводя взгляд с огня на Фёдора.
– Что смотришь? Теперь сам.
– Сам? Я… смогу?
– Если захочешь, то сможешь.
Кузя осторожно раскрыл ладонь. Посмотрел на нее. Посмотрел на Фёдора.
– Разглядывать будешь позже. Давай.
Кузя сжал ладонь. Снова раскрыл. На ладони плясал крохотный язычок огня. Заморгал и потух.
– Ты слишком стараешься. Легче.
Кузя кивнул головой. Еще раз сжал и раскрыл ладонь. Язычок пламени был ярким и сильным.
– Теперь хорошо. Но высвистывать ветер я тебя учить, пока, не стану.
Кузя поднял глаза на Фёдора.
– Спасибо, Федь…
– Я ничего ведь не сделал, не за что благодарить…

Глава 7.
На следующий год Кузя услышал слово «Хранитель» и был несказанно удивлен, что его добрый друг Фёдор – практически всемогущий Хранитель города, что защищает его ото всех бед. Потом он получил первый настоящий урок магии и перешел к изучению более сложных дисциплин. Теперь он целыми днями находился в омшанике, играя на флейте, сидя в специально начерченной Фёдором пентаграмме. Омшаник был старый, старее дома. Собственно, дом был построен на этом месте именно потому, что в этом месте был такой «подвальчик». В этом омшанике, три метра всего глубиной, был тайный узел, что соединял три мира – Первый мир, мир Богов и демонических сущностей, Средний мир, мир людей и Верхний мир, мир элементалей, мир тех сущностей, что сами называли себя богами, ожесточенно отстаивая это право у Первых.
Фёдор собственноручно начертил пентаграмму для Кузьмы из смеси соли, черного и красного перца, крови Кузьмы и пепла его волос, ориентируясь на рост и мастерство молодого человека. Точно такая же пентаграмма в свое время чертилась и для Петра, и для Михаила.
Кузя играл на флейте. Монотонная, гипнотическая мелодия требовала немалой концентрации, и Кузьма целыми часами добивался правильного звучания, до тех пор, пока вокруг закрытого магией безопасного места не начинали сгущаться силы, человеку неподвластные и поэтому опасные более чем смертельно. Но, иногда, к краям пентаграммы слетались боевые демоны, Кузя откладывал в сторону флейту и принимался копировать их позы и боевые стойки, постепенно понимая боевые приемы чужого мира и перенимая их. Про свою способность вызывать огонь он не сказал никому, ни родителям, ни деду, ни бабушке, охраняя свою единственную тайну, как зеницу ока.

Когда Кузе исполнилось тринадцать, к юному ведьмаку начали приходить друзья из мира животных, птиц, насекомых.
Фёдор на день рождения Кузьмы не попал, будучи в отъезде. Кузя ждал приезда старшего товарища, с нетерпением ожидая рассказа о заморских чудесах. Приехав, Фёдор принес ему необычный подарок – огромного шипящего таракана. Фёдор открыл коробочку и выпустил чудовище на ладонь. Тот стал гордо прохаживаться по руке Беляева. Кузя, на всякий случай отступил на шаг.
– Это что?
– Это не что, а кто. Его зовут Т-с-с.
Услышав свое имя Т-с-с громко и мелодично зашипел. Кузя уловил в его шипении знакомые звуки.
– Он говорит…
Фёдор кивнул:
– Прислушайся. Внимательно.
Кузя подошел к Фёдору и осторожно протянул руку к таракану. Тот ловко перебежал на Кузину ладонь и зашипел еще сильнее. Кузя вслушался в шипение. Постепенно до него дошел смысл:
– Здравствуй молодой ведьмак…
– Здравствуй, Т-с-с…
– Фьод меня привез… Буду жить у тебя в доме…
– Хорошо.., – растерялся Кузя.
– Я рад, что тебе понравился, – Т-с-с соскочил с ладони Кузи и молниеносно пробежав по комнате, юркнул в щель пола и пропал, хотя Кузя прекрасно помнил, что там не было никаких щелей – они вместе с отцом недавно подгоняли и вощили весь паркет в доме.
Тсс мнил себя пророком, и самое интересное заключалось в том, что предсказания усатого оракула всегда сбывались. Он часто приходил к деду или Фёдору, чтобы рассказать что-то важное, а к Кузе приходил с рассказами о том, к устроен мир, как живут между собой насекомые, животные, растения и птицы.
Однажды вечером Т-с-с прибежал к Кузе и спросил:
– Где старший ведьмак? – так Т-с-с называл деда Кузьмы.
– Дедушка уехал в город, с Фёдором…
– Плохо! – прошипел таракан, – Значит, передай ему...
И таракан рассказал Кузе о беде – о нападении хтония, низшего демона девятого чина, вызванного каким-то «народным целителем», что нашел в чулане рабочую книжку своей прапрабабки. Прочесть он ее, как следует, не сумел, а беды натворил. Напуганный, слепой, глухой, да к тому же и искалеченный неправильным переходом в другой мир, демон сожрал вызвавшего его идиота и убежал в поисках других жертв, отыскивая их по живому теплу.
Чудище натворило бы дел, до тех пор, пока не умерло бы от полуденных лучей солнца, но Кузя был готов к этой встрече. И безобразный демон, бесформенный, отвратительно воняющий, покрытый слизью и кровью своей первой и, к счастью, последней жертвы, стал первым триумфом молодого ведьмака.
Узнав об этом, Фёдор совершенно не был удивлён. И как бы не охали, ничего не подозревавшие о предупреждении таракана, родственники юного шалопая, Фёдор похвалил ученика.
– Т-с-с ему что сказал? Мне передать?! Или самому идти?!! – возмущался Михаил.
– Не вечно же ему под защитой Старших находиться, – ответил Фёдор.
– Да что это такое, Фёдор Михайлович! – не выдержал Петр, – На то мы и есть, старшие!
– Ну, будет вам. Поругали мальчишку, и хватит, – сказал Фёдор другим, твердым тоном.
Перечить ему ни Михаил, ни Петр не посмели.
Тем более, Т-с-с предупредил и Фёдора… Фёдор тайком видел эту схватку и решил вмешаться только в крайнем случае. Но парень справился сам.

Глава 8.
Кузе было четырнадцать лет, когда случилось страшное.
День был зимний, нудный, казалось, он будет тянуться вечность. Устав ждать родителей из командировки, мальчишка решил почитать рыцарский роман на французском, что Фёдор привез почитать на выходные и бросил в библиотеке, позабыв. Прочитав с полсотни страниц на старофранцузском вперемежку с кухонной латынью, Кузя отложил книгу и пошел бродить по дому. Деда тоже не было. От тоски хотелось выть. Он не понимал, чем вызвано его тоскливое настроение. Ему хотелось плакать.
«Ну, вот, как девчонка!» – обругал он себя. А упрямая слеза всё равно покатилась по щеке.
Но, вдруг, зазвонил телефон. В два прыжка парень оказался у телефона. Звонил отец. Кузя весело оттарабанил:
– Алло! Привет, пап! Едете домой? Отлично! Давайте быстрее, я соскучился уже!
Отец обманчиво спокойным голосом сказал, чтобы мальчишка ждал их с матерью дома и не выходил никуда гулять. Кузька весело проскакал на кухню и затеял небольшой ужин. Мальчишка с детства отличался своей любовью к поварскому искусству и, как, периодически шутил дедушка – Кузя без работы не останется никогда.
Хороший шеф-повар нужен всегда и всем. Будущий ведьмак с особой тщательностью и рвением приготовлял разные препараты. Алхимик и повар, решил он тогда – практически одно и то же. Пока Кузька шаманил на кухне, не заметил, как за окном уже нависла темнота. Тяжёлая, с густой синевато-жёлтой от фонарей, дымкой.
«Ох, блин!.. Ну где же они???»
И сердце вдруг заныло так, что парень невольно согнулся в три погибели. Он вдруг ощутил холод. Как будто кто-то вонзил в его ребячье сердце стальной клинок. Мальчишка вздрогнул. Ходики на кухне остановили свой ход. В дверь кто-то скрёбся.
«Это Т-с-с! Что ему-то надо? Он просто так никогда не приходит… Только бы беду не насвистел!» – Кузя, не открывая двери, щёлкнул пальцами. В двери немедленно образовалась маленькая потайная дырочка размером с мышиную норку. Эта дверь имела свойство подстраиваться под размер гостя из иного мира. А Т-с-с был шипящий таракан, красивый, гордый.
Являлся он к Фёдору и Кузьме тогда только, когда хотел сообщить что-либо важное, имеющее значение, событие. Сколько раз Т-с-с выручал Фёдора, предупреждая его об очередном преступлении, о нападении, о краже…
И вот теперь Кузя ждал Т-с-с со страхом. Т-с-с медленно вполз и на языке, известном только посвящённым, произнёс:
«Где Старший? Не нашёл Старшего…».
Кузя объяснил, что Фёдор уехал по делам за город, а дед с бабушкой ушли в гости. На что таракан обеспокоено произнёс:
«Делать нечего, юный ведьмак! Ты останешься один, так как некому помочь им!»
Кузьма спросил таракана, кого он имел ввиду. На что тот печально пошевелил усами.
«Они хотели помочь Первому, попали в ловушку. Всё плохо, чую беду. Потому пришёл. Жаль… Старший мог помочь…».
Тут таракана передёрнуло.
«Извини, юный ведьмак! Теперь ты… почти один. Они бы не успели… Слишком всё быстро… Потому что я не успел. Прости!».
– Что? Что?! Нет… Т-с-с, ты может быть ошибся… Бывает…может быть… – он повернулся к таракану, но в этот момент зазвонил телефон. Кузя бросился к телефону из кухни позабыв обо всем, схватил трубку и почти прокричал в неё:
– Да! Да… Да… Что? Что?! Нет… Вы ошиблись… Нет!!! Нет… – он уронил телефонную трубку на пол, сползая по стене.
Звук коротких гудков заполнил воздух комнаты, неожиданно сгустившийся и не дававший дышать…
– Это не правда, – сказал он несколько минут спустя, сидя у стены на корточках, – Это не правда…

В ночь перед похоронами повалил снег. Вся земля оделась в белый наряд. Кузя не мог спать, он просто сидел и смотрел в окно. Снег хлопьями падал на деревья и землю, превращая знакомый с детства сад в заколдованный мертвый мир. В дверь постучали.
– Открыто.
Дверь знакомо скрипнула, Кузю окатило волной сквозняка. Со сквозняком пришел знакомый запах пряностей и амбры.
– Можно мне войти?
– Заходи… – Кузя не пошевелился, Фёдор, похоже, не ожидал ничего иного.
Закрыв за собой дверь, он сел на стул у письменного стола и облокотился на него локтями, положив голову на руки.
– Мне даже не разрешили на них посмотреть…
Фёдор промолчал, понимая, что его ответ не требуется.
– Все думают, что я еще маленький… Что я ничего не понимаю… Не было никакой аварии… Не было! Почему они мне врут?! Почему вы все мне врёте?!!
– Никто тебе не врет, – монотонно ответил Фёдор, понимая, что Кузе просто надо выговориться.
– Но ведь вы не говорите мне ничего!
– А ты действительно хочешь узнать правду? Действительно хочешь узнать, все как есть?
– Да, хочу!!! – от тупого отчаяния Кузя перешел в крайнюю агрессию, но Фёдор смотрел на подростка совершенно спокойно.
– Авария действительно случилась. Твои родители были в той машине, что дважды перевернулась, и, упав со склона, вспыхнула как факел. Я друг твоих родителей, поэтому мне позвонили и попросили приехать. Ты же знаешь, что я оперировал твоего отца…
– Это все вранье!!! Кто их убил?! За что?!
– Это судьба, Кузя, судьба.
– Ты врешь!!!
– А что я должен сказать? «Я знаю, кто их убил?», – но я не знаю!
– Я узнаю это!!!
– Ты ничего не узнаешь. Просто умрешь, и все…
– А что бы ты сделал, если бы убили твоих родителей?! Ты бы просто сидел и думал?!
Фёдор резко встал и, схватив Кузю за локти, заглянул тому в глаза. Кузьма испугался горящему в них пламени.
– Мне не о чем было думать. Мою мать убили на моих глазах.
Сказав это, он отпустил задыхающегося Кузю и вышел из комнаты.

На старом кладбище под Петродворцом не хоронили уже давно, но Михаил Петрович добился, чтобы сына и невестку похоронили рядом с предками. За ночь все завалило снегом, так, что идти было тяжело. Кроме их маленькой процессии на кладбище не было ни души. Михаил, Наталья, Кузя, Фёдор, несколько сослуживцев Петра и скорбная мать Людмилы. Вот и все люди, что провожали в последний путь родителей Кузи.
Кузя стоял между дедушкой и бабушкой совершенно опустошенный. Несколько раз он осторожно скашивал взгляд на Фёдора, но опускал глаза каждый раз, когда Фёдор мог видеть его. Наконец, все закончилось. Скорбная процессия потянулась с кладбища в поджидающий автобус. Фёдор подошёл к Кузе и положил руку ему на плечо.
– Поехали на Шингарку. Нечего нам с тобой делать на поминках. Мы их и так не забудем.
Кузя только кивнул, ничего не говоря.

Со смертью родителей Кузьма полностью окунулся в учебу и тренировки. Выучил еще три языка и, наконец, дед принес ему огромный, почерневший от времени, пахнувший старой кожей и плесенью, фолиант, исписанный столбиками непонятных знаков.
– Мабдорнаг, – сказал Михаил Петрович одно только слово и у Кузи дрогнуло сердце, ведь это был язык, при помощи которого можно было вызывать демонов в мир людей и повелевать ими, а затем вернуть приказать им вернуться домой, не нарушая равновесия.
Целый месяц Кузя учил буквы, коих набралось триста девяносто шесть, а затем принялся узнавать слова языка тех существ, что живут в мире огня. На третий месяц изучения Старейшего языка, сидя в библиотеке, напротив Фёдора, который в этот момент что-то внимательно изучал, Кузьма, сбиваясь через каждое слово, взвыл:
– Как мне этот язык надоел! Я с ума сойду!
– Я тебе сойду.., – меланхолически ответил Фёдор и отвесил Кузьме несильный, но чувствительный подзатыльник.
– Ну! – возмутился Кузя.
– Это что бы не болтал всякую ерунду. Сойдет он, – пояснил Фёдор, – А язык этот – для тебя, для дурачка. Как ты будешь с драконами разговаривать?
– С драконами?! Ты шутишь, что ли?
– Учи, не болтай, – Фёдор углубился в чтение, – главное, помни про Равновесие, – добавил он, помолчав.
Не удовлетворенный этой беседой, на следующий день Кузя пожаловался деду:
– Дед?! Сколько можно учить этот язык? Он же не настоящий!
– Учи давай! – рявкнул дед, – Ненастоящий!
– Ну а какой? Кто на нем говорит?
– Если не будешь знать, как на нем говорить, то и сказать ничего не сможешь! А главное, имена собственные.
– Дед. У меня мозги кипят. Ну, какая мне польза от того, правильно ли я скажу «Норготонодокулатунимруг»?
– Будет польза, еще какая. А будешь ныть, скажу Фёдору Михайловичу, пусть тебя на ум наставит.
– Я ему уже говорил, – сказал Кузя.
– Что?! – на несколько мгновений у Михаила Петровича пропал дар речи, – Ты говорил с Фёдором Михайловичем о том, что не хочешь учить Первый язык?!
– Я сказал, что надоело… Он меня подзатыльником наградил, сказал, что не смогу с драконами разговаривать…
– И все?! – спросил Михаил, до сих пор со страхом вспоминая тот день, когда он пожаловался добрейшему Федору на трудности Первого языка.
– И все.., – Кузя вздохнул и отложил фолиант, затем повернулся к Михаилу:
– Я сегодня на день рождения к Лидке.
– Обратно поздно пойдешь?
– Дед! Ну ты что спросил?! Поздно! А что, я маленький? – ответил Кузьма, играя мускулами. Михаил Петрович только вздохнул и покачал головой.

Веселый и слегка нетрезвый Кузя возвращался со Дня рождения по густым зарослям парка. За спиной ему послышался какой-то шум. Кузя остановился и прислушался. Звук стих. Кузьма пожал плечами и пошел дальше. По аллее, навстречу ему, шла хрупкая девушка. Поравнявшись с Кузьмой, она улыбнулась ему. Юноша улыбнулся в ответ.
– У вас не найдется прикурить?
– Нет, – засмеялся Кузя, – Я не курю…
– Какая досада, – сказала девушка и подошла к Кузе вплотную. В ее руках мелькнул платок и крепко прижался к лицу Кузьмы. Кузя дернулся, вдохнул яд и обмяк, упав на землю.

Кузя пришел в себя, растянутый за руки и за ноги в высокой арке, стоящей в центре большого сводчатого помещения. Перед ним открылась картина – большая пентаграмма со свечами и справа от нее, круг. В пентаграмме густо, как молоко, клубился туман, в круге находились обнаженные мужчина и женщина.
– Норготонодокултунимруг! Явись и служи!
Мужчина и женщина начали обряд вызова. С каждым движением мужчины, туман в пентаграмме изменял свою форму.
Кузя, усилием воли, прогнав из головы собственный туман, вспомнил имя вызываемого демона и шепотом стал произносить его.
Наконец, мужчина достиг кульминации, и в тот же миг облако дыма в пентаграмме превратилось в отвратительного демона. Через несколько долгих мгновений, кульминации достигла женщина. Демон стряхнул с себя оковы пентаграммы и вышел наружу, почувствовав запах человеческого тела.
– Пх’нглуи мглв’нафх Каплугу Р’льех вгах’нарол фхтагн, Норготонодокулатунимруг – сказал Кузьма немного дрожащим голосом.
Демон подошел к Кузе и спросил на языке, который юноша еще утром считал не существующим:
– Как получилось, родственник, что ты в человеческом теле?
– Я в теле ведьмака. Видишь метку?
Демон своим особым зрением осмотрел Кузю и увидел трехлапчатую свастику в круге с тремя коготками. Демон понимающе покачал головой
– Интересно. Ты овладел им или он тобой?
– Мы оба в проигрыше. Он еще жив и причиняет мне столько страдания, сколько может, своими уродливыми мыслями.
– Плохо. Долго он проживет?
– Не знаю. Может, три цикла, может пять.
– Плохо. Только мне тоже не очень весело. Смертные вызвали меня сюда, а зачем, не сказали…
– Они твои господа? Они, кажется, неправильно произнесли твое имя?
– Неправильно. Но они не поняли. Будешь есть со мной?
– В этом теле я не могу…
– Жаль. Знаешь, мне кажется, они думают, что они в безопасности в своем не полностью начерченном круге.
– Я вижу, что он начерчен неправильно.
И действительно, круг был начерчен без должной тщательности и три знака были нарисованы не верно и криво.
Демон отвернулся от Кузи, и пошел к незадачливым демонологам. Мужчина и женщина смотрели на демона с ужасом – все пошло не так, как они рассчитывали. Через несколько мгновений все было кончено. Демон с удовольствием пожрал сердца убитых, а затем посмотрел на Кузьму.
– А теперь куда? Мне здесь не нравится. Здесь холодно!
– Если ты разорвешь мои цепи, то я отправлю тебя домой, и мы ничего не будем должны друг другу, – сказал Кузя, вспомнив слова Фёдора о равновесии.
– Жаль, что я не могу увидеть тебя воочию, родственник. Сдается мне, что ты из Старших. Я бы не догадался так соблюсти обычай. Да. Ничего не должны. Равновесие.
Демон легко разорвал цепи на Кузе. Кузя сгруппировался и спрыгнул на каменный пол. Взяв меч, Кузя кровью убитых людей начертил на земле знак открытия врат, знак возвращения и знаки четырех первых сил.
– ОГТРОДАИФ ГЕБЛ – ИХ НОЯ-РУОТОТ НГАХНГАИЙ ЗХРО, – громко сказал Кузьма.
Коснувшись мечом демона, Кузя отправил его в Первый мир. В этот момент в подвал вломилась милиция. Их глазам предстал разгром, два чудовищно изуродованных тела и парень с огромным мечом, весь в крови.

В кабинете следователя по особо важным делам Андрея Коломенского с утра было не продохнуть. Вечером жизнь казалась следователю просто прекрасной – ему сообщили, что арестован виновник недавних убийств, прокатившийся по Ленинградской области.
Но с утра все пошло наперекосяк. Все происходящее нравилось следователю все меньше и меньше. Он, с утра, уже настроился расколоть мальчишку и закрыть дело о серии особо жестоких убийств. Но мальчик держался уверенно, на хамство следователя не реагировал, спокойно сказал, что доказать его причастность к убийству сложно, пусть проверят характер травм. Этот «характер травм» почему-то привел следователя в ступор.
К десяти часам утра в кабинет Коломенского вошла изящно одетая молодая женщина. Черты ее лица были нежными и тонкими, но выражение – волевым и холодным. Она в полном сознании своей правоты потребовала объяснений по серийным убийствам. Следователь вскипел, но быстро сник, когда увидел ее служебное удостоверение и прочел, что перед ним советник юстиции третьего класса Ирина Костромина.
Все совсем стало плохо, когда приехала бабушка подозреваемого и стала просить что-то несусветное, а именно, что бы ее ненаглядного внука отпустили встретиться с дедом.
– Поймите, Михаил умрет сегодня! Он должен увидеть внука последний раз! – рыдала не старая еще женщина.
Следователь сжав губы, полный сознания своей значимости, ответил:
– Я уже все сказал!
Наталья Евгеньевна плакала, закрыв лицо правой рукой. На среднем пальце таинственно светился красивый серебряный перстень со сложным сквозным узором и бирюзой. Ирина некоторое время задумчиво смотрела на это кольцо.
Затем резко сказала:
– Оформляйте документы на перемещение.
Следователь взвыл:
– Товарищ Костромина!
– Под мою ответственность, Андрей Николаевич, – пожала плечами Ирина.

Дед, тяжело дыша, лежал под капельницей в больнице. У его постели сидел Фёдор.
– Я все сделаю, как ты просишь, не сомневайся, Михаил Петрович.
Дед кивнул, в этот момент Кузю в палату ввели в наручниках два конвоира. Вслед за ними вошли Ирина и бабушка.
– Наручники снять, все вон! – распорядилась Ирина, в упор посмотрев на Фёдора.
Фёдор кивнул:
– Я врач Михаила Петровича.
– Хм… Михаил Петрович? Я привезла Вашего внука, – напряженным тоном сказала Ирина.
– Фёдор Михайлович поможет мне с внуком… Он в… курсе всего…
– Феденька, как хорошо, что ты здесь! – всплеснула руками Наталья Евгеньевна.
– Наталья Евгеньевна, здравствуйте, – сказал Фёдор, – Ох, Кузь…
– Мы подождем в коридоре, – сказала Ирина.
Она взяла бабушку за руку и бережно вывела ее из палаты. Как только они оказались в коридоре, Наталья Евгеньевна спросила:
– Откуда… вы знаете?
– На вас кольцо моей матери. Это кольцо дедушка привез из Лхасы… Когда с мамой… случилось… мне было двенадцать лет, и я все хорошо помню. И я сделаю все, что бы спасти вашего внука.

В палате, в этот момент, старший ведьмак передавал силу молодому. Фёдор держал руки на лбу Михаила и на затылке Кузьмы. От напряжения, по подбородку у Кузи, текла струйка крови из прокушенной губы. Дед крепко держал его за руки. Затем он кивнул. Фёдор разорвал контакт.
– Я за дверью подожду, – сказал врач и вышел из палаты.
Кузя и Михаил молчали, пока дверь за Беляевым не закрылась. Затем дед сказал:
– Ты должен дочитать… все книги… Помнишь, как их найти?
– Помню, дед. Не умирай! Не отдавай мне силу!
– Это не та сила, что поддерживает жизнь. Это – сила ведьмака. Дар чуять нечисть. Слушайся Фёдора. Он… Не важно. Тебе он вреда не причинит никогда. Запомни это. В твоей жизни будут ситуации, когда ты будешь думать по-другому. А теперь позови Наташу.
– Дедушка, не оставляй нас! – взмолился Кузьма.
– Мы встретимся. Но с тобой – очень не скоро. Ты проживешь очень долго. И тебе… придется разделить свою силу на три части. Позови бабушку.

Глава 9.
Сегодняшний день.
На девятое мая погода выдалась сносная, тучи были разогнаны. Солнце залило Петербург ослепительным светом и весь город вышел полюбоваться на это зрелище. Фёдор и Ирина сидели в только что установленном ресторанчике Летнего Сада. Фёдор, придя с дежурства, заказал себе серьезной еды и ел за двоих. Ирина пила кофе и ела пирожные.
Сзади них, в парке, сидела пожилая супружеская пара, оба в орденах. Они говорили между собой, обсуждая Фёдора и Ирину.
– А ведь оба шпионы! – сказал мужчина.
Фёдор насторожился.
Жена согласно кивнула:
– Вы совершенно правы, Михаил Владимирович! И одеты по-нашему и говорят по-русски. Точно шпионы.
От такого сложного вывода у Фёдора глаза полезли из орбит. Ирина, хотевшая понять, почему они сделали такой вывод, сделала Фёдору знак не показывать вида.
– Да, да... Дамочка пирожные вилочкой кушает, кофей пьет, блюдечко в руках держит.
– А кавалер? Котлету ножом придерживает, кусочек вилочкой отодвигает. На англичан похожи.
– Нет. Французы или итальянцы. По-нашему говорят лучше нас с тобой, Мария Александровна.
В этот момент пришел Кузьма. Все трое поздоровались, начали болтать о празднике и погоде.
Старики были довольны открывшимся зрелищем.
– Ну что я говорил? По-русски говорят, позавидуешь!
Кузя сел за стол, Фёдор уголком рта сказал:
– Закажи спагетти.
Кузя пожал плечами:
– Хорошо! – и стал изучать меню.
Когда официант подошел, Кузьма, осторожно скосил глаз на Фёдора, ожидая подвоха, но сказал официанту:
– Мне пасту с морепродуктами и белый мускат.
Официант кивнул и исчез, будто в воздухе испарился. Беседа друзей продолжилась, и Фёдор на время позабыл о разведчиках, сидящих за его спиной. Но вот принесли спагетти, Кузьма принялся наматывать макароны на вилку, и тут Фёдор услышал, как восхищаются старики:
– Итальянец! Точно! Как ест спагетти…
– Но тот, – Мария Александровна кивнула головой в сторону Фёдора, – француз. Манеры… Comme il faut…
– А вот и нет, Мария Александровна. Кольцо-то у него архиепископа Толедского, или я на старости лет ослеп?
– О! Михаил Владимирович… Как всегда Вы правы. Испанский гранд, Альба.
Фёдор изо всех сил сделал вид, что не понял этих слов. Ирина, что бы прекратить это представление, сняла плащ, делая вид, что что-то ищет в карманах. Она была одета в черную прокурорскую форму.
Мария Александровна ахнула:
– В таком ранге! Куда контрразведка-то смотрит!
Михаил Владимирович согласился с женой:
– Все продали, ничего не осталось!
Старики с достоинством поднялись со скамейки и ушли. Троица, из уважения к сединам разведчиков, старалась не засмеяться. Получилось это из последних сил.
Федор вздохнул:
– А раньше наличие хороших манер не было столь выдающимся явлением… Ну шпионы, так шпионы…
Закончив трапезу, они поднялись из-за стола.
– Пойдешь с нами, Федя? – спросила Ирина.
– Я бабушку собирался навестить, – отозвался Фёдор.
– Я через два часа буду у тебя, – эхом отозвался Кузя.
Это была уже традиция. Фёдор кивнул, соглашаясь. Избавиться от Кузьмы в этот день не представлялось возможным.

На Пискаревском кладбище лежали люди, коих Фёдор почитал своей единственной родней, не считая, конечно Кузьмы. Один раз в год он посещал их могилы. Чаще – просто не мог, сил, вновь пережить горе такой потери, не доставало.
И вот он направлялся на кладбище. Ему мерещились взрывы, валящиеся с ног прямо на улице, умирающие люди. И собственное бессилие. Тогда он понял, что не властен он над «такой» войной. Единственное, что он смог, это напугать Ворошилова, когда, окончательно выведенный из себя таким ведением войны, явился к нему в Ставку. Только искры летели. Фёдор долго тряс его и, пригрозив расправой, гордо удалился. Исправить мозги командующего с его безумным хозяином не удалось. Слишком сильными были те, кому два негодяя служили. Хотя, Ворошилов убрался из города, напуганный Фёдором.
Придя на кладбище, он увидел картину, которая потрясла его до глубины души. Молоденькая экскурсовод, приведя в «музей» очередную толпу, объясняла экскурсантам, что здесь лежат «петербуржцы». Также рассказывала о других подвигах города героя Петербурга и горожан. Вскользь упомянула, что для того, чтобы выжить, народ даже занимался каннибализмом. Этого Фёдор не мог стерпеть.
Разгневанный доктор на польском, немецком и английском языках он объяснил экскурсантам, что город – герой ЛЕНИНГРАД. И на мемориальном Пискаревском кладбище лежат ленинградцы. И не им, не ведавшим ужасов блокады, судить людей осаждённого города. Собравшиеся вокруг Фёдора несколько экскурсионных групп подумали, что он гид и очень внимательно слушали, даже записывали на магнитофоны, диктофоны. Кто-то даже снимал на видео.
Среди толпы экскурсантов был и один очень известный британский журналист. Он тщательно записывал в блокнот слова Федора, так как всегда живо интересовался этой темой, а слова Федора подготовленному слушателю открывали многое. Заметил журналист и две или три оговорки Федора, а, услышав их, понял, что описываемые события для рассказчика не история, а собственные, выстраданные воспоминания.
Каково же было его изумление, когда, вернувшись в гостиницу, и открыв блокнот, чтобы перебелить написанное скорописью, он увидел на листках своего блокнота только нарисованные силуэты диковинных птиц. Намек он понял и, хоть и запомнил все сказанное Беляевым, никогда не написал об этом случае на кладбище ни одной строки.
Фёдор же, уйдя от безмолвных от удивления экскурсантов, долго стоял у могилы Екатерины Андреевны, самого дорогого своего друга. На ее могилу он по традиции принёс хлеб. Дождь, начавшийся, как обычно, вопреки синоптикам, скрыл от зевак его слёзы. Фёдор решил вернуться домой. Даже Кузьма, приехавший к нему, не смог утешить друга. Фёдор был немногословен, угрюм, как обычно с ним бывало девятого мая.
Кузя знал историю Екатерины Андреевны Горностаевой. Ещё до войны она стала соседкой Фёдора по коммуналке. Она тогда уже была ветхой старушкой. В блокаду Екатерина Андреевна работала в госпитале, подбирала на улице голодных людей, делилась с ними последним. Всё, что приносил домой Хранитель, она отдавала другим. Фёдор знал об этом…
Сколько продал он на базаре «чёрным антикварщикам» своего имущества, не знал никто. Он менял на продукты книги, картины, вазоны, золото. «Чёрные антикварщики» специально пробирались в осаждённый город, чтобы отбирать у умирающих людей последнее, некоторые откровенно просили перевода по военной линии и по линии Партии. Фёдор ненавидел их, но даже он мог не всё... После войны он находил их… не всех, конечно, многие так и пропали из его поля зрения.
Вместе с дедом и отцом Кузьки Федя переправлял по, нехоженым для людей, крысиным тропам, детей на Большую землю.
Когда сотрудники Гесса выманили Хранителя из Ленинграда, стояла осень сорок четвертого.
Только в ноябре сорок пятого друг Фёдора, француз Виктор привёз полуживого Фёдора в город. Оставаться Виктор не мог и вернулся во Францию, поручив заботы о друге Наталье Андреевне. На Хранителе не было живого места. Он представлял собой одну огромную рану. Виктор оставил ей указания, как надо лечить друга и препараты. Екатерина Андреевна, как могла защищала Фёдора, ибо в таком состоянии он не смог бы обидеть даже муху. Отпаивала врача особыми травами, за что врач ей был бесконечно благодарен. И как только стал на ноги, отблагодарил женщину, вернув ей репрессированного тогда сына-разведчика.
Парня угораздило попасть в плен и сбежать на следующий же день. Но день, проведённый в плену, СМЕРШ посчитал изменой Родине. Если бы не вмешательство Фёдора, сын Екатерины Андреевны просто пропал бы, как и сотни, тысячи…
Однажды, после очередного дежурства в госпитале, вернулся в холодную, как могилу, коммуналку. Он позвал соседку, но она не отозвалась. Почуяв неладное, он вбежал в её комнату. У бедной женщины была пробита голова. Воры унесли из коммуналки всё последнее, что можно было унести. Пережив страшную войну, старушка была убита обыкновенными уголовниками…
Когда Фёдор, понял, что Екатерину ему не воскресить, он решил наказать убийц. Он нашёл их, но радости ему это не доставило. У одного из них было четверо, а у другого двое малолеток.
Похоронив благородную женщину, бывшую для него больше, чем соседкой, врач затосковал.
«Какой же я к чёрту Хранитель, если не мог помочь?» – который раз задавал себе вопрос врач и, как всегда, не получал ответа.
Непродуманная стратегия командармов и бешеная политика против своего же народа, своеобразный молох, не дали тогда народу в кратчайшие сроки выиграть эту войну. Какой урожай собрала Госпожа Живых тогда, возможно, не знала и она сама.
Перед глазами Фёдора всё ещё стояли жители его города, заключённые Освенцима, сожжённые заживо жители прибалтийских, белорусских, украинских, русских сёл, деревень, коим не было числа.
Застенки Ананербе, где Фёдор находился почти год, он вспоминал тоже. Он считал себя виновным в гибели многих невинных людей, которых замучили благодаря его несговорчивости и нежелании служить немцам. Если бы не местные альвы, которые нашли тогда Виктора и вмешательство Отто Скорценни, одним бы Хранителем стало бы меньше.
И вспоминая сейчас по прошествии многих лет, эту войну, Фёдор тосковал от своего тогдашнего бессилия, что-либо исправить. Врач нервно перебирал струны гитары, пил только водку, отчего Кузьме всегда в этот день становилось не по себе. Он предпочитал молчать, но находился с Фёдором всегда рядом в этот день. Дед предупреждал его об этом. Кузя знал, что тоска Фёдора может привести к невероятно плохим последствиям для всех. Дождавшись, когда врач наконец-то уснул, выронив из рук инструмент, Кузя, с облегчением, расчистил себе место среди антикварных завалов и улегся рядом на полу, сторожить Федькин сон.

Глава 10.
Три года назад.
В прихожей, просторной, дорого обставленной квартиры в старом доме, у зеркала стоял, ожидая, хорошо одетый мужчина, периодически посматривая на часы.
Это был высокий, очень красивый брюнет с изумрудно зелеными глазами. Его чуть вьющиеся волосы были по-военному коротко пострижены, но явно в дорогом салоне. Холеное лицо имело твердое и холодное выражение. От левого уха, наискосок через щеку, шел искусно скрытый пластическим хирургом, почти не видимый, шрам. Мочки правого уха не было, но это тоже было искусно замаскировано.
Он снова посмотрел на часы, и в этот момент дверь в квартиру отворилась. В коридор вошла Ирина Костромина в легком плаще.
– Привет, Кирюша.
«Кирюша», сумрачно кивнув, еще раз, демонстративно, посмотрел на часы. Ирина сняла плащ. Под ним была прокурорская форма.
– Ты даже не одета! – возмутился мужчина.
– Нас всех на совещание вызвали, Кирюша! – извиняющимся тоном сказала Ирина.
На Кирилла увещевания жены впечатления не произвели:
– В такой день могли бы тебя и отпустить!
– Кирилл, прекрати! Не жалуйся, дорогой! В кои-то веки не я тебя жду, а ты меня. Я уже полностью готова, мне просто платье надеть! – уже гораздо более твердо ответила Ирина.
– Увы, мне! Покорно ожидаю, пока вы наденете платье, госпожа, – сказал Кирилл, а затем добавил, – Но не забывайте, что Вас ждут еще тридцать человек.

В ресторане было людно. За большим, богато накрытым столом в центре небольшого отдельного зала ресторана сидела компания во главе с Кириллом и Ириной. За столом сидели в основном мужчины, женщин было немного. Среди приглашенных был Кузьма с бабушкой. Все говорили тосты, весело перекликаясь.
– Так, у нас свадьба или нет? – спросил один из офицеров, сидевших за столом, – Горько!
Кирилл улыбнулся, приподняв бровь:
– Ой, Ирочка?
Ирина засмеялась:
– Конечно, свадьба!
Она встала и, потянув за собой Кирилла, поцеловала его взасос.
Офицеры, в полном восторге закричали:
– Ура!
– Так! – громко сказал сидящий рядом с Кириллом генерал, – Не свадьба, а десятая годовщина! Десять раз целуйтесь!
Все захлопали в восторге.
– Раз! Два! Три!… Десять!!!
«Молодожены» в изнеможении упали на стулья, пытаясь отдышаться. Затем Кирилл встал и, призвав всех к тишине, начал говорить:
– Я хотел бы поднять этот тост за замечательного офицера, человека, который заменил мне отца, вывел меня в люди, всегда помогал мне советом и делом. За Андрея Михайловича Звонникова.
Все встали и принялись чокаться с Андреем Михайловичем. Он обнял Кирилла и поцеловал Ирину.

Кирилл и Ирина шли из ресторана пешком. Кирилл обнимал жену, она положила голову ему на плечо и что-то тихо напевала себе под нос.
– Иришка, как мне хорошо с тобой.… Как я люблю тебя!
Ирина засмеялась от счастья:
– А я тебя как люблю! Счастье мое!
Они зашли в свой двор. Там, под аркой, были парень и девушка. Парень сидел, привалившись к стене дома, его голова безвольно свешивалась на плечо. Девушка стояла около него на коленях. При звуке человеческих шагов она подняла голову. Весь подбородок и шея у нее были в крови.
Ирина вскрикнула. Девушка кинулась к ним, оскалив зубы. Кирилл, загородив собой Ирину, выступил вперед. Девушка продолжала мчаться вперед. Кирилл ладонью, кистью и локтем ударил по оскаленному лицу и одним ударом разбил ей нос, челюсть и ключицу. Но в этот миг изуродованное человеческое лицо преобразилось, она зашипела, это была уже многоножка с человеческой шеей и лицом, разбитым от удара. Из ее рта выстрелил раздвоенный язык с жалом на конце и ударил Кирилла в шею. Затем, немыслимо изогнувшись, она убежала по стене на крышу дома и там исчезла.
– Кирилл! Кирииилл! – закричала Ирина.
Кирилл медленно осел на асфальт.
Ирина обняла мужа, пытаясь поднять его с земли, нашла в кармане сотовый телефон, с третьего раза, путаясь в цифрах, набрала телефонный номер:
– Андрей Михайлович! Кирилла убили!!!
Через пять минут по ночному городу к дому Костроминых пронеслись три «Хаммера» с мигалками.

Ирина в черном закрытом платье фасона десятых годов стояла у раскрытого окна. За ее спиной стоял Кузя.
День был невероятно жаркий. Окно было раскрыто, и по комнате гулял легкий сквозняк. Редкое Петербургское солнце сегодня расщедрилось – позолотило старинную, натертую воском мебель, играло на стеклах многочисленных фотографий, сверкало на выставленных в специальном шкафу у дальней стены коллекции минералов, что привез в Санкт-Петербург прадед Ирины, известный геолог и путешественник.
Ваза с виноградом, стоявшая на большом овальном столе, привлекла внимание нескольких пчел. Они устроили в воздухе над столом веселую возню, пока Кузя аккуратно не поймал их всех в кулак и выкинул в окно.
Он с грустью смотрел то на Ирину, то на фотографию Кирилла в траурной рамке. Фотографию, стоящую на антикварном комоде у окна, щедро позолотило солнце и Кирилл, казалось, сам излучал сияние. Это был один из первых фотоопытов Ирины, очень удачный, Кирилл очень любил этот портрет, гордился тем, как легко его жена освоила хитрую премудрость художественной фотографии. Этот снимок стоял на комоде уже семь лет. Теперь рядом с ним лежало свидетельство о смерти.
– Ир, ты бы к нам, что ли переехала. Бабушка тебя звала.
– Ага… А он приедет, дома никого нет… В парадном ему ночевать, что ли?
– Ир.
Ответом было только молчание.
– Ира.
Также не раздалось ни слова.
– Ирина Петровна?
Ирина дернула плечом:
– Кузь. Ты же знаешь, я терпеть не могу, когда ты меня так называешь… Как на следствии…
– Ира. Он не вернется…
– Неправда, неправда! Не говори так! Тебе то что, жив он или умер, а я…
– Мне тоже не все равно. Я ему жизнью обязан.
– Ты? – Ирина на миг отвернулась от окна, но только для того, чтобы взглянуть на портрет мужа, – Никогда не рассказывали. Ни он, ни ты…
– Помнишь, когда ему дали второй орден Красного знамени?
– До конца жизни не забуду! Вместо годовщины свадьбы чуть не.., – она безнадежно махнула рукой, – А он ведь так и не сказал, за что…
– Раз он не говорил, что там за дело было, то и я не скажу, но одним из тех людей, что он спас, был и я.
– Господи, твоя воля! Да, это через год было, после того…
– Я как раз в армии служил.
– Ты… ведь в Чечне служил… Ах... Он никогда... Кузя, ты пойми… Он вернется… Они же не дали мне даже взглянуть на него, на мертвого… Просто дали свидетельство… Я не верю им… Андрей Михайлович что-то скрывает. Он даже не принял меня, когда я попросила о встрече.

Глава 11.
Сегодняшний день.
Подготовка к летнему саммиту Большой Восьмерки затронула все властные структуры. Вот и в кабинете прокурора города обсуждался вопрос безопасности проведения столь важного мероприятия. Но в данный момент обсуждался вовсе не саммит.
За столом друг напротив друга, сидели прокурор области и прокурор города. Поодаль от них сидел незаметный мужчина в штатском, что-то рисуя у себя в блокноте.
Прокурор области возмущенно смотрел на своего коллегу, как будто он был виноват в случившимся.
– Нет, только этого нам не хватало! Как раз перед саммитом, будь он неладен! – поперхнувшись этими словами, он бросил взгляд на незнакомца. Тот не прореагировал.
Прокурор города тяжело вздохнул и неодобрительно покачал головой:
– Николай Егорович. Никаких вампиров перед саммитом не будет. Надо Костромину подключать. Она и разберется и экспертов подберет, они заключение напишут, так что комар носа не подточит. Опять же этот ее доктор в своих кругах – авторитет. Скажет – мутация, все решат – мутация.
– Главное, чтобы до его заключения ведьмак его с саблей прошелся по тем подвалам. Тогда и заключение, ему писать, а нам читать спокойнее будет. А то, как в Чернильнице… Дураков этих послушались, археологов!
Прокурор города неосознанно поднял руку перекреститься, но опомнился, сдержал себя:
– Ох, и было страху!… А в Осельках!
Прокурор области бессознательно перекрестился на передний угол, в котором висел портрет Президента, потом понял значение своего жеста, снова покосился на сидящего поодаль человека и в сердцах плюнул:
– Хорошо хоть ведьмак с Фёдором без нашей команды упырей не ищут… а не то бы…
Неожиданно, все время молчавший, неизвестный встрепенулся, и спросил:
– Кстати, все Достоевский, да Достоевский, а как его фамилия?
Прокурор города смутился:
– Понятия не имею.
Тот понимающе кивнул и вновь уткнулся в свой блокнот.
Прокурор области вздохнул:
– А вот ведьмак их, почему себе никак не переманишь? Он же в Чечне служил, спецназовец, с образованием каким-то непроизносимым. А?
– Кабээн, он, кто. Палеонтолог. Чертей-то выгоднее ловить. Знаешь, Николай Егорович, сколько череп настоящего черта стоит?
– Какого еще черта? – недовольно сморщился Николай Егорович.
– Настоящего. С рогами. В «Антике» лежит, на витрине...
– Кравченко что ли… добыл?
– Да в магазине врут, что из Франции…
Оба прокурора обреченно вздохнули, скосив глаза на вновь углубившегося в рисование человека.

Через час после разговора в кабинет прокурора города зашла Ирина. В кабинете был только хозяин.
– Заходи Ирина Владимировна, присаживайся.
– Спасибо, Павел Николаевич.
Ирина прошла к столу и села рядом со столом прокурора.
Прокурор города протянул ей папку:
– Вот дело. Вроде несчастный случай, а непонятно… Ты привлеки экспертов своих…
– Вот как? Экспертов…
– Как раз перед саммитом, непонятки эти… нежелательны.
– Экспертов неплохо бы провести по бухгалтерии.
– Хорошо. Только… И Николай Егорович это говорил… Пусть Кузьма Петрович как следует там пройдется с саблей… В исследовательских целях… А Фёдор Михайлович пускай уж напишет заключение, чтоб прям хоть в рамку на стену. Чтоб хоть Президенту, хоть всем восьмерым, для ознакомления, что никаких вампиров, прости Господи, на Черке сроду не было, а сплошная благодать Божия!
– И пройдутся и напишут. А Фёдор Михайлович не один напишет, а с несколькими коллегами.
– Их тоже по бухгалтерии проводить?
– Их не надо. С ними Фёдор Михайлович сам договорится.
– Добро. Только пусть костей не… Там пусть все исследования проводят, прямо на месте. А то как в тот раз.., – какой именно раз, прокурор уточнять не стал, было их без счета и еще один ничего не изменил бы. Это прекрасно понимали и Павел Николаевич и Ирина, – И вот, что, на Невском, в «Антике», где, кстати, Кузьма Петрович охранником служит, на витрине опять череп черта лежит!
Ирина пожала плечами:
– Этому черепу уже двести лет. Его из Франции еще князь Юсупов привез.
– Да какая разница! Скажут, чертей развели к саммиту. Ну, ступай, подумай там над этим…

Примерно через час Кузя, безо всякой причины, повинуясь не столько необходимости, сколько смутным инстинктам, влекущими ведьмака в поисках нечисти, пришел в прокуратуру.
На проходной он предъявил пропуск и, не спеша, пошел к лестнице, ведущей в недра прокуратуры. Добравшись до третьего этажа, он подошел к двери с табличкой «Костромина Ирина Владимировна, государственный советник юстиции 3-го класса» и постучал в дверь.
– Заходи, Кузя, – раздался из-за двери голос Ирины.
Кузя одобрительно кивнул головой, открывая дверь.
– Привет. Ждала меня? – спросил Кузя, глядя на обычное место Ирины за столом. За столом никого не было.
– Привет. Я здесь.
Кузя зашел в кабинет. Ирина сидела за столиком у окна, для посетителей, листала дело и пила кофе.
– Садись. Кофе – только растворимый. Нет, не ждала. Просто в управлении сейчас никто не рискнет меня беспокоить. Я думаю.
– О чем?
Кузя сделал себе кофе и плюхнулся в кресло напротив Ирины.
– Был странный случай, а тут еще визит… восьмерки эти, девятки… – она раздраженно тряхнула головой, – Все это не важно. Ты где работаешь?
– Охранником в «Антике». Сутки через трое.
Ирина фыркнула и, бросив дело на столик, стала пить кофе.
– А опыты на покупателях ставишь? Фёдор жаловался. Он вообще как тобой руководит?
Кузя засмеялся, представив, что бы сказал Фёдор о «руководстве».
– Издевается, по мере возможности… Он вообще-то оппонент.
– Он так подробно рассказывал, что у тебя да как… Будто про сына.
Кузя поморщился. Он не любил, когда говорили, что Фёдор заменил или мог заменить ему отца. Фёдор всегда относился к нему, как к младшему брату, это правда, но никогда не претендовал на такое сокровенное место в душе Кузьмы.
– Он хочет меня выгнать к зиме на защиту.
– Раз хочет, значит выгонит. Он у нас терпеливый, Фёдор-то…
Кузя поморщился еще раз. Ни для кого не было секретом, что Фёдор давно и безнадежно влюблен в Ирину. Дольше всех в неведении оставалась, конечно, Ирина, но и она прозрела достаточно быстро. А может быть, ей рассказал кто-то из подруг, неясно. Кузя терпеть не мог двусмысленность в отношениях двух его лучших друзей и, по мере сил, старался избегать ситуаций, связанных с этой двусмысленностью.
– Так. Ты давай, рассказывай про странности, – сказал Кузя несколько резче, чем хотел. Ирина прекрасно поняла причину его вспышки, но не подала вида.
– На Черке новостройка. Отрыли котлован. Да то ли перепутали, то ли наоборот, что-то искали не то, что положено… Двое рабочих пропало… Через двое суток вернулись, но какие-то странные. Как пьяные. Пытались укусить бригадира. Бригадир позвал на помощь, они убежали. За ними в погоню – исчезли, как сквозь землю провалились. Стали искать. Точно – подвал. А в нем – кладбище. Старое, не позже пятнадцатого века. Набежали археологи, стали эти гробы вытаскивать, а там! Ну… сам знаешь, – Кузьма кивнул, он знал, – Трое исчезли, а потом и кладбище пропало, то есть могилы остались, а гробы пропали все до одного, будто их и не было. Только дырки в земле.
Кузя не выказал никаких эмоций по поводу невероятного рассказа. Да он и не ощутил никаких эмоций.
– Значит, нам с Фёдором поехать надо посмотреть. Вдруг что опасное. Только мы там зависнуть можем дня на три. Ты уж МЧС не вызывай, как тогда… – не смог удержаться Кузя от шпильки.
– Когда вы про это забудете! Я волновалась! – покраснела Ирина, вспомнив историю с Казанским собором.
– Переволновались мы, когда откуда не возьмись… Ладно, проехали. Фёдора надо официально забрать с работы, у него дежурства.
Экзотические исчезновения Фёдора в стиле «Секретных материалов» были легендарны в медицинских кругах. Единственно, что его неизменно отличало от героев сериала – он всегда находил для любых происшествий разумные и рациональные объяснения, к огромной радости прокуратуры и городских властей.
Ирина кивнула.
– Я съезжу, поговорю с его руководством, а ты, раз уж здесь, иди в бухгалтерию.

Глава 12.
Полутемный книжный магазин был таким, сколько Федор себя помнил. Он помнил его еще лавкой братьев Скворцовых. Её два раза пытались закрыть ещё при Святейшем Синоде, но не сложилось - хозяева у лавки были люди правильные, солидные, все больше купцы первой гильдии.
Книги здесь были везде. Строгими рядами стояли на полках бесконечных стеллажей, ровными стопками лежали на консолях, рядом с офортами и дагерротипами, стопками повертлявей - на полу. На стенах, там, где были специально отведенные свободные места, испокон века висели старинные гравюры. Иногда они менялись, когда какую-либо из них покупали изрядные ценители, но случалось это очень редко, ибо стоили они баснословно дорого. Дважды этим ценителем был Федор, и цены не раз заставили его покачать головой.
Хотя, подлинные офорты «Каприччос» были куплены им хорошо, если за треть цены, а было это ещё при старом хозяине магазина. Нынешний ему, положа руку на сердце, и в подметки не годился, но, по здешним странным временам, он был вполне компетентным человеком. Просто Федор помнил времена… несколько давние.
Федор вышел из «Хаммера» и решительно открыл дверь в магазин. В лицо ему дохнуло прохладой. Он вошел в полутемное помещение. Сегодня ему звонил нынешний хозяин лавки и приглашал посмотреть на новое приобретение - несколько довольно редких и дорогих книг.
Молодая продавщица окинула его заинтересованным взглядом и приветливо улыбнулась. Как хорошо Федор знал этот магазин, так же плохо он запоминал девиц за прилавком. Да и то сказать - прилавку было уже почти двести пятьдесят лет, а девиц за ним перебывало видимо-невидимо. Постоянно сменяясь друг другом, они были весьма разнообразны, как по внешности, так и по знаниям, но были совершенно одинаковы в одном - они считали Федора идеальной кандидатурой для мужа. Его мнение при этом было, разумеется, не важно.
Федор улыбнулся нынешней девице в ответ, совершенно автоматически и без какой-либо душевности, и переключил свое внимание на книги. Девица некоторое время наблюдала за ним, пока не поняла, что посетитель не обращает на неё никакого внимания, обиженно надула губы и углубилась в чтение любовного романа в пестрой обложке. То, что девица читала дешевую книжку, купленную в метро, сидя за прилавком самого лучшего в городе антикварного книжного магазина, сказало Федору о многом. Покружив некоторое время по магазину, полистав папки с акварелями, посмотрев на висящие гравюры и немножко рассеяв свою хандру, Федор подошел к прилавку:
- Добрый день, - сдержано поздоровался Федор, положив правую руку на прилавок. Массивный перстень с печаткой таинственно сверкнул бриллиантами в литере «А». Девица в ответ только приподняла брови, но врачу сейчас не было дела до ее манер, - Я могу увидеть Александра Викторовича?
Девица с вызовом пожала плечами:
- Он занят. Он каталогизирует новую коллекцию.
Федора это уже стало утомлять. Почему все здешние продавщицы мнили себя неотразимыми красотками? Это было вне его понимания.
- Он звонил мне об этой коллекции. Он хотел ее мне показать.
- Я не могу оставить зал, - поджала губы девица.
В ее глазах было: «Ну, давай же, проси меня!»
- Хорошо, - разозлился Федор, достал сотовый телефон и набрал номер, - Александр Викторович? Я у Вас в магазине, но ваша барышня не хочет вас позвать… Боится за книги… Вероятно, я выгляжу достаточно криминально…
На этой реплике в зал магазинчика выскочил сам Александр Викторович.
- Дражайший Федор Михайлович! - антиквар и Федор одновременно закрыли сотовые и пожали друг другу руки через прилавок. Затем Александр Викторович вернулся к самому важному делу на нынешний момент:
- Лариса! Запомните Федора Михайловича, пожалуйста! И впредь не опасайтесь оставлять на него магазин!
Федор вспомнил случай, на который намекнул антиквар и засмеялся. Александр Викторович засмеялся тоже. Тогда, в далеком уже, девяносто втором году, Федор остался один в магазинчике, ожидая, когда ему принесут его «порцию» книг, как в магазин совершенно случайно зашел какой-то совершенно «новый русский» в пиджаке такого алого цвета, что даже в полутьме магазина на него было больно смотреть.
В течение трех четвертей часа Федору удалось продать этому чуду природы все лежалые офорты, невероятной чудовищности акварели и десяток книг, о содержании которых можно было только догадываться, так как отвратительная северная печать середины 19 века практически полностью вылиняла и на страницах книг остались только малопонятные закорючки.
С тонкой и почти бессловесной подачи Федора дело вышло так, что это летопись правления Влада Дракулы, и что тот, кто расшифрует эти записи, будет знать обо всех местах, где Цепеш прятал свои клады. Самого же Федора вынуждают расстаться с этими книгами только лишь исключительно стесненные обстоятельства, ведь эти реликвии хранились в семье… Ценитель антикварных книг ушел совершенно счастливый, отвалив за груду барахла сумму денег, достаточную для покупки неплохого автомобиля.
- Хорошо, Лариса, идите и принесите книги, что я отложил на подоконник. Позже я расскажу вам, что бывает, если оставить Федора Михайловича в магазине одного, - Лариса обиженно ушла в кабинет хозяина, пока Федор и антиквар обменивались ничего не значащими новостями и всем известными сплетнями.
Наконец девушка вернулась со здоровенной кипой книг, и снова села читать книжку, но антиквар небрежным жестом выпроводил ее. В полутемном зале книжной лавочки остались лишь двое мужчин.
Федор начал осторожно перебирать книги, откладывая некоторые из них в сторону. Несколько из них он сразу отложил в сторону - Папюс никогда не был ему интересен. Букинист с интересом наблюдал за ним. Затем Федор взял в руки малоприметную книжку в облезлом коленкоровом переплете. Открыл, перелистнул несколько страниц.
- Латинская версия кошмарного "Necronomicon". Кто-то скажет, что это выдумка Лавкрафта… 17 век? - Федор посмотрел на антиквара, ища подтверждения своей мысли. Тот кивнул:
- Вы превосходный знаток. Мало кто может так легко датировать книги.
- Спасибо, вы всегда тонко льстите моему самолюбию, - он положил книгу на прилавок слева от себя. Антиквар знал этот жест. Он означал, что Федор покупает эту книгу. В это время Беляев взял еще одну из стопки, принесенной ему для выбора:
- Зловещая "Liber Ivonis" Альберта Магнуса… - выпустил книгу из изящных пальцев, дав ей скользнуть на прилавок - еще не решил, брать ли безделицу, взял из стопки еще одну:
- "Cultes des goules", «Культы оборотней» графа д'Эрлетта - одиозная книга.., - положил ее на книгу Магнуса и переложил обе в стопку тех книг, что собирался купить.
- Есть еще "Ключ к познанию" графа д'Эрлетта, - позволил себе прервать покупателя антиквар.
Тут же, пробежав кончиками пальцев в своей стопке, показал книгу. Федор внимательно ее пролистав, отложил в «свою» стопку. Еще одна книга вызвала удивленное «Хм!»:
- Просто невыразимая редкость.., - тонко сказал Федор.
Антиквар улыбнулся каламбуру так, как будто это было его любимой шуткой, - "Unaussprechlichen Kulten" фон Юнцта.., - и эту книгу Федор отправил «себе».
- Что скажете об этой? - не вытерпел антиквар, показывая книгу в черной с зеленым коже.
Федор не удержался от громкого восклицания:
- Дьявольские "De Vermis Mysteriis"! – и тут же сбавил тон на обычный, - Червивые таинства старика Людвига Принна… Так ведь это скорее всего подделка.., - он перелистнул страницы, обратил внимание на недостаток типографской печати, - А… Нет, виноват, виноват… Поздняя копия, но Принн. Держал в руках такую… В Праге.
Тут же положил книгу в «свою» стопку.
- "Ars Magna et Ultima" Луллия, - антиквар показывал ему еще одну книгу в богатом кожаном переплете, тисненом серебром.
- Да что вы говорите? Эта? - Федор требовательно протянул руку, антиквар положил книгу в протянутую ладонь.
Покупатель внимательно осмотрел фолиант, послушал, как шуршат страницы, затем деликатно постучал пальцем по переплету…
- Тысяча триста, - подобный допрос «с пристрастием» не был свойственен Федору и букинист это знал. Федор задавал подобные вопросы, только когда не был уверен, достаточно ли ценно содержимое книги для его приобретения. В конце концов, Луллия в более скромном издании можно было купить и дешевле, а эту книгу продать какому-нибудь нуворишу.
- Хорошо, - Федор согласился с ценой, положив ее в «нужную» стопку и антиквар почувствовал мгновенное облегчение - Федор Михайлович был очень строгим ценителем.
Федор взял следующую книгу, бегло ее просмотрел. Букинист внутренне весь сжался. Разные знатоки расходились во мнениях относительно этой книги. Кто-то говорил, что это полностью подделка, кто-то утверждал, что на свете встречаются и настоящие экземпляры этого сочинения.
- Пнакотикские рукописи… Бессмыслица. Но забавно, - вынес свой приговор Федор и небрежно отложил ее на прилавок. Антиквар тяжело вздохнул, а затем обеспокоено зашевелился, потому что Федор рассматривал следующий том без того внимания, что он заслуживал, по мнению антиквара.
- "Clavis Alchimiae" Фладда, неплохое сочинение… - Федор выпустил книгу из рук, заинтересовавшись следующей.
- Джованни Батиста делла Порта "De Furtivus Literarum Notis" О знаменитых тайных писаниях, 1563 год. Ему еще и тридцати не было… - задумчиво, совершенно для себя, сказал Федор.
- Он уже основал Академию тайн природы, - вставил антиквар, желая блеснуть эрудицией.
- В Неаполе, в 1560 году.., - механически согласился Федор, - Хорошо сохранилась, - погладив книгу по перелету, он положил ее к себе.
Неожиданно, его внимание привлекла толстая книга в самом низу стопки. Он ловко «выкрутил» ее и открыл на титульном листе. Тут же на его лице появилось выражение глубочайшего разочарования. Он явно принял ее за какую-то другую книгу.
- "Необъяснимые происшествия, имевшие место в новоанглийской Ханаанее, описанные преподобным Вардом Филипсом, пастором Второй церкви Архам-сити на берегу Массачусетсского залива". Ну просто шедевр! - насмешливо протянул Федор, продолжая читать титул, - 1801 год, Бостон, - он насмешливо хмыкнул и захлопнул книгу, - Ее надо купить только для того, чтобы показывать внукам, какие книги не нужно покупать! - антиквар и Федор засмеялись.
Федор положил «ненужную» книгу на прилавок, "Clavis Alchimiae" Фладда с прилавка переложил в свою стопку. Все остальные книги его не заинтересовали.
- Итак? - задал вопрос Федор.
- Аль Азиф, два Эрлета, Фладда, Принн, Магнус… делла Порта… Юнцт… Луллий за тысячу триста… Пять тысяч шестьсот, - на самом деле цена не изменилась бы, даже если Федор взял все книги, но даже самым любимым покупателям не нужно знать все.
- До шести - «Необъяснимые происшествия» и «Пнакотикские рукописи», - задумчиво предложил Федор.
- Превосходно! - ответил антиквар, просияв. Больше всего он обрадовался тому, что кадавр «Пнакотикских рукописей» не будет позорить его славное заведение.
Федор достал бумажник и начал отсчитывать деньги. Хозяин магазина не был из тех людей, кому сумма вручалась одна и сразу, не тот калибр. Антиквар тщательно упаковывал книги, осторожно кося глазом на деньги.
Федор положил деньги на прилавок и, прощально кивнув хозяину магазина, взял упаковку книг и, не оборачиваясь, вышел на улицу. Подойдя к «Хаммеру», он некоторое время искал по карманам ключи, которые он, по обыкновению, просто забыл в замке зажигания. Вспомнив, мысленно дал себе подзатыльник, открыл дверцу и, поставив книги на сиденье, достал сотовый телефон. Повертел его в руках, снова убрал. Сел в машину и медленно поехал по улице. Снова открыл телефон. Набрал номер.
- Добрый день, Беляев вас беспокоит. Да, по поводу «Пнакотикских рукописей». 1731 год… Кожа… Нет, не человеческая. На человеческой коже «Пнакотикские рукописи» последний раз были написаны в 1322 году… Да, как договорились, двадцать пять. Да, на мой счет… Как только деньги ко мне придут, тотчас же. Прекрасно. Значит я просто еду к вам. Считайте, сколько мне нужно времени на стояние в пробках с Васильевского острова, - сказал Федор и посмотрел на название улицы. Оно гласило: «Лиговский проспект, 11». Доктор прибавил газ. Пусть думают, что он едет с Васьки.
До здания «Межрегионбанка» Федор доехал довольно быстро. На охраняемую стоянку его пропустили, даже не спросив документы - его «Хаммер» здесь хорошо знали и указания насчет него были даны строжайшие. Ловко выковыряв из упаковки требуемую книгу, Федор достал сотовый и набрал номер.
- Добрый день… Да… В руках. Иду.
Он вышел из машины, снова не потрудившись ее закрыть, и пошел в видневшийся неподалеку вход в здание. На проходной его уже ждали два безукоризненно одетых молодых человека.
- Федор Михайлович? - спросил тот, что стоял слева.
- Да. Я - Беляев.
Федор кивнул молодым людям и пошел к лифту. Двое сопровождающих - следом за ним. Свой путь до кабинета второго заместителя генерального директора Федор знал прекрасно - он не первый и, даже, не десятый раз продавал книги этому человеку.
Путь был красив - полированный мрамор в человеческий рост, дерево, позолота, хрусталь - банк был не из бедных и старался, в меру своих способностей, это показать.
В приемной второго заместителя наперерез Федору, чуть не плача, бросилась секретарша и, кланяясь в пояс, стала умолять подождать - шефа сию минуту вызвали к Самому…
Федор милостиво кивнул, и, потребовав для услаждения души улунского чая «Сы цзи чунь» сиречь «Весну четырех сезонов» и цукатов для улучшения ощущений, погрузился в недра огромного кресла, чтобы всласть помедитировать. Всласть помедитировать ему не дали. Буквально через несколько сладких мгновений медитации Федор услышал:
- Все готово, Федор Михайлович…
Федор удивленно разлепил веки, чтобы осмотреть то, что, по мнению секретарши, символизировало собой «всё», встал, коротко поклонился и перешел к маленькому столику, на котором это «всё» и находилось. В самом деле, на низком чайном столике стоял набор для чайной церемонии, при виде которого Федор поцокал языком.
Федор, не смущаясь ни в малейшей степени, снял ботинки, по-самурайски уселся на ковер и приступил к приготовлению напитка, воистину достойного богов. За этим благородным занятием через четверть часа его и застал второй заместитель генерального директора. Не посмев прервать священнодействия, он сиротливо мялся на пороге приемной, пока Федор властно не позвал его:
- Дмитрий Игоревич! Присоединяйтесь.
Дмитрий Игоревич подошел и, косясь на секретаршу и подчиненных, уселся на ковер рядом с Федором.
- Ваша секретарь – просто чудо. В этом городе можно найти такой набор только в Японском торговом представительстве, да и то, вряд ли. Запах чая безупречен. Сейчас будем пробовать. Жаль, что вы не видели, насколько великолепно распускались листья…
Чай Дмитрию Игоревичу понравился, и он все с большим интересом слушал пространные объяснения Федора о природе чайной церемонии и ее необходимости для современного городского жителя. Чаи они гоняли с час, пока Федор не понял, что Дмитрий Игоревич уже готов для серьезного и вдумчивого разговора.
- Пойдемте в кабинет. Нужно поговорить без посторонних.
- Да, да, конечно, - прокряхтел еле живой Дмитрий Игоревич, с некоторым трудом разгибаясь после сидения на ковре. Федор элегантно встал и небрежно поклонился секретарше:
- Премного Вам благодарен.
Прошествовав в кабинет, Федор с заметным удовольствием плюхнулся в кресло и вытянул ноги. «Пнакотикские рукописи» он в меру небрежно бросил на стол.
- Итак. Рукописи - перед Вами, - энергично сообщил Федор.
Банкир вздохнул:
- Мы уже перечислили Вам деньги…
- Прекрасно! Значит, я вам больше не нужен?
Дмитрий Игоревич замялся:
- Понимаете, Федор Михайлович… Как проверить эту книгу на подлинность?
- Никак. Этой книги вообще не существует в природе. Конечно, вы можете проверить, что эта книга написана на коже, содранной с… какого-то животного не позже 18 столетия… но…
- Да! Да! Это нам и нужно! Просто датировка материала!
- В судебной экспертизе. Любой. Дадите эксперту сто долларов, и он исследует книгу. А что, Вы думаете, что я Вас обманываю?
- Да что Вы такое говорите, Федор Михайлович! Это… совершенно не о Вас. Не желаете коньяку?
- Желаю, дражайший Дмитрий Игоревич, но, увы, я за рулем!
- Увы…
- Да, Дмитрий Игоревич… вам что-нибудь говорит имя Принн?
- Федор Михайлович! Мы же необразованные люди! Что мне может сказать это имя?
- Подземные таинства… Тайны червей…
- Про это слыхал. И еще есть культы… несказанные?
- Невыразимые.
- Ну вот, - загрустил банкир, - вроде одно слово неправильно, а весь смысл другой…
- Ну что же, - Федор упруго встал, - желаю Вам всяческих благ, процветания и приумножения мудрости.
- Благодарю Вас, - встал в свою очередь банкир.
Федор кивнул и покинул гостеприимный кабинет.

Вечером Кузьма наконец принес долгожданный отчет Фёдору на кафедру гистологии и тот углубился в чтение опуса, придирчиво делая пометки в тексте красной ручкой.
- Как школьное сочинение, - заметил Кузьма, бездельничая около большого аквариума с тропическими рыбками. На аквариуме, как в музее, была приклеена табличка с видами рыб на русском и латинском языках, и их описание для тех, кто не ориентировался в ихтиологии так легко, что бы без подсказки отличить рыбу Пикассо от коралловой рыбы-ангела. Рядом были аккуратно выведены клички, которыми рыб наградили люди, обитавшие на этой кафедре. Клички были простые, но подобранные со вкусом - Диоген, Кант, Гегель, Пушкин, Герцен, Блаватская…
- А почему они все только писатели? – задал Кузя вопрос, который вертелся у него на языке лет пять.
Фёдор поднял голову от бумаг:
- Что? А… Кафедра-то литературы? И потом, философы…
Дав столь исчерпывающий ответ, Фёдор вновь углубился в чтение. Кузьма кивнул, полностью удовлетворенный подобным заявлением.
Фёдор перевернул последнюю страницу и сказал:
- Все, что я поправил, переделать. Немедленно. После завтра, что бы мне на стол.
- Федь, только к понедельнику. У меня еще…
- У тебя защита зимой. Ты монографию сдал в печать?
- Монографию – сдал, - ответил ведьмак, довольный, что хоть что-то он сделал правильно.
- Вот… Жалко! Хотел я там переделать одну штуку… А сказать тебе забыл…
Фёдор вздохнул и встал из-за стола.
- Забирай свои бумажки. Ты когда работаешь?
- Завтра.
- Иконы видел?
- Конечно, видел, я их оценивал.
Федор спрашивал об иконах, что принадлежали хозяину магазина «Антик», где работал Кузьма. Он собирался выставить их на продажу, а Федор издавна интересовался фряжскими иконами.
- Стоит посмотреть?
- И выменять стоит. Там абсолютно великолепный Деисус и очень хорошие лики.
Кузьма, как настоящий православный, никогда не говорил «купить» или «продать» про икону. Федор приподнял бровь. Кузьма был хорошим знатоком старины, и услышать из его уст сразу два определения в превосходной степени - это стоило многих рекомендаций экспертов.
- Значит, поеду, посмотрю. Он меня сегодня приглашал.
- Сегодня? Боится в мою смену тебя приглашать?
- Наверно, - пожал плечами Федор, - Будто это что-то изменит.

Федор не нашел, где припарковаться у магазина, проехал за квартал, бросил «Хаммер» там и пешком вернулся к магазину. В магазине посетителей было немного. Федор кивнул охраннику и пошел искать хозяина. Карл Людвигович, хозяин магазина, разговаривал в глубине оружейного зала с несколькими дорого и броско одетыми мужчинами, показывая им меч, очень хорошо сделанный под старину. Увидев Федора, он поклонился издали и знаками показал ему, чтобы Федор сразу проходил в кабинет. Вероятно, боялся, что Федор присоединится к группе и даст реальную оценку мечу, который он собирался продать, как старинный. Клиенты странно посмотрели на Федора, одетого, ради посещения института, очень просто - в льняной костюм и неброские замшевые ботинки. Федор взгляды проигнорировал и прошел в кабинет хозяина магазина.
Иконы были выставлены в двух больших витринах. У стены, сразу перед входом, отдельно стоял Деисус. Федор благоговейно перекрестился. Старинный, XV века, на двух досках Деисус изображал Иисуса Христа с Богородицей справа и Иоанна Крестителя слева. Федор залюбовался строгим и скорбным ликом Богоматери, нежнейшими цветами в ее руках.
Переведя взгляд на витрины рядом с Деисусом, он увидел, что весь деисусный чин тоже здесь - фигуры архангелов Михаила и Гавриила были великолепны - грозны и милостивы одновременно, святые Петр и Павел в пурпурных накидках и белоснежных хитонах вглядывались в Федора, словно вопрошая - прав ли ты?
Иоанн Лествичник, Иоанн Дамаскин, Арсений Великий, выписанные на одной иконе сразу, смотрели строго и предупреждающе. Святые мученики Феодор Стратилат и Феодор Тирон со щитами и мечами, в красно-бело-золотых одеяниях, кивали одобрительно - молодец, тезка.
Святые мученики - Евстратий, Артемий, Полиевкт в красно-зеленых римских нарядах, держа в руках маленькие черные кресты, знак своей мученической кончины, смотрели ясно и умиротворенно - выбирай по совести, не гонись за сиюминутным, говорили их взгляды.
Святители Василий Великий, Иоанн Златоуст, Григорий Богослов в украшенных крестами римских тогах, протягивали Федору свитки с рукописной мудростью. Первые православные святые - равноапостольный князь Владимир, благоверные князья Борис и Глеб в богатых красно-зеленых княжеских одеяниях, глядели задумчиво, не осуждали, зная грехи и за собой.
Федор смотрел на иконы и вспоминал старинный монастырь под Печерой. Там, точно также, на него с икон смотрели строгие лики, под взглядами икон находил новые силы для того, чтобы жить. С тех пор, как он излечил свои душевные раны в том монастыре и принял православную веру, взяв Михаила Петровича Кравченко крестным своим отцом, он на самом деле стал Федром Михайловичем Беляевым, осознав и приняв свою смертную участь. С тех пор он часто приезжал в монастырь и, чем мог, помогал. Этот Деисус и Святые идеально вошли бы в иконостас главного храма в этом монастыре, свой у них был совсем уж беден.
- Что думаете, Федор Михайлович? - спросил Карл Людвигович, войдя в кабинет.
- Сразу две мысли, Карл Людвигович, сразу две, - отстраненно ответил Федор.
- Поделитесь? - улыбнулся антиквар.
- Извольте. Первая - о том, что сегодня я утрачу целое состояние. Вторая - вы тоже.
Павел несколько секунд напряженно думал, затем понял скрытый намек на только что проданный втридорога меч, и засмеялся.
- Увы, да. Мне не удастся променять их за три цены. Что Вы выбрали?
- А как Вы думаете? - пожал плечами Федор.
- Все.
- Именно. Вам Нострадамус позавидовать может. Двадцать пять.
- Двадцать пять? - опешил антиквар, но тут же осознал свою оплош-ность, - Двадцать пять?! Да Вы не одного, Вы двух состояний меня лишить вздумали! Ровно в два с половиной…
- А вот теперь давайте спорить…
Жаркий торг продолжался битых три часа. Перебрали все. Отслоенный лак, неправильное золочение, не каноническое положение рук, не естественное положение ног, двусмысленно читаемые надписи, плохо читаемые письмена в свитках, и так далее, с одной стороны. Полный Деисус, редкостный стиль письма, превосходное состояние для XV века, новгородская школа - с другой.
- Да это в Русский музей продать можно!
- Продайте, посмотрю я, сколько они Вам заплатят!
- Воля Ваша, Федор Михайлович, больше пятисот с этой не скину!
- Не может она столько стоить. Это что – Феофан Грек?
- Да ее на «Сотби» с руками оторвут.
- Даже не упоминайте. Как они на «Сотби» попадут?
- Никак не попадут, - буркнул антиквар, - Это музейная редкость. Значит, плюс шесть - тридцать две.
- Тридцать - последнее мое слово.
Карл Людвигович посопел, передвинул икону с изображением Архангела Михаила, и Федор увидел за иконами картину Ватто, французскую пастораль. Это зрелище своей неуместностью неприятно поразило его, он поморщился. Антиквар принял это на свой счет и поторопился сказать:
- Хорошо, хорошо. Тридцать.
- Вот и ладно! - Федор отвернулся от икон. Сердце екнуло и отпустило. Федор и антиквар пожали друг другу руки, завершая сделку.
- Счет Ваш прежний? – уточнил Фёдор.
- Прежний.
- Ну, так я в банк. А Вы их упаковывайте. Их в монастырь, на Печору нужно отправить. Нечего им в музее делать.
Сердечно распрощавшись, расстались очень довольные доверчивостью друг друга. У каждого были свои соображения по цене этих икон. Через час после ухода Федора, Карлу Людвиговичу позвонил Кузя.
- Карл Людвигович? Кто кому должен?
Карл Людвигович засмеялся. Кузя поспорил с антикваром о том, что Федор больше половины запрашиваемой первоначально цены не даст.
- Я должен! За тридцать уговорил меня, как будто я первый день иконы меняю!
- Цена им красная - пятнадцать, так не очень-то и расстраивайтесь.
- Я и не расстроен, хотя цена им, конечно же, не пятнадцать, - спохватился антиквар.

Глава 13.
Утром следующего дня Фёдор и Кузьма отправились на Чёрню речку. Оставив машину в двух кварталах от стройки, они пошли пешком. Все около нужного им места было окручено лентами с надписями «Опасность», «МЧС РФ», «Милиция» и так далее, но наши путешественники, осторожно преодолев зыбкое препятствие, оказались на небольшом пятачке, где и находился вход в подземелье. Провал они нашли сразу же, несмотря на усилия властей замаскировать его под обычную кочку.
Кузя легко сорвал полоску опечатки и они несколько мгновений постояли над черным зевом земли. Фёдор стоял на шаг сзади, держа в правой руке спортивную сумку, а в левой – фонарь «молнию» и очки ночного видения.
Кузя начал осторожно спускаться по раскрошенным кирпичным ступеням.
– Вот чего я не понимаю, так это – зачем фонарь и очки? – подал голос Фёдор.
– Фонарь для света, очки – для тебя.
– Вот спасибо! Я вообще-то еще не инвалид, чтобы в темноте подсвечиваться.
– А вскрытие проводить при одной «молнии» будешь?
– Война, что ли? В лаборатории вскрою, как обычно.
– Хрен тебе, а не лабораторию. Прокурор города сказал – никаких костей из склепа не выносить.
– А мы не кости потащим, а весь труп.
– Тогда нас точно растерзают в прокуратуре. Я дал сто одну торжественную клятву, что ничего отсюда выносить не буду, и тебе не дам. И как мы повезем труп? На «Хаммере» на твоем? На заднее сиденье положим?
Фёдор дернул плечом:
– И что? Не возили разве? Я в каске буду вскрытие проводить? Без условий?
Кузя усмехнулся в ответ:
– А в лабе и я проведу.
Фёдор застонал с неподдельной мукой:
– Я помню, как ты проводил вскрытие! И весь институт, по-моему, тоже.
Кузя засмеялся:
– Всего один покойничек-то и убежал! Ну и что?!
– Зато какой! Нет, ты вспомни этого зомби!
– Ой, ладно! Ты когда-нибудь меня простишь за него?
– Когда на планерках меня перестанут склонять за то, что по коридорам патологии, с попустительства гистологов, бегают безголовые покойники с ребрами в руках.
Кузя засмеялся, но ответить ничего не успел – они дошли до конца лестницы. Лестница под их ногами была завалена мусором, омерзительно пахло гнильем. Свет с поверхности земли сюда не проникал, но света они не зажигали. Фёдор аккуратно тронул Кузю за плечо. Кузя повернулся – Фёдор протягивал ему фильтры для носа, что бы можно было без помех дышать в этом месте.
Несколько минут прошло за прилаживанием дыхательных фильтров. Затем молодой ведьмак очень осторожно сделал шаг в сторону. Фёдор прошел на шаг вперед, заглянул за угол, осторожно осматриваясь. Затем закрыл глаза. Постоял так, поворачивая голову из стороны в сторону. Затем начал говорить:
– Наибольшее напряжение в правой части свода. Ты осторожнее там. В центре и слева – нормальное давление. Пустоты в полу – тоже только в правой части. А вот коридор – за левой стеной. Пусковой механизм, но отсюда я не вижу, как он действует. Повнимательнее. Стена поворачивается, а не отодвигается, – Фёдор открыл глаза, – Живого ничего не чувствую, ты уж извини.
– А тут и нет ничего живого. Просто мертвяки ходят без толку…
Фёдор кивнул, соглашаясь. Кузя достал клинок и пошел вперед, держа клинок в защитной позиции. Фёдор сделал несколько шагов за ним. Теперь они находились в большом сводчатом зале с тремя колоннами. Раньше колонн было пять, теперь осталось только три. Стены и потолок здесь были из глазурованного кирпича, а колонны – из камня. От двух колонн остались только груды щебня и крупных булыжников.
Кузя прошел до левой стены.
– Вижу. Посмотри, подо мной нет пустот?
– Нет. Я смотрел, – пожал плечами Фёдор.
– Хорошо.
Концом клинка Кузя нажал на выступ стены, и она начала медленно поворачиваться. Омерзительный сладковато-масляный запах гниения усилился. Фёдор подождал, когда проем полностью откроется, и осторожно подошел к Кузе. За стеной оказался узкий и низкий коридор. Друзья осторожно направились в подземные недра. Пройдя под землей метров сто, они оказались в низком, но просторном помещении.
Здесь запах был просто нестерпим – запах гнили, пыли, плесени, мокрого камня, смерти, злобы – все было в этом омерзительном запахе. Он проникал даже в фильтры, отравляя не только тело, но и душу.
– Поругание, – одними губами сказал Фёдор.
Весь зал был заставлен гробами. Они стояли, как на свалке, один на другом, друг на друге, как попало. Многие из них стояли открытыми, другие рассыпались, чуть не в прах, третьи гнили мокрыми грудами дерева. Но много было хорошо закрытых, крепких.
Фёдор достал из сумки короткий дротик с серебряным наконечником, саперную лопатку и две пары длинных печаток из грубой, прорезиненной ткани. Кузя и Фёдор надели перчатки, помогая друг другу. Затем Кузя забрал дротик и лопатку и начал обходить гробы, разбивая крышки и пронзая их обитателей дротиком, а лопаткой – отрубая головы. Скалящиеся, шепчущие, пытающиеся укусить головы он бросал Фёдору.
Фёдор к тому времени достал из сумки большой брезентовый мешок и принялся сноровисто ловить страшные снаряды, как мячи, совершенно не обращая внимания на их поведение, не давая себя укусить, и не позволяя плюнуть себе в лицо.
Кузя закончил обход подземелья, отсалютовал Фёдору дротиком. Фёдор закрыл мешок, и, завязав его, они вдвоем с Кузьмой потащили слабо шевелящуюся поклажу в зал, из которого пришли.
– Если ударить стену вон там, то пол обрушится. Получится достаточно глубокая яма, – сказал Фёдор, указывая направление.
– Хорошо, – кивнул Кузя.
Подобрав с земли увесистый булыжник и, тщательно прицелившись в место, указанное Фёдором, Кузьма бросил его в стену. От удара стена содрогнулась, и часть пола просела, обнажив черный зев ямы.
– Годится? – с ноткой гордости спросил Кузя.
– То, что доктор… – подтвердил Фёдор.
Фёдор и Кузя, взяв мешок за концы, размахнулись и бросили его в провал. Фёдор снова порылся в сумке, достал оттуда пластиковую бутылку, наполненную странной, чуть светящейся в темноте смесью и бросил ее вслед за мешком. В яме вспыхнуло пламя. В свете огня стало видно, что свод комнаты когда-то был расписан причудливыми цветами и мифическими птицами.
Ведьмаки отошли к стене, встав так, что бы не задохнуться дымом, ожидая, когда погаснет огонь.
– Знаешь, что, – нарушил молчание Фёдор, доставая, из явно бездонной, сумки еще одну пластиковую бутылку, – Сходи-ка, для верности…
Кузя кивнул и удалился. Через несколько минут он вернулся, а еще через пару минут из прохода, откуда он только что пришел, выметнулись языки почти белого пламени. Как только огонь спал, Фёдор пошел к выходу.
– Заваливать не будем? – спросил ему в спину Кузьма.
– Свод обрушим, – пожал плечами Фёдор.
Кузя пошел вслед за Фёдором, тоже не обернувшись на догорающий огонь.
– Зря только тяжесть на себе таскал, – неодобрительно сказал Фёдор, укладывая в сумку очки ночного видения. Кузя поднял глаза к небу, прося у богов терпения.

Глава 14.
Вечером, еле отмывшись от запаха, принесенного с Черной речки и отдохнув, Фёдор приехал на дежурство в больнице. Дежурство не доставляло врачу никаких хлопот, за исключением повышенного внимания всего женского персонала от старушек-нянечек до медичек, с высшим и не совсем, образованием. Каждая старалась понравиться врачу. Фёдор привык к этому. Но на работе романов не заводил, отчего про него ходило множество легенд и слухов. Впрочем, сие не сказывалось на нескончаемом потоке заигрываний, тайных записочек и откровенных предложений провести с ним хоть часок.
Во второй половине дня привезли известного актера с острым сердечным приступом. Фёдор узнал хохмача и наглеца. Актёр пользовался дурной репутацией среди своих коллег за откровенное хамство, драки и Дон Жуанство. Врач сразу определил, что приступ был вызван очередной перебранкой на съёмках. Ему было совершенно не жаль грубияна и по другой причине…
Как-то актёр спьяну или сдуру со всего маху въехал в Федин «Хаммер» и, вывалив на врача весь свой запас нецензурной брани, довольно, впрочем, посредственной, уехал, даже не думая оплачивать ущерб.
Увидев актера, Фёдор удовлетворённо заурчал. Нет, доктор не был злопамятен. Со склада все медикаменты поступят только завтра, а те, что остались, нужны другим многочисленным пациентам, далеко не VIP класса, к которым относил себя актёр, по барски рассматривая молоденьких медсестёр. То, что он зацапает перед выпиской не меньше двух, врач не сомневался.
«Потом тащи их ещё к Степанычу в гинекологию…» – подумал он, представив испуганные глаза «залетевших» девчонок.
Фёдор пошёл в ординаторскую за одноразовыми датчиками.
Медсестра, зардевшись, спросила:
– Открывать новую коробку?... Одна осталась, боюсь старушке не хватит…
– Старые есть?
– Есть. Почему старые, почти новые, всего один раз использовали…
– Вот и отлично!
Строгим армейским шагом Фёдор вошёл в палату. Он несказанно был удивлён тому, что буян его не узнал. Наклеив датчики на грудь актеру, уже лежащего под капельницей, он саркастически произнёс:
– Отдыхайте.
– Отдохнёшь у вас! – надменно буркнул актёр и сделал вялый, но внушительный жест рукой, посылающий нашего героя куда подальше, с «царственных» глаз долой.
По-театральному отвесив поклон, Фёдор удалился. Он решил немного поспать.

В два часа ночи случилось непредвиденное. От груди актера отклеился «почти новый» датчик. Раздался звук остановки сердца в ординаторской. Сладко спящий Фёдор не ожидал такого поворота событий. Не сообразив, чем вызвана остановка сердца, он вскочил с кушетки и на ощупь, потому что какой-то идиот вырубил в коридоре свет, пробрался в палату.
Несмотря на личную неприязнь к актёру, тот в данный момент был его пациентом, и Фёдор «запустил» сердце актера, привычно ударив мирно спящего человека под диафрагму. От сильного и болезненного толчка, мышцы желудочков сократились, и сердце резко выбросило поток крови в аорту. Усиленный поток обогащенной кислородом крови омыл надпочечники, и в кровь влилась порция адреналина.
От всего этого актер проснулся, резко сел на постели и со всей дури треснул Фёдора в лоб. Фёдор от удара отлетел к стене, стукнувшись затылком об стену, сполз по стене и на четвереньках резво скрылся в ординаторскую, преследуемый криком актера:
– Убивают! Бандиты убивают!
В ординаторской врач живо оделся «по форме», на лицо надел маску. Отдышавшись, он выскочил в ещё тёмный коридор. В палате у актёра уже зажгли свет. В палате находилась добрая половина отделения и главврач. Главврач был под два метра ростом и весом более ста сорока килограммов. За что снискал себе кличку «Медведь».
Фёдор дернул дежурную старшую медсестру за плечо.
– Медведь откуда?
– Дочь рожает…
– Мать… твою!!!
– Кто дежурный врач?! – расходился главный.
– Я, Степан Николаевич, – Фёдор отвесил уважительный кивок.
– Фёдор Михайлович.., что за непорядки в отделении? Почему строительные леса в коридоре?..
– Закончим скоро.
– А… Это все… Тут ведь саммит…
Все подняли глаза к потолку, прося у всех богов терпения. Саммит у главного был пунктиком. Складывалось такое ощущение, что пройти он должен был на территории больницы, столько про него было сказано на всех планерках и совещаниях.
У главного заверещал телефон. Он, нервно достав мобильный из невыразимо огромных штанов, расцвел.
– Поздравляю с внуками! – «подобострастно» изрёк Фёдор.
– Спасибо, как догадался? – сияя, произнёс главный.
– Интуиция!
– Что значит ученый! Какая интуиция развитая! Оба мальчики! Ну, до завтра.
– А со мной будем что-нибудь решать?! – возмутился ненужный никому актёр, понявший, что все обращают внимание только на главного.
– Конечно, голубчик! Вам что-то приснилось. Это бывает. Очень Вы, батенька, перевозбудились! Ну, вот и датчик сорвали… Фёдор Михайлович, прикрепите датчик обратно… Да, и не забудьте, пожалуйста, дать нашему уважаемому гостю снотворное!
Главный раскланялся, пожал Фёдору руку и быстро ушёл. Толпа резко поредела. Фёдор облегченно вздохнул.
– А как вы догадались, что у него два внука? – подозрительно спросил актёр.
– Его дочь где могла наблюдаться? У нас в больнице. И УЗИ тоже делала. Всё элементарно!
Актер, хохотнув, закрыл глаза.
Фёдор, дойдя до ординаторской, понял, что очень устал. Не выходил у него из головы образ девушки – студентки.
«Ах, какая была бы моему Кузьке жена!»…
Но мысли эти он отбросил и решил немного поспать.
К спящему актеру в палату медленно пришла медсестра. Она долго будила актёра и, наконец, когда тот продрал глаза, улыбаясь, произнесла:
– Вам нужно принять снотворное. Распоряжение главврача!
Актер разразился страшной бранью, отчего молоденькая медсестра сначала зарделась, как маков цвет, потом, подумав, резко отвесила актёру оплеуху и гордо вышла из палаты. Актёр, насупившись, долго сопел, но потом опять забылся сном, решив, что пусть хоть все пушки на Петропавловке будут грохотать, хоть Нева выйдет их берегов, он будет спать и… пошло оно всё к такой-то матери!

Глава 15.
Кузьма писал отчет, сидя на кафедре палеонтологии в университете, когда зазвонил мобильный.
– Кравченко.
– Добрый день, Кузьма Петрович, – сказал в трубке совершенно незнакомый голос.
– Добрый день, – выжидательно ответил Кузьма.
– Некоторое время назад у Франца Иосифовча я встретил несколько необычные шкатулки… С рогами… и розами…
– Так. Я внимательно слушаю, – сказал Кузьма уже совершенно другим, заинтересованным тоном.
То, что Франц Иосифович, старый и очень осторожный антиквар, постоянно покупавший у Кузьмы вещи, сделанные из костей разнообразных демонов, открыл личность Кузьмы, уже говорило о многом, а дополнительные слова «…и розами…» были паролем, утверждавшим, что человек абсолютно надежен.
– Понимаете, меня уже некоторое время беспокоят… живые носители того, из чего вы сделали шкатулки…
– Так… Вы уверены, что это именно они? – Кузьма обычно старался сделать так, что бы принадлежность кости не бросалась в глаза.
– К сожалению, да, – вздохнули на другом конце провода, – У них один глаз и маленькие рожки на голове.
– Диктуйте адрес, я подъеду.
Возможно, Кузьма и отговорился бы от заказа, но те твари, о которых шла речь, были очень редки, их черепа было возможно продать за изрядную сумму, а Кузе, прямо сейчас, требовались очень большие деньги.
С заказчиком проблем не было – он показал вход в подвал многоэтажного дома, где прятались одноглазые змеи, сунул в руки Кузьме плотный толстый конверт и ретировался. Кузьма проверил местность и поехал готовиться к бою.

В одиннадцать часов вечера Кузя спустился под землю, подсвечивая себе мощным точечным фонариком. Бетонные стены и лестница закончились, и начались кирпичные. Кузя выключил фонарик, и в полной темноте пошел по абсолютно темному проходу.
Шел он очень осторожно, присматриваясь к каждому шагу. Увидев тонкую полоску черноты, еще более темную, чем окружающий его мрак, он пошел к ней, пока не остановился около узенькой ниши в стене. Он вытянул из ножен саблю и взял ее обеими руками. Крадучись, подошел ближе. Его шаги были не слышны. Ни звука, ни движения не раздалось из темноты, но Кузьма был начеку. Застыв у трещины, он ожидал. Чего он ждал, он не объяснил бы и сам.
Но вот из ниши высунулась маленькая треугольная голова рептилии с рожками на лбу и одним глазом в центре морды. Кузя не медлил не секунды – мгновенное движение саблей и отрубленная голова покатилась по полу подземелья. Тут же, без паузы, из щели выскочили еще три и с трех разных сторон бросились на него. Бой продлился недолго – два коротких взмаха клинка и молниеносный выпад – и все твари были повержены.
Кузя осторожно подошел к каждой и аккуратно отрубил им головы. Прислушавшись, но не ощутив опасности, Кузьма аккуратно собрал головы и бросил их в кожаный мешок, собрал тушки и бросил их в другой, оба привязал к поясу, что бы были свободны руки и только сейчас затеплил свечу.
Он шел вглубь подземелья, сторожко осматриваясь, но опасности он не чувствовал. Своды постепенно становились все более низкими, каменная кладка – все хуже. В стенах появились трещины, у стен были насыпи влажной земли. Кузя шел по осколкам битого кирпича, стараясь не шуметь. Свет свечи почти не освещал темноту вокруг Кузьмы, а создавал лишь странные отблески, превращая стены подземелья в странный театр теней.
Наконец он дошел до сводчатого зала, где были навалены кучи земли. Он прошел к большой куче земли и щебня и поставил свечу на самый верх земляной кучи, достал тушки убитых змей и бросил их справа от себя. Затем он уселся так, что бы свет свечи не касался его, и приготовился ждать.
Ждать пришлось недолго – из темноты вышла девушка в черном платье. Она осмотрела обезглавленные тела и спросила:
– Откуда это?
Кузя промолчал. Девушка, повисев в воздухе, медленно растаяла. Через несколько мгновений появилась зрелая женщина:
– Почему они без голов?
Кузя не издал ни звука. Поднявшись в воздух, женщина также растворилась в воздухе. Через несколько ударов сердца из темноты выступила старуха.
– Кто отрубил им головы?
– Я! – выскочил вперед Кузьма и с размаха ударил старуху саблей.
Старуха, отлетев от удара к стене, превратилась в чешуйчатую тварь со страшной раной в брюхе. Она пыталась уползти, но движения ее были спазматичными, и она только бессильно шевелила хвостом.
– Добей меня! – прошипела змея.
– Умри сама, – ответил Кузьма, прекрасно зная, что от второго удара все ее раны затянутся и она обретет силы вдвое больше, чем у нее было.
Чешуйчатая тварь издохла у ног Кузьмы. Тот ожидал, посматривая по сторонам, когда минует полночь. Время он чувствовал прекрасно. В одну минуту первого он отрубил ей голову, бросил ее в мешок к остальным головам и ушел.

Вечером следующего дня Фёдор, Кузя и Леонид сидели на кухне у Ирины, и пили чай с пирогами. Обои были содраны, стены подготовлены под штукатурку и компания с чувством выполненного долга отдыхала. В дверь позвонили, и Фёдор пошел открывать – это Ирина вернулась с работы.
– Здравствуй, Ириш.
– Привет.
– Приходи в себя, а мы – на кухне.
– Спасибо, – ответила Ирина и Фёдор вернулся к друзьям.
Пока он ставил чайник, заваривал новый чай, разогревал бифштекс, что компания специально припасла для зампрокурора города, Ирина переоделась и пришла на кухню, поприветствовать друзей.
– Привет, мальчики.
– Привет, – покивали «мальчики».
– Ир, сколько ты хочешь за коллекцию? – в миллионный раз спросил Кузьма.
Коллекция, о которой шла речь, была в свое время собрана дедом Ирины, Прянишниковым Алексеем Николаевичем. Он был известнейшим путешественником своего времени, и Прянишниковская коллекция минералов была собрана в самых разных и недоступных уголках мира.
Редчайшие породы и минералы, окаменелости и другие палеонтологические редкости, приводившие Кузьму в экстаз. Один только Наутилус размером с колесо «Камаза» чего стоил! А взгляд на запаянную в янтаре, идеально сохранившуюся двухметровую стрекозу девонского периода неизвестного науке вида, будил в палеонтологе непонятные ему самому чувства. Коллекция стоила баснословных денег, но Кузьма заплатил бы, не моргнув глазом. Но Ирина дорожила дедовским достоянием и продавать ничего не собиралась.
– Кузенька. Я за коллекцию ничего не хочу. Я хочу ее достойно разложить по полкам.
– Хочу тебя огорчить. По полкам ее разложить не получится. Стена упадет, хоть и строили на совесть, – заявил Фёдор.
– А что ты предлагаешь?
– В кабинете нужно сделать три витрины, расположить в них самые ценные экспонаты.., – Фёдор пустился в тонкости той стратегической операции, что в просторечии называется «ремонт», Ирина внимательно слушала.
Кузя и Лёня курили у окна и про ремонт слушали в пол-уха, иногда кивая. Фёдор изложил свои соображения насчет строительных фирм, материалов, дизайна.
– И я хочу, наконец, сделать в квартире камин, – закончил Фёдор давно начатую мысль.
– Камин, это, конечно… У тебя не Манилов фамилия случайно? – невинным тоном спросил Кузьма.
– Все тебе расскажи… Какая у меня фамилия.., – задумчиво ответил Фёдор. В этой квартире, девяносто лет назад, был камин. Потом его заложили… И вот, что Ира, – встрепенулся Фёдор, – ломать стену будем мы сами, никому этого нельзя, кроме нас.

Бригаду строителей Фёдор прислал на следующий день. Мастера все осмотрели, ознакомились с планом Фёдора, небрежно начерченным на каком-то клочке бумаги, и полностью с этим планом согласились, к большому удивлению Ирины. Ремонт начался полным ходом.
Через неделю, в пятницу вечером Ирина разбирала вещи, что после выходных собирались перетаскивать в кабинет, когда раздался звонок телефона.
Ирина подняла трубку:
– Костромина.
Внимательно слушая говорившего, она несколько раз удивленно покачала головой. Сказала:
– Конечно, приезжай. Никаких затруднений, что ты!
Она положила трубку и еще раз покачала головой, вернувшись к вещам.
Через четверть часа в квартире раздался звонок в дверь. Ирина пошла открывать. На пороге стояла молодая, очень милая женщина в легком плаще. Ирина ободряюще улыбнулась:
– Проходи, Оксана, проходи. Я так рада тебя видеть!
– Спасибо, Ир… Мне так неудобно.., – засмущалась Оксана.
– Прекрати. Пошли на кухню. В квартире ступить негде.
– Ой, да ты ремонт затеяла? – удивилась Оксана.
– Да это Кузька с Фёдором затеяли, ненормальные! Я их попросила полки повесить, а они чего-то понапридумывали. Теперь вот – ремонт. Камин затеяли. Пошли на кухню.
На кухне Оксана села за стол, Ирина начала готовить чай. Оксана осторожно выглядывает в окно, смотрит внутрь колодца двора.
– Что случилось, Оксана? – встревожено спросила Ирина.
– Я уж и боюсь говорить.… Решишь, что я… того.., – смущенно сказала молодая женщина.
– Ой! – Ирина махнула рукой, – Мало, что бывает с людьми. Рассказывай, давай. Опять деверь? Я же сказала ему…
– Нет, нет, ты что! – всплеснула руками Оксана, – Ты как с ним поговорила тогда, на похоронах, так с тех пор он про квартиру вообще не заговаривает.… Это у меня с головой… Ты скажи… ты видела Кирилла… после того как он… умер?
– Видела? Во сне? Каждую ночь…
Оксана покачала головой:
– Нет, Ир, ты прости меня… Не во сне.… На улице, в автобусе, в метро…
Ирина пожала плечами:
– Несколько раз. А что?
Оксана, оживляясь, спросила:
– Он на тебя смотрел, пытался подойти?
Ирина растерялась:
– Оксана, ты что? Просто обман зрения… Это я пыталась подбежать и видела, что это не он… Да что случилось-то?
Оксана, от слов подруги, полностью потеряла присутствие духа:
– Он приходит, Ир! Ходит под окнами.., – вымолвила она и бурно разрыдалась. Ирина обняла ее, начала гладить по голове.
– Оксанка, это чьи-то дурацкие шутки. Кто-то над тобой так издевается. Нарочно старается сделать тебе больно. Успокойся…
– Нет, нет…
– Пей чай и расскажи мне все по порядку.
Оксана, обжигаясь, выпила чай.
– Да куда ты торопишься так? – удивилась Ирина
– Я хочу до вечера… домой, ты прости меня, Ир…
– Ты мне сначала расскажи, что случилось?
– Это недели две назад началось… Тогда я его первый раз увидела. Подумала – померещилось, мало что бывает… Это было в сквере… Потом я увидела его, когда выглянула из окна на кухне. Он стоял в арке и, мне показалось, смотрел на наши окна, но я не уверена, было темно…
– Так, так, продолжай.., – подбодрила подругу Ирина.
– А потом, я увидела его во дворе, когда вечером шла домой. Он… он меня тоже увидел… Он посмотрел на меня и улыбнулся…
Оксана снова начала рыдать. Ирина как могла успокаивала ее, нашла в холодильнике валерьянку и накапала подруге лекарство.
Оксана выпила настойку и продолжила рыдать:
– Ты не представляешь, Ир, как это было страшно! Он бледный, осунувшийся, нос заострился, а глаза… как будто… как будто…
Ирина молча обняла ее.
– Как будто он несколько дней не спал – кровавые, на выкате как-то… А взгляд какой-то страшный… Он протянул ко мне руку, а я убежала, я закричала!... Потом его не было несколько дней.… А вчера снова появился… Я видела, он смотрел на окна кухни… Я боюсь…
– Вот что, сегодня у меня переночуешь, а завтра мы.… Завтра воскресенье и Кузя не работает, поедем на шашлыки к Кузьме. Сейчас я ему позвоню, – решительно сказала Ирина и, не дав подруге возразить, ушла из кухни. Из коридора раздался ее голос.
– Привет, это я. Ты завтра, чем заняться собирался? Вот как? А если мы с Оксаной приедем? Отлично! Я пирогов испеку. Даже так? Тогда ватрушек… Пока.
Повесив трубку, она вернулась на кухню:
– Завтра с утра едем к Кузе. Давай ватрушки печь, у него уже Фёдор с Леней.
Оксана вытерла слезы и смущенно спросила:
– А Федя… Ты… нет?
– Нет.
– Извини.
Ирина пожала плечами. Вместе они начали доставать муку, соль, молоко для приготовления теста. Оксана очень хорошо знала кухню в квартире Ирины – они выросли в одном дворе и были неразлучными подругами в школе.

Утром Ирина и Оксана, приехали в Петергоф на электричке. Зайдя во двор Кузиного дома, они никого не нашли, и, поставив сумки на крыльцо, пошли вокруг дома, искать хозяев.
Оксана, не разу не видевшая дома, принадлежавшего Кравченко уже три сотни лет, изумленно озиралась. Огромный трехэтажный особняк в Тюдоровском стиле под островерхой черепичной крышей с двумя мансардами, эркером, наружной галереей, облицованный шлифованным камнем, с четырьмя каминными трубами, производил ошеломляющее впечатление.
– А Кузьма кто?
– Федин ученик. Докторант.
– Он, что, миллионер?
– Нет. Этот дом им и до революции принадлежал. Да ты дом внутри не видела. По-моему, его дед был революционером почище Троцкого… Я, Оксана, всего не знаю, про Кузьму.., – в этот момент они обошли дом и увидели просторный двор с гаражом и пристройками. На середине свободного пространства Фёдор колол дрова, а Лёня, у солидной постройки мангала, колдовал над уже горящими угольями. Кузи видно не было.
– Доброе утро, мальчики! – громко сказала Ирина.
Фёдор обернулся и уронил полено:
– Привет! А Кузька где? Я его на станцию отправил, вас встречать.
– Разминулись, наверное.
– Да. Там шесть дорог и с поезда триста человек сошло?
– Садитесь в шезлонги, – гостеприимно улыбнулся Леонид, встав так, чтобы шрам на лице не был виден Оксане. Фёдор сделал мысленную пометку.
Оксана улыбнулась Леониду:
– А помогать?
– Ни в коем случае! – возмутился Лёня, – Женщина на кухне – это же катастрофа!
– Как я люблю за это холостяков! Оксана, знакомься, это Леонид, друг Кузи. Лёнечка, это Оксана, моя лучшая подруга.
– Очень приятно, – улыбнулась Оксана, Леонид поклонился, но с места не сошел.
– Сердечно рад встретить Вас, сударыня. Сожалею, но я не могу оторваться от углей, что бы приветствовать Вас, как должно…
– О! – вздохнул Фёдор, – Почему ты не поэт?
Оксана и Ирина засмеялись. Первый момент знакомства был преодолен, и стало значительно легче. Усевшись в шезлонги, дамы стали смотреть на Финский залив.
– Ой, Федь. Я сумки поставила на крыльцо. Там пироги.
– О! Сейчас же дорублю дрова и отнесу сумки на кухню.
Лёня, критически оглядел гору дров, уже нарубленную Фёдором:
– Ты что, на зиму дрова заготавливаешь?
– Ты же сказал, что тебе целая гора нужна? – удивился Беляев.
– Ты уже две горы нарубил. Хватит уже. Неси пироги и давай картошку.
– Мы почистим…
– Да мы уже почистили! Сидите смирно! Да где Кузька?! – с досадой спросил Фёдор.
Поискав в карманах сотовый телефон, Фёдор достал его и набрал Кузю.
– Кузьма Петрович, ты где?.. И долго ты там намерен находится?.. А они уже приехали, сидят перед домом, а мы пироги трескаем… Не-е-е-т, тебе не оставим. Вот еще, бездельников кормить. Давай уже возвращайся!
Спрятав телефон, засунул его в карман брюк и начал таскать дрова в гараж. Через несколько минут к дому подъехал пикап Кузи.
– Девчонки, вы куда пропали? – спросил Кузя, выпрыгнув из машины.
– Это не мы пропали, это ты исчез!
– На одну минуту за вином зашел, а вы и тут как тут!
– Вино-то хоть купил? – спросил Федор, выходя из гаража за новой порцией дров.
– Купил, – кивнул Кузьма и ушел с большой сумкой на кухню.

Вечером, поев шашлыка, пирогов, наевшись салатов, напившись вина, съев приготовленный Фёдором борщ, вся компания сидела на веранде за обеденным столом, задумчиво рассматривая остатки кулинарных шедевров и, обессилено доедая последние куски мяса. Разговор шел ни о чем, Леонид рассказывал Оксане о новой постановке в его театре, женщина с удовольствием слушала. Фёдор, сидя за столом и делая из салфеток самолетики, метко бросал их в Кузю.
Он не завидовал Леониду, помня, что сногсшибательная способность уложить любую женщину в постель, Лёне была дана после того, как он утратил способность кого-то по-настоящему полюбить. Ирина нюхала сирень, стоявшую в большой напольной вазе. Кузя, так и не увернувшись ни от одного самолетика, встал из-за стола и включил телевизор. По местному телевидению начиналось интервью с Фёдором.
Ведущая начала говорить:
– Сегодня у нас в гостях – иностранный член Китайской и Венгерской академий наук, почетный член Британской академии наук, доктор медицинских наук, доцент кафедры гистологии Санкт-Петербургского медицинского университета Фёдор Михайлович Беляев.
На экране появился Фёдор.
Фёдор в телевизоре доброжелательно промолвил:
– Добрый день, благодарю Вас. Я и забыл, что у меня столько регалий…
Фёдор перед телевизором сказал:
– Вот, вот, постыдились бы, суки, доцент. Зато профессура у нас… доктора по совокупности!
– А ты больше языком чеши про тестя главного, – заметил Кузя.
– Да тихо вам, интересно, – сказала Ирина.
Фёдор в телевизоре продолжал говорить:
– …Притом что участились случаи суицида. Да, объяснить возможно все, что угодно, чем угодно… Вампиры! Разве гидрогеология может сравниться…
Ирина повернулась к Кузе:
– Да, с этой стройкой… Там до сих пор к этому месту подходить бояться. Хорошо, что вы свод за собой обвалили.
Фёдор пожал плечами:
– Это все ерунда, вот несчастные жители того строящегося дома будут…
Лёня не стерпел, внес предложение:
– А мы там агентство откроем. Чистим карму, изгоняем полтергейсты… Зомбируем тещу…
Оксана добавила:
– Свекровь. Вот тогда отбоя не будет от ваших услуг.
Все засмеялись, Ирина, знавшая про отношения Оксаны со свекровью, только головой покачала.
В телевизоре продолжалось действо с участием Фёдора. Ведущая, уже открыто кокетничая, спросила:
– Фёдор Михайлович, вы также являетесь признанным экспертом по так называемым «паранормальным» явлениям…
Фёдор, оставаясь совершенно равнодушным к попыткам телеведущей, пожал плечами:
– Я, с вашего позволения, являюсь признанным экспертом по разумным объяснениям этих так называемых «паранормальных» явлений. Если вы знаете, существует такое понятие как «Бритва Оккама». Не надо придумывать объяснений тому, что и так ясно.
Ведущая всплеснула руками:
– Ясно? Вот, например, необычные явления в районе Черной речки, очевидцы утверждают, что перед этим в районе были вампиры.
Фёдор, сидя перед телевизором, вздохнул:
– Все интервью эта сумасшедшая пыталась меня соблазнить… Я ей, на следующий день, зеркало прислал, в подарок.
– Да она ничего.., – заметила Ирина, скосив глаз на Фёдора, – Считается самой модной Питерской ведущей.
– Это она с экрана ничего. А вблизи… Штукатурки на ней было… А мода проходит. Кто сейчас помнит о фижмах, Ирочка?
Фёдор в телевизоре, между тем развивал свою мысль, все также улыбаясь:
– Очевидцы вампиров? Я бы хотел поговорить с ними. Я никогда такого не видел.
– Никогда? – удивился Кузя, – Никогда не видел вампиров?
Фёдор, сидя перед телевизором, покачал головой:
– Тех, что оставляют свидетелей – никогда.
Сказав это, он встал из-за стола, и пошел к стене, где всегда висела старинная гитара. Он взял ее, уселся на большую софу у стены, тронул струны и начал петь.
Испанская серенада, зазвучав в доме у северного моря, унесла слушателей в южные горы, где стоит большой сумрачный замок, где каждое утро, как только взойдет солнце, на самую высокую башню восходит прекрасная дама. Она стоит и смотрит на дорогу, по которой должен вернуться ее возлюбленный, десять лет назад уехавший сражаться с маврами. Она знает, что все, что ей рассказали о его героической смерти – ложь, и если она будет ждать его, он вернется.
Фёдор пел на испанском, но слушатели каким-то волшебным образом понимали его слова и сопереживали им, а их сердца наполнялись покоем и каким-то чувством, что отдаленно походило на счастье. А Леонид слушал, затаив дыхание, и не ощущал, как тает в душе лед искусственного бесчувствия.

Поздним вечером Фёдор с Оксаной, Ириной и Леней подъехали к дому Оксаны. Оксана и Лёня вышли из машины за пару кварталов и, попрощавшись с друзьями, пошли пешком.
Лёня, понимая, что Оксана чего-то боится, предложил:
– Оксана, я провожу тебя, до двери квартиры. Ты не против?
– Нет, – почему-то смутилась Оксана.
Они поднялись по лестнице до двери.
Лёня улыбнулся:
– Ну, дверь заперта?
Оксана кивнула, снова смутившись:
– Заперта, спасибо.
Она достала ключи и начала открывать дверь. Лёня, решив быть сегодня благородным рыцарем, изящно поклонился и сказал:
– Ну, я пошел!
– Спасибо, Лёня! – улыбнулась Оксана.
Лёня сбежал по ступенькам, не дожидаясь, когда женщина откроет дверь. Оксана открыла квартиру и зашла в нее. В коридоре, у самой двери стоял умерший муж Оксаны. При виде жены он страшно ей улыбнулся. Увидев такое, женщина закричала и без чувств упала на пороге.
Этот ужасный крик услышал Лёня. Он вихрем взлетел по лестнице. Войдя в полуоткрытую дверь, он с ужасом увидел лежащую на полу Оксану. Живого мертвеца уже и след простыл.
Взяв на руки бесчувственную Оксану, он перенес её на кровать, и неумело от странного волнения, начал делать ей искусственное дыхание «рот в рот».
Оксана начала приходить в себя. Леонид с удовлетворением отметил, что всё сделал правильно и решил продолжить лечение… За что получил от Оксаны крепкий удар по щеке.
– Господи! Ты здесь откуда?
– Ты кричала. Ты упала в обморок, – объяснил Лёня, массируя «травмированную» щеку.
– У меня что-то с нервами, – Оксана обессилено опустилась на подушку, – Мне показалось, что Валерий пришел… за мной…

Глава 16.
За семь лет до описываемых событий.
Кирилл Костромин сидел в кабинете, работая с какими-то бумагами. Неожиданно зазвонил телефон. Он снял трубку.
– Костромин слушает.
Внимательно выслушав говорившего, сказал:
– Конечно. Я внимательно изучу и дам заключение.
Положив трубку, он повернулся к компьютеру, получил электронную почту, дал команду на печать. Из принтера на его столе появилось несколько листов бумаги. Полковник достал их из принтера, и начал внимательно читать. Потом прочел еще раз, затем он поднял телефонную трубку и набрал номер.
– Майор, поднимитесь ко мне.
Положив трубку, он некоторое время перечитывал бумагу. Через несколько минут раздался стук в дверь.
– Войдите.
В кабинет зашел высокий, широкоплечий мужчина в штатском. Остановившись у двери, официально сказал:
– Здравствуйте, Кирилл Андреевич
– Присаживайтесь, Михаил, – кивнул Костромин, – Читайте.
Михаил подошел к столу, взял протянутый ему документ, сел за стол и погрузился в чтение. Затем поднял глаза на полковника:
– Прошу прощения, но это какая-то мистика…
– Нет, нет, Михаил, никакой мистики, – пожал Костромин плечами, – Через неделю в Алтайском крае у входа в пещеру Аяк, высоко в горах встретятся три человека. Один из них – лингвист из Германии, другой – зоолог из Франции, третий – русский врач, специалист по различным патологиям. Все трое – великолепные бойцы, а встретятся они с внуком Ди Лянпо, всемирно известным мастером боевых искусств и основателем философской школы Вечного Преобразования. Наш соотечественник, в свое время, у него учился. Эти трое, несомненно, с помощью кого-нибудь из учеников Ди, проникнут в закрытую часть горы и вынесут оттуда некий артефакт. Книгу, листок пергамента, ручку от метлы – неважно. Важно другое – мы должны заполучить этот артефакт, постараться никого не убить и не нажить себе врагов в лице этих ученых, а также убедить их в том, что артефакт уничтожен. Ваши комментарии?
– Если бы это кто-то другой сказал… Кирилл Андреевич, но ведь это все не правда?
– Ха, – Костромин сделал ладонью неопределенный жест, – У всех такая реакция, Миш. И я тоже заскулил, когда услышал об этом впервые. Правда в том, что в обычных обстоятельствах мы бы даже помогли этим людям. Если бы они попросили нас, конечно. Но обстоятельства, к сожалению, уникальны. Есть мнение, что эти трое намерены выкрасть из сокровищницы Янь-Ло Вана рецепт эликсира бессмертия… Вот так-то вот.
– Мы должны захватить рецепт эликсира? И при этом не… поссориться с… этими людьми?
– Да, именно. С ними нельзя ссориться. А уж убивать их и вовсе нельзя. Слишком их мало осталось.
– Да кто они такие?
– А черт их знает… Ведьмаки. Нет… Ведьмаки – их подручные… Они охраняют людей от проявлений многих сил, которые принято называть сверхъестественными.
– Можно попроще?
– Ой, попроще… Пока не увидишь их в деле, все объяснения кажутся слишком сложными… На самом деле… Они чувствуют то, что в старые времена называли нечистой силой.
– Чертей, что ли?
– Вот именно, вот именно… И не только... Они охраняют нас от… нас самих.

Через неделю.
Фёдор и еще двое мужчин стояли у входа в пещеру, сторожко осматриваясь по сторонам.
Один из спутников Фёдора держал в руках широкую сумку, в которой что-то извивалось, а второй сжимал в руках книгу. Фёдор держал в руках нунчаки, легонько ими поигрывая, у его пояса висела короткая праща и кнут.
Ждать было уже нестерпимо. Человек, державший книгу стиснул ее так, что побелели костяшки пальцев.
– Да, не сжимайте книгу так сильно, Юлиус, не попытается же она убежать?! – не выдержал Фёдор, и добавил, – Хотя я бы, на ее месте, уже рискнул бы.
– Я не беспокою Вас советами, Фёдор, постарайтесь, и Вы не влезать во все дела, недоступные Вашему пониманию, – огрызнулся мужчина, сжимающий книгу.
– Ах, ну да.., – кивнул Федор, – Так вот, Юлиус. Я обеспечиваю здесь безопасность и мне не нужен даже трижды хороший лингвист, если он каждый раз, когда к нему обращаются, заходится в истерике. Понятно? К тому же мы будем спускаться по веревке, а вы уже и так намозолили себе руки, – тон Фёдора стал совсем другим – холодным и наставительным.
Молчавший до этого момента мужчина рассмеялся. Юлиус резко повернулся к нему.
– И что же такого, Виктор, смешного?
– Абсолютно ничего, Юлиус, – пожал плечами Виктор, – Ваш хозяин никогда не осмелился бы говорить с Фёдором таким образом. Он вообще… старался побольше слушать, а говорить – поменьше, – Виктор многозначительно умолк.
– Я вовсе не имел в виду, что Вы некомпетентны… – повернулся Юлиус к Фёдору.
– Юлиус, мне наплевать, что именно вы имели ввиду. Я провожу вас до места, присмотрю за вами, что бы вас не сожрал кто-нибудь во время ваших дел и отведу назад, – заметил Фёдор и подмигнул Виктору.
– Очень хорошо, спасибо.., – Юлиус отвернулся от коллег.
– О! Вон проводник идет! – воскликнул Виктор.
В этот момент к ним подошел маленького роста худенький китаец.
– Что за задержка? – напряженно спросил Фёдор.
– Надо было дождаться спокойного часа, преждерожденный Фёдор. Гадальные кости не ложились правильно. Я провел три часа в домашнем святилище, – с поклоном ответил китаец.
– Чья смерть вышла на этот раз? – задал следующий вопрос Фёдор.
– Снова ваша, преждерожденный. Но дед сказал, что это знак – девять раз подряд получить знак о смерти…
– Девятый раз? Знаешь, что это значит? – поморщился Фёдор.
– Я – знаю, – склонил голову китаец.
– Значит, я пойду впереди, а ты за мной, – пожал плечами Фёдор.
– Хорошо, преждерожденный. Вы – великий воин, – ответил проводник.
Фёдор кивнул в знак того, что ему были приятны эти слова. Затем он повернулся к своим спутникам.
– Так. Начинаем. Я спускаюсь первым. Юлиус – за мной, Виктор за Юлиусом, Ди – последним, – скомандовал Фёдор и, не дожидаясь ответа, пошел в пещеру. Остальные последовали за ним.

В пещере они пробыли недолго. Ди очень скоро указал на странного цвета камень, Федор ловко подцепил его и сдвинул с места. Тотчас же, в нескольких шагах от Федора в стене начала подниматься массивная плита, совершенно не отличимая от стены рядом с ней. Как только она поднялась достаточно, что бы пройти под ней, хоть и пригнувшись, Федор вступил в кромешную тьму тайного хода. В темноте тело Федора начало слабо светиться. Ориентируясь на этот свет, в темноту вошли остальные. Как только последний из них исчез во тьме тайного прохода, плита опустилась.
В свете, окружавшем Федора, можно было увидеть, что путешественники оказались в самом чреве горы, на самом верху, в огромной пещере, что исчезала в земных недрах. Они стояли на небольшом уступе, от которого вертикально вниз шли узкие и крутые ступени, терявшиеся во мраке. Федор, кинув взгляд на участников экспедиции, пошел вперед.
Лестница оказалась короткой – ступеней в тысячу, не больше, и привела их ко входу в новое место, закрытое массивной каменной дверью. Федор некоторое время рассматривал дверь, затем подошел к ней и девять раз, в разных местах, стукнул по узору, изображавшую свернувшуюся кольцами змею, смутно просматривавшуюся на ее поверхности. От прикосновений Федора змея ожила, свернула и развернула свои кольца и уползла прочь с двери, оставив ее поверхность исключительно ровной и гладкой, как зеркало. Федор толкнул каменную дверь, и она легко поддалась.
Войдя в дверь, они оказались в узком сводчатом коридоре, грубо пробитом в скале. Они очень осторожно пошли по этому коридору. Он несколько расширился и они шли мимо ниш, в которых стояли саркофаги под нефритовыми крышками. Лабиринт коридоров закручивал их и заводил все глубже и глубже в поземную часть сокровищницы Яньло-вана.
– Долго ли еще идти? – недовольно спросил Юлиус.
– Тихо. Пока не пройдем все бессмертие до конца, – пояснил Фёдор.
– Вы сошли с ума? – возмутился Юлиус, не поняв смысл ответа Фёдора.
– Я сказал – тихо! – прошипел Фёдор, – Путь, по которому мы идем, имеет форму иероглифа «бессмертие». А теперь – молчите!
Становилось все светлее. Федору уже не было нужно светиться, все было видно и так. По мере их продвижения коридоры становились все шире. На их стенах появились фрески и барельефы. Чем дальше они заходили, тем богаче были украшены проходы. На стенах коридора выросли сады с райскими птицами и фруктовыми деревьями, с потолка загадочно засветили аметистовыми лучами звезды, под ногами раскинулись малахитовые травы. Наконец, они подошли к черным дверям с изображением золотого дракона на створках. У двери лежали два человека в роскошных одеяниях. При приближении людей они вскочили из своих углублений и странной скачкообразной походкой начали приближаться к людям.
– Ди, следи сзади, – скомандовал Фёдор.
– Да, я слежу, – ответил Ди.
Фёдор снял с пояса кнут и пошел на встречу чаньша. Несколько ловких взмахов хлыста и оба вампира упали, превращаясь на лету в пыль. Юлиус уверенно направился к дверям, но Фёдор схватил его за руку.
– Я что, сказал, что можно куда-то идти? – рявкнул Фёдор, дернув Юлиуса за руку так, что тот отлетел к стене.
– Но вы же убили их! – возмутился Юлиус.
– Юлиус, право же, вы идиот! Мы в сокровищнице самого могущественного в мире Повелителя Мертвых, и вы думаете.., – первый раз за все путешествие по пещерам подал голос Виктор.
– Пожалуйста, тихо! Я ничего не слышу из-за вас! – взмолился Фёдор.
Виктор тут же замолчал, сделав Юлиусу знак, чтобы тот молчал тоже. Нечто в сумке Виктора начало извиваться сильнее.
Фёдор подошел к дверям и бросил в их сторону горсть зерна. Из щели между створок двери вылетели струи пламени. Фёдор бросил еще одну горсть. Ничего не произошло. Зерна с шорохом упали на пол и тут же три плиты пола перевернулись, обнажив бездонные ямы. Из стен этих ям торчали острейшие колья. Пройдя между ямами, Фёдор осторожно отворил одну из створок двери. Прислушался и кивнул:
– Вот теперь можно идти.
Все осторожно прошли в зал. В большой пещере, служившей залом, было пусто и пыльно. Они были на большой глубине, в самом центре горы, но, сквозь невидимые щели в потолке, в зал просачивался свет, высвечивая нефритовые статуи драконов и золотой алтарь. Фёдор сделал знак всем стоять, а сам настороженно пошел к алтарю. Но сделал он это не по прямой, а сложным окольным путем, следуя по выложенной на полу мозаике, держа перед собой в руке хлыст и аккуратно помахивая им перед собой.
Когда он, наконец, подошел к алтарю, то несколько раз резко взмахнул над ним хлыстом в горизонтальной плоскости, каждый раз все ниже и ниже. В самый последний раз что-то невидимое схватило плеть зубами, Фёдор сдернул это с алтаря и сбросил на пол, а затем, перехватив хлыст за ручку, резко ударил невидимое нечто. Раздался скулящий звук, а через несколько мгновений на полу проявились очертания странного животного, видом похожего и на собаку и на жабу одновременно. У нее была проломлена голова.
– Священная собака Желтого императора, – прошептал Ди, – Убивший чудовище Желтого императора будет с почетом встречен в чертогах Яньло-вана!
Фёдор, ответил Ди:
– Успеется к Янь-вану!
– Как она попала сюда? – забеспокоился юноша, – она не могла забрести сюда случайно!
Федор, по-китайски, ответил Ди:
– Она могла быть послана сидеть в засаде кем-нибудь другим, не Янь-ваном.
И добавил по-русски:
– Начинайте. Теперь можно. Мы с Ди постоим у дверей.
Виктор кивнул и, подойдя к алтарю, открыл сумку, на алтарь выбрался небольшой дракон с золотистыми крыльями.
– Так, Юлиус. Теперь Ваша очередь. Чем быстрее мы отыщем свиток, тем быстрее уберемся отсюда! – сказал Виктор, отходя на три шага от алтаря.
– Несомненно, – согласился Юлиус, открыл книгу и начал нараспев читать древний манускрипт.
От этих слов по дракончику прошли судороги и он начал бить хвостом и царапать длинными когтями алтарь. Через некоторое время дракон перестал извиваться и замер. Немного полежав на алтаре, дракон встал, по собачьи встряхнулся, и потянувшись, сошел с алтаря, начав кругами ходить по комнате. Наконец он стал кружиться и выплясывать на одном месте, приподнимаясь на задние лапы.
– Вот нужное место, – Виктор, – Так как же мы собираемся проникнуть в святилище тайн?
– Проникать? – удивился Юлиус, – Мы не станем. Оно само придет к нам. Не мог бы ты успокоить дракона?
– Да, конечно.
Виктор сделал несколько пассов, и дракон перестал танцевать, покружился, как укладывающаяся спать кошка, и свернулся клубком. Виктор взял его на руки и уложил в сумку.
Юлиус подошел к выбранному драконом месту и, раскрыв книгу на новой странице, начал заунывно читать со странными завывающими интонациями. Из пола начал подниматься каменный выступ. Юлиус продолжал читать, не обращая ни на что внимания. Каменный выступ стал похож на бутон лотоса. Он тянулся вверх и постепенно раскрывался. Внутри него лежал свиток. Виктор осторожно потянулся, что бы его забрать.
Маленький паучок, мирно плетущий свою паутину, был снесен с потолка потоком воздуха и принялся летать по огромной пещере, пока не упал на нос Юлиуса. Малявка тут же, почувствовав тепло, забежала ему в ноздрю.
Юлиус оглушительно чихнул, полураскрытые лепестки лотоса резко сомкнулись, и если бы Виктор не был проворен, как молния, то все бы и окончилось тут же. Но он успел дернуть за край свитка и выхватить его. Лотос с быстротой змеи втянулся в пол.
– Черт! Что ты сделал, Юлиус! – возмущенно заорал Виктор.
– Я же не нарочно! – жалобно заскулил Юлиус.
– Еще бы, нарочно! – Фёдор был разъярен, – Ну, интеллектуалы, пошли отсюда. Только тихо, тихо!
Они вышли из зала церемоний и быстро пошли по коридору в сторону, противоположную той, откуда пришли. Юлиус удивленно оглянулся несколько раз, но спросить ничего не посмел. Они дошли до зала, где на стене были изумительно выписаны два дракона, летающих в облаках. Здесь их ожидала неприятность. При виде людей драконы начали шевелиться и начали стекать с фрески, материализуясь в Среднем мире.
– Они очнулись! Бегите, пока они совсем не спустились! – приказал Фёдор и снял с пояса пращу и мешочек с камнями.
Быстро, но точно прицеливаясь, он начал бросать камни в глаза драконов. Они замотали головами и замедлили движение. Виктор, Юлиус и Ди пробежали сквозь зал и очутились в длинном и узком проходе, расширяющемся в огромную пещеру. Под ее потолком, на самом верху, брезжил свет.
Фёдор отступал за ними, метко бросая камни в драконов. Наконец, ему повезло – одному дракону он попал точно в глаз. Тот гневно заревел и вернулся на фреску. Фёдор углубился в темный проход, ведущий в пещеру. Второй дракон последовал за ним, но в узком проходе чудовищу пришлось ползти, как змее, и Фёдор этим воспользовался – он подбежал к дракону и схватил его за ноздрю. От рева чудовища задрожали стены. Дракон вырвался и с позором бежал.
Юлиус, бегущий впереди всех оглянулся на Фёдора и в этот момент ему в горло вцепился чаньши – он лежал в саркофаге, до этого закрытом плитой. Фёдор, бежавший сзади, ударил его камнем из пращи, но было уже поздно – он пожрал Юлиуса, осталась только сморщенная оболочка. Ди убил ближайшего к нему коротким мечом, бросился еще на одного, и, пикой с загнутым костяным наконечником, ударил чудовище в глаз. Тот зашелся в крике и лопнул.
По всему коридору начали открываться плиты, выпуская голодных чаньши на свободу. Их было слишком много, они толпой окружили Ди. Юноша, виртуозно действуя пикой, убил еще двоих, но тут ему под ноги бросился почти истлевший чаньши, Ди потерял равновесие и начал падать.
Упасть он не успел – Федор, собрав в концентрации всю свою ментальную мощь, резко «взболтал» пространство и время, меняя их местами. Этим самым, он создал «временной коридор», точно такой же, как тот, что создал Кузьма, спасая своих товарищей в Чечне. Посыл был так силен, что Ди был выброшен Федором в завтрашний день.
«Ничего», – подумал Федор, – «Главное, что не в прошлое».
Виктор открыл сумку с драконом и выпустил его на свободу. Он тут же выпустил струю пламени, и в этом огне погибли многие чаньши, а, начав метаться, горя живыми факелами, подожгли еще нескольких. Коридор наполнился запахом горящей плоти и кожи. Виктор подхватил дракона на руки, и они с Фёдором побежали по коридору, что есть сил, а за ними скачками гнались вампиры. У самого выхода из пещеры Фёдор понял, что их нагоняют. Он выпустил кнут и приготовился драться:
– Беги наверх! – приказал Фёдор Виктору.
– Нет! – замотал головой Виктор, опустил на землю дракона и хлопнул его по спине, приказывая бежать. Дракончик замотал головой и змейкой обвился у его ног, – Я помогу тебе!..
– Не смей! Уходи, немедленно! Ты отвечаешь за брата, а драться вдвоем здесь тесно!
Виктор, на самый краткий миг, замер, затем резко кивнул:
– Salut! – вновь подхватил дракона на руки и, прижав его к груди, побежал наверх, скрывшись за камнями.
Фёдор повернулся к чудовищам и задушил первого чаньши кнутом. Выхватил из-за пояса нунчаки, и схватился с другим, за ним с третьим, медленно отступая к спасительному выходу из гробницы. Наконец он оказался под выходом на поверхность. За ним гналось всего несколько чаньши, самых древних из всех. Ближе всех к Фёдору был один, совсем древний. Его повязки давно истлели и он скачками приближался к Фёдору, теряя по дороге части тела. Наконец у него отвалилась нога и он осел на пол. Фёдор повернулся, что бы подняться к солнечному свету, но в этот момент развалившееся чудовище выхватило из-за пояса короткий посох, на его вершине сверкнул ослепительно белый зуб павлина, до краев наполненный ядом. Он бросил посох в спину Фёдора и зуб вонзился ему в плечо. У Фёдора потемнело в глазах. В тот момент, когда он уже потерял возможность идти и упал на колени, из последних сил пытаясь ползти, над ним навис древний чаньши и протянул к нему руки, что бы выпить остаток его жизненных сил.
Раздался выстрел и чаньши с визгом отлетел. Чьи-то сильные руки вцепились Фёдору в запястья и вытащили его на солнечный свет. Последнее, что видел Фёдор, прежде, чем отключиться – крепкие мужчины в камуфляже спускались вниз, добивать оставшихся чудовищ.

Фёдор пришел в себя в доме Ди Лянпо. Попытался сесть. У него это почти получилось, но усилие было настолько велико, что он потерял равновесие и стал падать с постели. В этот момент его крепко взяли за плечо и усадили как должно. Фёдор только теперь увидел рядом с собой широкоплечего черноволосого мужчину с ослепительно зелеными глазами. Тот улыбнулся и кивнул:
– Прекрасно! Фёдор Михайлович, я бы попросил вас лежать. После отравления павлиньим ядом выживают очень немногие. Я бы даже сказал… Вы на моей памяти первый. Вы удивительно сильный человек. Воды? – он протянул чашу Фёдору. Беляев, кивнув, жадно стал пить.
– Кто Вы? – слабым голосом спросил Фёдор, когда голос к нему вернулся..
– Это не важно, – пожал плечами незнакомец, – Важно другое. Слушайте меня внимательно. Вы не встретились со своими… коллегами из Франции и Германии. Вы пошли в пеший поход, но встретились с мигрирующими змеями за день до назначенной встречи, змея укусила Вас, и Вы заболели. Сегодня Вы узнали, что с Вашими коллегами случился ужасающий несчастный случай – один из них погиб, осматривая пещеры, а внук почтеннейшего Ди, нашего хозяина получил несколько травм… Похоже, он отбивался от диких зверей…
– Где Виктор? – спросил Фёдор.
То что спецназовец сказал о гибели только одного, давало надежду, что Виктор жив.
Костромин сделал вид, что не слышал вопроса:
– Вы много бредили. У Вас были галлюцинации…
Фёдор неожиданно понял:
– Вы знали… Как вы узнали, что все пойдет наперекосяк?
Кирилл кивнул:
– Вас подставили. Меня и мою группу послали обезвредить вас, что бы ваши поиски ни в коем случае не увенчались успехом. К сожалению, мы опоздали.
– К сожалению? Опоздали? – в голове у Фёдора все кружилось. Он тяжело дышал, его тошнило. Увидев это, Костромин перестал играть в кошки-мышки и, как мог, объяснил Фёдору:
– Свиток – ловушка. Он не содержит рецепта бессмертия. Зелье, что описано в манускрипте, превращает человека в чаньши при жизни и способно поднять мертвеца из могилы, но бессмертие это нечто большее, чем неспособность умереть, Фёдор Михайлович.
Фёдор вернулся к мысли, что неотступно преследовала его:
– Где Виктор? Вы убили его?
– Ну что вы.., – снисходительно и чуть обиженно протянул Кирилл, – Он вчера вечером уехал… Выслушал мою версию произошедшего и согласился со мной… Он очень беспокоился о вашей безопасности… Я заверил его, что все будет в порядке. Вам нужно спать. Отдыхайте и помните мои слова.
С этим напутствием Кирилл вышел из комнаты.

Глава 17.
Сегодняшний день.
Кузя показывал дом супружеской паре, намереваясь сдать его на лето. Дом был великолепен, с пятью спальнями, четырьмя каминами, гостиной, библиотекой, кабинетом, огромной ванной комнатой с душевой кабиной и ванной с гидромассажем. В центре ванной комнаты был оборудован бассейн.
Женщина лет двадцати пяти, не красивая, а так называемой «модельной внешности», одетая в вещи от всех модных дизайнеров одновременно, изо всех сил старалась выглядеть аристократкой, но получалось плохо. Её муж, маленький мужчина, не доходящий своей благоверной до плеча, осматривался, не скрывая восторга.
– А чё, нет здесь спа? – удивилась дама.
– Вот же, – Кузя показал на бассейн с гидромассажем.
– А у нас в фитнес-клубе не токой…
– У меня не фитнес клуб, у меня частный дом. Это немецкое оборудование для ванной.
– Немецкое? Не итальянское? – удивилась женщина.
Кузя сделал вид, что не слышал, пройдя с гостями в большую гостиную, сказал:
– Идемте на кухню.
– А зачем мне на кухню? Пришлите горничную, – возмутилась красотка.
– Это не гостиница, – пояснил Кузя, – У меня нет горничной.
– Как это – нет?
«Похоже, что удивление жизнью для неё бесконечно и постоянно», – подумал Кузя и терпеливо стал объяснять:
– Дом сдается без прислуги. Только сам дом и обстановка. Все, что вам требуется – горничные, конюхи, экипажи – все отдельно. Я сдаю только апартаменты.
– Чего? Пустой дом что ли?
Кузя выругал себя за гордыню, не позволявшую ему занять денег у Фёдора, и уже набрал в грудь воздуха, чтобы начать объяснения, но тут вмешался муж, засопев, и сказав супруге с сильным акцентом:
– Женщина! Хороший дом! Такая сауна! Такой камин! Гости приедут – я их в библиотеку веду! Какой там ковер! Вах!
Тут он повернулся к Кузьме.
– Ковер твой прадед привез?
– Нет, друг из Китая привез.
Мужчина восхитился:
– Хороший друг! Такой ковер привез! Продай? Сколько скажешь – заплачу!
– Друга что ли? – устало спросил Кузя.
– Зачем друга? Ковер!
– Нет. Ковер не продам, – бессознательно подстраиваясь под речь мужчины, начал говорить Кузя, – Друг приедет, спросит – что ковер убрал? Надоел? Я что скажу?
– Правильно говоришь, верно. Сколько стоит, говоришь?
– Ковер, я, не продам, – раздельно ответил Кузя.
– А дом на все лето?
– Ну, договаривались же, – вздохнул Кузьма, – Сколько сказал, столько и стоит.
– Тысячу уступи, да?
– Нет! – внутренне вскипел Кравченко, – Не уступлю. Мне на полторы тысячи больше предлагали. Вчера. Я, как дурак, «нет, я договорился уже!»
– Почему, как дурак? – пошел на попятную муж, – Зачем сердишься? Договорились, получай деньги!
Достав из кармана пачку банкнот, передал Кузе деньги. Тот взвесил ее на ладони. Затем посмотрел сверху вниз на коротышку:
– Мне пересчитать?
– Зачем пересчитать? Разве не правильно посчитал? А! Вот, возьми еще тысячу, не обижай! Пересчитать!
Достал еще пачку, намного меньше и протянул Кузе. Тот взял деньги, сложил вместе с остальными, протянул ему ключи от дома.
– Это – ключ от ворот, это от гаража. Эти два от дома. Приятно вам провести лето.
Кузя легко выбежал на крыльцо, взял спортивную сумку, забросил ее себе на плечо и, дружески кивнув огромному охраннику, сел на мотоцикл и укатил.
Муж и жена проводили Кузьму задумчивыми взглядами.
– Ну, я пойду, в эту… спа, – сказала, наконец, женщина.
– Иди, любимая, – кивнул головой муж, – иди спать. Я по дому похожу. Игорь!
В гостиную вошел охранник:
– Звали, Джангули Борисович?
– Пойдем. Погуляем по дому.
Охранник молча кивнул. Вдвоем они пошли на второй этаж. Осматривая спальни и большой кабинет на втором этаже, Джангули не скрывал своего восторга:
– Какой кабинет! Его дед большим ученым был, да! Какие книжки! Все в кожу переплетены, с золотом!
– На третий этаж пойдем? – спросил охранник.
– Пойдем, конечно пойдем! Мансарда посмотрим!
Они поднялись в мансарду. Там располагались три комнаты, разделенные коридором. В конце коридора таилась дверь. На ней висела табличка, как на трансформаторной будке «Не влезай, убьет!» На двери не было замка, но она была закрыта на засов.
– Что такое? Зачем убьет? Игорь, открой, – скомандовал Джангули.
– Джангули Борисович, зря, что ль написали? – спросил Игорь.
– Не спорь, открывай! Я дом снял? Я знать хочу, что я снял!
Игорь отодвинул задвижку, открыл дверь. Они с интересом заглянули в комнатку и, в изумлении, попятились.
В комнате, на здоровенной цепи, сидело древовидное создание с мордой похожей на козью. Увидев людей, он, скрипя всем телом, поднялся и, звеня цепью, подошел к ним, переводя взгляд красных глазок с одного на другого. Наконец его взгляд сфокусировался на охраннике. Лесное чудо-юдо подошло к людям, обнажив в усмешке огромные зеленоватые зубы.
– Еда? – спросило оно, глядя на Игоря.
Игорь рухнул навзничь, как стоял. Джангули со страху захлопнул дверь, закрыл ее на задвижку и сбежал вниз.
– Ланочка! Ланочка! Поехали быстрее отсюда!
Жена откликнулась из ванной:
– Что случилось, Джангульчик?
– Быстро! Поехали отсюда! – прокричал напуганный грузин, вбегая в ванную.
Его жена сидела в ванной по шею в мыльной пене.
– Нет, мне здесь нравится… Мы же столько денег заплатили…
Джангули в отчаянии, всплеснул руками.
– Какие деньги, женщина! Не надо мне его денег! Пусть забирает! Поехали отсюда!
Он схватил ничего не понимающую жену, вытащил ее из воды, и потащил к двери. Про охранника они даже не вспомнили.

Кузя мчался по дороге в Питер на «Харлее», что в свое время, еще до замужества, принадлежал его матери. FXS Low Rider 1977 года выпуска был в великолепном состоянии. Насколько Кузя знал, это был уникальный мотоцикл даже в год своего выпуска, его сделали по спецзаказу, но для Кузьмы главная ценность байка была, конечно же, в воспоминаниях.
На Лиговском он завернул во двор огромного дома-колодца, спешился и ушел в парадное, не подарив мотоциклу даже взгляд: его уверенность в том, что «Харлей» останется на месте, базировалась не только на оптимизме…
Зайдя в парадное, он в который раз недовольно поморщился – запущенность подъезда всегда поражала его. Всю жизнь, прожив в собственном доме, где неизменно царила чистота и порядок, он просто не мог понять безобразие, царившее в многоэтажках. Ответственность за порядок и сохранность дома с самого раннего возраста он нес наравне с отцом и дедом и воспринимал это также естественно, как утренний поход в душ.
Вздохнув, он взбежал по ступеням на третий этаж и позвонил в полированную деревянную дверь с ярко начищенной медной табличкой «Йоханнсон К.Л.». Через несколько мгновений дверь плавно и беззвучно открылась. Толщиной эта дверь была не меньше Кузиного бицепса. Открывшись, дверь привела его в скудно освещенный коридор, отделанный стеновыми панелями из мореного дуба. В конце коридора, ярко освещенный солнечным светом из невидимой Кузьме комнаты, стоял хозяин магазина «Антик» в безупречном домашнем костюме.
– Вы, как всегда, пунктуальны, Кузьма Петрович. Рад Вас приветствовать, – сказал антиквар так, как будто не видел своего охранника раз в трое суток.
– Здравствуйте, Карл Людвигович, – улыбнулся Кузя.
– Вы все еще переживаете о состоянии нашей парадной? – Карл Людвигович тонко улыбнулся, сделал приглашающий жест и ушел в комнату. Кузя не торопясь, последовал за ним. Все это было уже много раз и напоминало Кузе балет – все движения были выверены, все партии и все участники расписаны до мелочей. Дойдя до порога, Кузя остановился, частично из-за привычных требований «балета», но в основном из-за того, что посмотреть действительно было на что.
Большая гостиная была обставлена, а лучше сказать, заполнена вещами поразительной красоты. Почетное место в центре большой гостиной занимал кабинетный рояль эпохи Людовика XIV. Напротив него, в центре большой стены красовался итальянский буфет, весь уставленный французским и Китайским расписным фарфором и богемским хрусталем.
У другой стены, между двумя резными дверями, под большим венецианским зеркалом в затейливой раме, стояло канапе, происходящее из тьмы веков. Рядом, на подставке из красного дерева, невесомо расположилась подлинная китайская ваза эпохи Мин. С другой стороны канапе уютно устроились два фазана, выполненные в технике клуазоне.
У стены, что напротив окна стояла антикварная консоль, а по бокам – две изысканных этажерки. На их мраморных полках и столешнице консоли в боевых порядках выстроились фарфоровые статуэтки различных стран и эпох. Здесь были статуэтки безе, из мейсенского фарфора, японского фарфора сацума, немецкой расписного майолики, еще чего-то, о чем Кузя не знал. Объединяло их одно – божественная красота.
В углах комнаты стояли четыре великолепных набора для камина.
– Проходите, Кузьма Петрович, присаживайтесь.
– Благодарю.
Разговор проходил так, что чужой человек никогда бы не догадался, что разговаривают хорошо знакомые люди. Кузьма для Карла Людвиговича в этот момент был только важным покупателем и никем больше.
Кузя прошел к канапе и прежде чем сесть, несколько секунд полюбовался на свое отражение в зеркале.
– Гораздо красивее, чем в жизни, вы не находите, Карл Людвигович?
– Нет, милейший Кузьма Петрович, нет. Вы достаточно привлекательны, чтобы не смотреться в венецианские зеркала, а довольствоваться обычными.
Кузя сел на канапе и выжидающе улыбнулся антиквару. Тот кивнул и прошаркал к узкому закрытому шкафу в углу комнаты, вынул из него длинный и тяжелый сверток и осторожно отнес к Кузе.
– Любуйтесь.
Кузя встал, сбросил с плеч тончайшую кожаную куртку, взял из рук антиквара сверток, аккуратно развернул. У него в руках лежала сабля в простых, но изящных ножнах. Он осторожно вынул ее из ножен, положил их на канапе и залюбовался на великолепный клинок, украшенный только силуэтом веточки цветущей сливы и тремя иероглифами. Притом, что это оружие было очевидно русской саблей, столь же очевидно было, что сделал ее японский мастер.
Подержав клинок на весу, Кузя скосил глаз на Карла Людвиговича. Тот приглашающе улыбнулся.
– Прошу Вас, Кузьма Петрович?
Кузьма кивнул, отошел на свободное пространство между окном и роялем и сделал несколько взмахов, перебрасывая клинок из одной руки в другую, еще несколько точных движений, казалось, в его руке ожила молния. Наконец он опустил благородное оружие, вернулся на место рядом с канапе и, отсалютовав, вложил клинок в ножны. Он сильно подозревал, что ему позволены эти безобидные упражнения с бесценной реликвией не только потому, что его мастерство было исключительно, но, в основном, потому, что это нравится Карлу Людвиговичу. Ну что же, хозяин – барин.
– Превосходно, Кузьма Петрович, – традиционно похвалил его антиквар, – Вы, как всегда, выше всяких похвал. Итак?
Кузя сделал многозначительную паузу, не выпуская из рук благородного оружия:
– Сегодня, я, пожалуй,.. – пауза стала глубже и более осязаемой, Карл Людвигович чуть насмешливо поднял бровь.
Он, конечно, разгадал маневр Кузьмы. Не пришел же к нему Кузьма просить отсрочки, в конце концов!
– Заберу ее с собой.., – закончил Кузя.
– Превосходно, – кивнул Карл головой, – Я рад, что вы так быстро выполнили свои обязательства.
Кузьма выплачивал драгоценную саблю частями. Сумма была настолько велика, что выплатить ее у, обычно, нестесненного в средствах Кузьмы, в один раз не было возможности. Он, внутренне поеживаясь, предложил своему шефу сто тысяч долларов сразу, а остальное в течение полугода. Антиквар подумал несколько мгновений, прикинул различные обстоятельства и согласился. Теперь Кузьма пришел забрать покупку раньше положенного срока на три месяца.
Воцарилась невозмутимая тишина. Оба наслаждались ею. Затем Кузя положил саблю на канапе, взял куртку, достал из внутреннего кармана пиджака толстый и большой конверт и положил его на столик рядом с вазой.
– Считайте.
– Помилуйте, Кузьма Петрович. Вы не такой человек, что бы делать глупости… такого рода.
– О! – Кравченко склонил голову, принося безмолвное извинение за бестактность. Затем сказал, – Да, о глупостях другого рода – у меня есть две флейты.
Антиквар по-птичьи повертел головой:
– О! Флейты,… Несомненно, вы сделали их сами?
– Несомненно. Из.., – Кузьма запнулся, подбирая слова, подходящие к этой обстановке, – традиционного материала.
Старичок оценил его такт, улыбнувшись лучиками морщинок вокруг глаз.
– Прекрасно.… Если вы на днях зайдете к Францу Альбертовичу, то он будет очень рад вас видеть. И флейты – тоже.
– Прекрасно. Я буду счастлив… доставить радость Францу Альбертовичу.
Карл Людвигович кивнул и сделал приглашающий жест. Кузя надел куртку, поднял шашку с канапе и, убрав ее в тубус, забросил за спину.
– Знаете, Карл Людвигович, я совершенно по-другому ощущаю теперь ее вес.
– Я бы очень удивился, Кузьма Петрович, если бы это было не так…
Кузя вышел из квартиры шефа и поехал домой, справедливо полагая, что съемщики уже нашли в доме немало такого, что заставило их спешно уехать. Он только надеялся, что начали они не с гаража – ловить мандрагор было делом утомительным.

Глава 18.
Следующим вечером Кузя и Фёдор шли по Набережной канала Грибоедова. Ночи были уже темные, но друзья прекрасно все видели даже без фонарей. Наконец они дошли до Банковского моста. Над головами грифонов теплым светом горели фонари. Кузя облокотился на перила и закурил «Беломорканал». Фёдор подошел и встал рядом.
– Дай папиросу.
– Курить вредно.
Фёдор вздохнул, обдумывая достойный ответ, не придумал, ткнул Кузю в бок.
Кузя протянул ему папиросу. Фёдор взял ее. Некоторое время подождал. Ткнул Кузю еще раз.
– Чего тебе?
– Зажигалку дай!
– И речи быть не может.
Фёдор вздохнул, понимая всю тяжесть обвинения – все зажигалки, которыми он пользовался хотя бы раз, начинали жить своей собственной жизнью, иногда весьма опасной для окружающих.
– Что, мне огонь трением добывать?
– Без трения добудешь.
Фёдор беззлобно, но витиевато выругался. Тряхнул папиросой. Та покорно зажглась. Фёдор закурил, грустно вздохнул.
– Мне тебя все равно не жалко, – ответил Кузьма и глубоко затянулся.
– Да не в этом дело. Я тут подумал, как все сложно устроено…
– Ох, ну тебя. У тебя все сложно устроено… ты, это… Всеславу видел еще раз?
– Да ее с кафедры не выгонишь, как на работу ходит. Как большой перерыв, так она тут как тут: «А когда Кузьма Петрович будет?»
Кузя произнес замысловатое ругательство, ничуть не хуже Фединого.
– И не разу мне не сказал?
– Я тебе сказал еще на прошлой неделе.
– Ты сказал – принеси отчет.
– Принес – увидел бы…
Некоторое время оба молча курили. Кузьма обдумывал страшную месть для Фёдора, Фёдор обдумывал, настолько ли он провинился, что бы стать объектом для страшной мести Кузьмы. Кузьма докурил и бросил папиросу в реку. Он придумал хорошую страшную месть и был доволен собой. Фёдор докурил папиросу и бросил ее вслед за окурком Кузьмы. Вывод был неутешительный – мести не избежать.
Молчание прервал Фёдор.
– Покажешь, красотку-то?
– Сейчас!
Кузя снял со спины чехол, достал из него купленную только сегодня саблю. Сделал несколько выпадов. В свете фонарей сталь и серебро ожили, и в руках Кузи переливалось живое неосязаемое существо – то ли отблеск далекого огня, то ли пленная частица молнии.
Фёдор смотрел как зачарованный. На самом деле он не видел превосходного мастерства Кузи, не видел красоты и жизни клинка… Ему сдавило сердце, и он поднес руку к груди. Память на мгновение перенесла его на тридцать пять лет назад…
– Да! Это он…
Кузя остановился. Клинок в его руке стал золотистым от света фонарей, но Фёдор все равно помнил, видел его окровавленным.
– Хочешь попробовать?
– Что? – очнулся он от ужасных мыслей.
– Ну, потанцевать? Со мной?
– Чем? Клинок-то один? – с облегчением отказался Фёдор.
Но судьба не была к нему благосклонна.
– Ну, прям, один! – Кузя достал из-за спины прямой короткий меч и протянул его Фёдору. Фёдор отступил на шаг. Он ненавидел в этот момент свою беспомощность, свою неловкость, но сделать с собой ничего не мог.
– Бери, – Кузя был возбужден, как ребенок, в предвкушении новой интересной игры. За все время, какое Кузя знал Фёдора, а именно – всю свою жизнь, Фёдор никогда не был спарринг – партнером Кузьмы.
– Ты уверен? – нашел в себе силы улыбнуться Фёдор. Он лихорадочно думал, как избежать боя с этим клинком, чудовищем, подлым и вероломным убийцей своих собственных хозяев.
– Уверен. Федь, ну давай… – странно, по-детски протянул Кузя. Сабля странно оттягивала ему руки, ему хотелось сойтись с Фёдором в противоборстве. Из глубины мозга, оттуда, где живут все странные мысли, пришло: «А действительно ли он так хорош, как мне говорили? Или это просто разговоры?»
– Хорошо! – решился Фёдор. Если сегодня час его смерти – он готов. Жаль умирать от руки друга, но это лучше, чем безымянная смерть от яда или горькая от предательства.
Фёдор твердо взял протянутый ему клинок и осторожно повел им в воздухе, примериваясь к его весу. Затем легко перебросил его из правой руки в левую.
– Ну-ка дай мне ножны?
– Зачем? – удивился Кузя.
Фёдор махнул рукой – «Давай, не болтай». Кузя отстегнул от портупеи ножны и бросил их Фёдору.
Фёдор легко поймал их свободной рукой и вложил в ножны свой клинок. Затем взял его, как дубинку и начал крутить «мулине».
– Забыл, что я не фехтую? Ни с кем? А?
Кузя засмеялся, понимая, что забава будет еще интереснее – так он еще не работал ни с кем.
– Забыл!
– Вспомнишь! Мигом отучу тебя задаваться!
Кузя сделал выпад. Фёдор легко поймал его на свою «палку», отбросил, сделал изящный разворот, уведя за собой Кузин клинок налево, и справа ударил Кузьму по запястью так, что тот взвыл.
– Собственно, бой окончен, – сказал Фёдор, отпрыгивая.
– Нет! – ответил Кузя и перебросил саблю в другую руку. Именно этого Фёдор боялся больше всего – что клинок, жаждущий крови, не позволит Кузьме прекратить дружеский бой, превратит его в бой смертельный. Фёдор твердо решил не причинять вред другу.
Но до настоящего поединка дело не дошло. К мосту подкатила милицейская машина, и оттуда выскочили несколько вооруженных милиционеров.
– Бросить оружие!
Фёдор с облегчением подчинился. Он положил клинок на доски моста и неторопливо опустился рядом с ним на колени. Кузьма еще одно мгновение помедлил, возвращаясь из мира, куда увел его бой, в простой, реальный. Затем в точности повторил движения Фёдора, опускаясь на мост рядом с ним.
К ним тут же подбежали два милиционера и направили на них оружие. Фёдор по-самурайски подобрался и элегантно поклонился. Милиционеры неосознанно ответили таким же полупоклоном.
– Что здесь происходит?!
– Ничего.., – Фёдор был спокоен и приветлив.
– А это что? – милиционер показал на лежащие рядом с мужчинами мечи, – Тоже ничего?
– Холодное оружие, носимое согласно разрешению на ношение холодного оружия.
– Какое оружие, какое разрешение?! Саммит в понедельник!
– Кузьма Петрович, предъявите Ваши документы офицерам.
Голос Фёдора был приветлив, но холоден и тверд.
Кузьма тут же достал свои многочисленные разрешения и протянул их милиционеру, что стоял ближе к нему. Тот начал их читать. Его глаза стали расширяться.
– И это все у вас… с собой?!
– Нет, не все. Со мной только необходимое.
– Так, поднимайтесь! Едем в отделение!

Фёдор и Кузя сидели в отделении уже полчаса. Милиционер честно пытался писать протокол, но постоянно сбивался, выслушивая версии происшествия сразу с трех сторон. Когда, в очередной раз его перебили, и он готов был уже разъяриться окончательно, как дверь в дежурную часть отворилась, и в помещение прошествовали два милиционера, один из них со знаком «кирпич» и два очень интеллигентных старика. Один из старичков держался за голову.
Увидев их Фёдор и Кузьма встали, чтобы поприветствовать их должным образом.
– Петр Афанасьевич?! Александр Вячеславович?! Что случилось?!
Первый милиционер, пришедший со стариками, тяжело вздохнув, спросил:
– Вы их знаете?
Фёдор удивленно ответил:
– Конечно! Это академик Петр Афанасьевич Михайленко. Философ. Этнограф. А это – Александр Вячеславович Вяземский. Академик. Филолог. Это же светочи мировой науки и, простите за банальность, гордость нашего города!
Милиционер, принесший знак, обреченно вздохнул:
– А! Это, значит, наша гордость… А кто-то молодежь нашу в чем-то упрекает…
Милиционер, писавший протокол с интересом воззрился на пришедших:
– А чё случилось?!
Милиционер со знаком в руках со знанием дела стал отвечать:
– Иду по проспекту. Вижу – один из этих светочей бьет по голове другого знаком, – и гордо продемонстрировал тяжелый знак «Проезд запрещен».
Фёдор удивленно посмотрел на знак, затем перевел взгляд на академиков:
– Петр Афанасьевич? Что же случилось?
Петр Афанасьевич нервно прокашлялся:
– Понимаете, дражайший Фёдор Михайлович, у нас с Александром Вячеславовичем произошел диспут о том, реальна ли принадлежность принца Датского Гамлета к нетрадиционно ориентированным в сексуальном плане личностям или же это измышления позднейших комментаторов, так как текст самой пьесы Шекспира и авторов до него не позволяет нам дать полное заключение…
Александр Вячеславович гневно перебил своего оппонента:
– Вы, со своей стороны, Петр Афанасьевич, не правы. Это полный популизм. Ревность Гамлета к Полонию вовсе не так очевидна, как вы пытаетесь…
Три озверевших мента хором заорали на все отделение:
– Тихо! – все трое посмотрели на Фёдора, – Это они о чем?
– Спорят. Был ли Гамлет голубым…
Милиционер писавший протокол покачал головой. Весь его вид говорил – «нашли, о чем спорить, грибы трухлявые»!
– С ума сойти. Кирпич-то тут причем?
Милиционер, замыкавший шествие вздохнул:
– Так вот о том и говорим. Двое этих… светил, стоят под светофором и мало друг друга не убивают!
Фёдор кивнул и спросил у Михайленко:
– Так причем же здесь «кирпич», Петр Афанасьевич?
Петр Афанасьевич мученически вздохнул:
– Так я и рассказываю, а молодые люди перебивают.., – он неодобрительно покачал головой, – Мы поспорили, и в пылу дискуссии Александр Вячеславович несколько перегнул паку с… эпитетами. Знаете, я человек широких взглядов, но назвать меня «апулеевским животным» это уже лишнее. Я не стерпел, подобная полемика просто не уместна, взял этот знак и ошеломил своего оппонента.
Милиционер писавший протокол помотал головой:
– Каким животным?
– Говорит, что Александр Вячеславович назвал его ослом, а тот и стукни его по голове знаком «кирпич», – легко перевел Фёдор.
Милиционер с кирпичом облегченно, но некоторым разочарованием вздохнул:
– А…а…а! Ослом!
Милиционер писавший протокол заинтересовался:
– Протокол писать или нет?!
Фёдор спокойным покровительственным тоном сказал:
– Нечего тут писать. Потерявшие сознание, травмированные есть? Нет. Вы что, хотите, чтобы накануне саммита про ваше отделение написали, что вы арестовали двух светил мировой науки? Вы представляете, что начальство скажет?
Милиционеры на миг представив, что скажет их начальство, переглянулись.
– Нет, никакого протокола не надо, – четко сказал дежурный.
Фёдор спокойно продолжил:
– Так что вызывайте такси, и мы с Кузьмой Петровичем развезем их по домам, во избежание дальнейшего конфликта. А так как оба живут на Ваське, это уже вне границ вашего участка. Пусть там хоть передерутся. На почве эпитетов.
Милиционер, принесший знак, согласно покивал головой:
– Правильно он говорит. Надо их домой.
Милиционер, писавший протокол, поднял голову от бумаг:
– А маклаудов этих?
Милиционер сопровождавший академиков в отделение, мотнул головой:
– И их тоже. От греха, – нагнувшись к дежурному тихо сказал, – Видишь они все друг друга по именам знают. А этого, переводчика, третьего дня в судебке видел, так Иваныч ему только что не кланялся, – выпрямился и уже нормальным тоном сказал, – Не покойники же бродячие, и то ладно.
Фёдор сразу же заинтересовался:
– Что за покойники?
Милиционер неприязненно махнул рукой:
– А… Баба одна звонила – вроде как мужик ее мертвый к ней в квартиру ломился…
Кузя, собирая со стола бумаги, невзначай спросил:
– А адрес?
Милиционер скосил на него глаз:
– А тебе то он на фиг нужен? Тоже хочешь поломиться?
Кузьма пожал плечами:
– У нас здесь случай был похожий… По моему, это массовый психоз какой-то.
Милиционер остро посмотрел на Кузьму:
– У нас?
Фёдор пожал плечами, словно раздумывая, говорить или нет. Затем нехотя вымолвил:
– Судебно медицинская экспертиза.
Милиционер за его спиной показал знаками: «Точно, точно!», поэтому сидящий за столом милиционер, отдавая паспорт Фёдора, нехотя промолвил:
– Казанская, 16.
Фёдор легко сказал, совершенно не выдав своего страха:
– А… эта… Да, мы про это знаем…
Но это было ложью. Он ничего не знал про дом 16 по Казанской улице, кроме того, что два месяца назад там умер его старинный знакомый.

Отправив академиков по домам, Фёдор и Кузя шли по ночным улицам. Наконец, Фёдор решился.
– Кузя. Ты не продашь мне свою новую саблю?
– Что?! Ты с ума сошел? – засмеялся Кузьма, но осекся под тяжелым взглядом Фёдора.
– Нет, я в своем уме. Продай ее мне.
– Федь, ты что? – удивился Кузя, – Зачем она тебе?
– Я ее сломаю.
Привычный к неожиданным сообщениям старшего товарища, Кузя некоторое время молчал, переваривая новости.
– И за что ей такая участь? Это превосходный клинок.
– О… Ты уже полюбил ее!
– Я ее давно полюбил. Как только увидел. Пол года назад.
– Ты мне ничего не сказал.
– Я был должен?
– Нет. Ведьмак сам выбирает оружие.
Кузьма остановился под фонарем и закурил. Фёдор стоял за кругом света. Воздух вокруг него задрожал и начал плавиться. Перед Кузьмой возникла матовая поверхность, постепенно обретающая глубину и пространство. В глубине возник большой зал, обставленный грубой резной мебелью. В центре зала стоял круглый стол, заставленный золотой и серебряной посудой, вокруг него стояли несколько существ в богатых шелковых и бархатных одеждах до пола.
Кузьма узнал молодого Отца Котов, но тут его взгляд переместился на возникшие в его поле зрения фигуры: высокую и стройную златокудрую женщину в алых одеждах и широкоплечего черноволосого мужчину в одеяниях цвета тьмы. Казалось, что все лучи света теряются в его одеждах.
Они сражались. Даже нет – они бились на смерть. Оба были опытными бойцами. Мужчина рубил короткими сильными ударами, женщина легко парировала их, нападая в свою очередь, казалось, ее клинок был повсюду, как пламя, как молния.
Кузя, как зачарованный смотрел на схватку – в руках женщины он увидел свою саблю. Женщина уверенно наступала на своего противника, ловко выбила клинок из рук противника, уверенно поставила ему подножку, он рухнул на пол, и она уже замахнулась для решающего удара…
Когти на рукоятке сабли, державшие гарду клинка, молниеносно разжались и вцепились в руку женщины. Она дернулась и отпрянула, пытаясь освободиться. Ее противник воспользовался этим и схватил ее за руку с клинком, резко дернул от себя – клинок вошел точно в горло золотисто-красной красавицы. Она закричала и… вспыхнув, обратилась в пепел.
И тут из рядов зрителей, выскочил… Фёдор. В золотых и красных одеждах, с каштановыми волосами до пояса, молодой, но, несомненно, Фёдор. Он подскочил к все еще стоящему на коленях черному воину и, одним ударом, снес ему голову с плеч коротким метательным топором.
Видение несколько раз вздрогнуло, по нему пошла рябь и оно исчезло.
– Вот так все и было..,– голос Фёдора прозвучал из темноты и Кузя вздрогнул.
– Так вот как все было… Но Федя! Это ужасно!
– Что именно?
– Федя… Так вот, что означали твои слова…
– Какие?
– Помнишь, перед похоронами родителей… Я накричал на тебя.… Спросил, что бы ты сделал, если бы твоих родителей убили…
– Теперь ты видел, что я сделал. Ударил в спину.
– Послушай, Федя… – Кузьма помолчал, обдумывая слова, наконец, нашел подходящие, – Ведь сабель было сделано три! Ведь это мог быть один из тех клинков!
– Как ты полюбил ее! Кузя, расстанься с ней. Она не потерпит другой любви, она предаст тебя.
– Федя… Мне надо подумать. Хорошо?
– Конечно. Заставлять тебя я не могу и не стану. Подумай. Хорошенько подумай.
Фёдор сделал несколько шагов в тень и пропал совсем, будто его и не было. Кузя еще долго стоял и смотрел в темноту.

Глава 19.
Придя в себя после тяжелого разговора, Кузя медленно шел по пустынной улице. Ночную тишину нарушили крики.
– Отпусти! Отпусти, скотина! Никуда я не пойду! – услышал Кузя женский крик.
Привычным движением вырвав клинок из ножен, он бросился вперед. Страшный грех не помочь женщине, попавшей в беду, но нечисть знает это и пользуется силой-слабостью ведьмаков. Вдруг там не женщина, а засада нежити? Третий час ночи, не важно, что – белой. Неважно, нежить ли там или просто мерзавцы, гнев ведьмака – страшное дело. Завернув за угол, Кузя застал такую картину – двое крепких парней тащили в подворотню молоденькую девчонку. Она отчаянно сопротивлялась, у поребрика на тротуаре лежал ее мотоцикл.
– А ну, пошли! – резкий крик ведьмака подействовал как электрический разряд – они подскочили и, бросив девушку, посмотрели в его сторону.
Самого беглого взгляда на одетого в черное мужчину, с клинком в руках, в ореоле живого огня, хватило им, что бы пуститься в бегство. Девушка, стоя на четвереньках, тоже попятилась от страшного существа. Тут он ее узнал. Точно, не морок.
– Всеслава!
Услышав собственное имя из уст полуночного пришельца, девушка вскочила на ноги и чуть не бросилась вслед за парнями, но силы ее оставили и она беспомощно прислонилась к стене.
– Чур, меня, чур!
– Всеслава! Это я, Кузьма Кравченко. Помните?
– Что... А... Кузьма Петрович! – от облегчения Всеслава чуть не упала в обморок. Кузя перебросил клинок в левую руку, подошел к девушке и протянул ей правую, помогая подняться, невзначай дотронувшись тайком до нее лезвием заговоренного клинка. Проверить не помешает. Нет. Живая женщина. Не морок.
– Пошли. Пошли отсюда.
Девчонка согласно кивнула, взглянула на железную, окованную серебром, полосу в руках Кузьмы и вновь попятилась от него. Кузя высокомерно усмехнулся и вложил клинок в ножны.
– А теперь поехали.
– Куда?
– Ко мне домой, в Петергоф.
– Ого! Далеко то как! – сказала, оживая, Всеслава.
– Не так уж и далеко.

Кузя и Всеслава сидели на кухне и уже третий час пили чай с коньяком. Правда, стараниями Кузьмы, у Всеславы в чашке был скорее коньяк с чаем.
– Почему мне так в жизни не везет? – вздохнула Всеслава.
– Не везет? – поддержал разговор Кузя.
– А что, везет? – махнула рукой Всеслава, – Ребят у меня было... А всем и нужна была только для того, что бы мною перед другими хвастаться. Как узнают, что я в институте учусь, языки знаю, про байк, сразу собирают свое барахло и пропадают, будто их и не было. А еще был у меня один друг, женатый правда, но говорил, что любит, обещал развестись, говорил, что жена у него отвратительная – страшная, злобная… А я ее увидела один раз… Ровесница моя. Милая, красивая. Дочка у них… Его я прогнала, решила, что все мужчины – просто негодяи. А чего добилась? Со всеми знакомыми порвала, добилась только, что стали ко мне всякие придурки цепляться…
– Почему придурки? – не согласился Кузя, – Я, к примеру?
– Ты такой же как все. Скажешь, нет?
– Я? Я не все! Я – ведьмак! И, поверь, женщин у меня было и может быть великое множество! Стоит только пальцами щелкнуть. Вот так, – Кузя демонстративно щелкнул пальцами. Перед Всеславой появилось большое зеленое яблоко.
Девушка засмеялась, ослабив напряжение момента. Засмеялся и Кузьма.
– И что? – спросила Всеслава, взяв яблоко со стола и с хрустом откусив от него кусок, – Не нашел себе любимую? Или просто не нагулялся?
– В другом дело, – ответил Кузя, отобрал у Всеславы яблоко и, с не меньшим хрустом, укусил его, – Я ведьмак. Я опасен, профессия у меня опасная. И жена моя должна быть… – Кузя замялся, Всеслава отобрала у него наполовину съеденное яблоко, – Ну, в общем, принимать меня, таким как есть. А я всем нужен только, что бы время провести. А другим – ради денег. Я это чувствую. Неискренность. И поэтому я просто встречался с девчонками, а через какое-то время у них стиралась даже память обо мне…
Кузьма вздохнул и отвернулся от Всеславы.
– И мне тоже сотрешь? – жалостливо сказала девушка, положив свою руку на руку ведьмака, – может быть, у нас что-нибудь получится?
– Я боюсь.., – пробормотал Кузя, – Не могу. Я… полюбил тебя… С первой же нашей встречи… Не хочу чтобы ты оказалась обманом, дымом… либо… просто стервой… Я не чувствую тебя, ты закрыта. Не понимаю, почему… И обижать тебя не хочу, не могу… Не имею права.
Славка встала, обошла стол, обняла Кузьму сзади, со спины, просто обвила своими бесконечными руками. Кузьма дернулся, как от раскаленного добела железа:
– Нет! – пробормотал он, – Не сегодня.… Пусть это будет только сон… Я не хочу, не могу… верить тебе…
– Не надо! Просто все… Вот, как у нас в деревне… Отпусти у коня поводья… он сам приведет тебя к дому. Отпусти поводья, доверься мне…
– Хорошо же! Ты не знаешь, о чем просишь… Не боишься меня?
– Тебя? А ты злой?
– Если разозлить! – фыркнул Кузьма.
– Пусть сбудется то, что сбудется. Я ведь не знала ни по дом, ни про то, что ты ведьмак. Просто ты… мне очень понравился. Пусть будет хотя бы одна ночь…
– Ты должна знать… если наши чувства… если они ложны… ты забудешь обо мне. И не я буду тому виной. На мне защита…
– Да будет так, – согласилась Всеслава.
Они прошли по прозрачному от вечерне-утренней зари саду и очутились у омшаника. Кузя толкнул почерневшую дверь вниз, в темноту, пахнувшую теплом и запахом трав.
Ведьмак, из мальчишеского хвастовства, вызвал магический огонек.
– Не бойся. Здесь добро, – сказал Кузьма, Всеслава кивнула, соглашаясь.
Медленно они спустились по девяти ступенькам вниз и оказались в просторном подземелье с каменным полом. Магический огонек поплыл в центр зала и завис в нескольких сантиметрах от пола, освещая нанесенный на камень круг-оберег и тщательно выбитые на камне магические знаки. Мягкий свет колдовского огонька не достигал стен. Ведьмак подвел Всеславу к большому низкому сундуку:
– Садись пока здесь. Я все приготовлю.
– Что? – встрепенулась девушка.
– Просто зажгу несколько свечей.
– Я не боюсь, – подняла на него глаза, в которых был страх и любопытство, – Фёдор Михайлович очень добрый, он не стал бы дружить с плохим человеком.
Ободренный этой странной рекомендацией, Кузя понимающе кивнул и улыбнулся. Он прошел вглубь омшаника и в другом сундуке нашел связку белых свечей. Аккуратно расставил свечи правильным полукругом, и одним движением руки зажег их все. Всеслава ахнула от восторга. Из третьего сундука он достал скатанную медвежью шкуру и расстелил ее в центре.
Затем положил рядом со шкурой клинок. Нерешительно посмотрел на Славку.
– Раздевайся, – велела Всеслава.
– А ты?
– И я.
Она скинула жакет, бросила его на землю. Расшнуровала и сбросила ботинки. Сняла через голову рубашку, распустила завязки на кожаных брюках и выскользнула из них, как змея, наружу.
Кузя в три приема полностью обнажился. Всеслава одобрительно улыбнулась, глядя на мужчину, тряхнула головой:
– Иди ко мне. На шкуру, – Всеслава осторожно пересекла границу колдовского полукруга, пошла по меху.
Кузя улыбнулся и, протянув к ней руки, решил, будь что будет.
– Закрой глаза, – пропела Всеслава.
Обвив руками шею, она начала целовать его. Кузя сразу ощутил жар, который разливался по всему телу. Чувствительные губы девушки как бы нехотя прогулялись по левой груди, совсем не больно и игриво ущипнув её. Ведьмак застонал. Нетерпеливые, манящие, ласковые уста завораживали парня. Ему захотелось немедленно заключить Славку в объятия, все его естество желало этого, но он не мог этого сделать.
Магическая власть девчонки оказалась сильнее. Он был чем-то скован по рукам и ногам, Кузьке оставалось только терпеть эту сладостную муку. Славка продолжала изучать его красивое и, на удивление податливое на ласки тело, покрытое еле заметными шрамами, свидетелями былых сражений. Губы ее спускались все ниже и ниже.
Ведьмак запрокинув голову, зарылся руками в ее рыжий, струящийся водопад волос, перед его глазами заплясали золотые искры. Вихрь невыразимых чувств охватил его и закружил. Он изумился, как вдруг ему стало легко. Внезапно перед его глазами появились сияющие фиалковые глаза девушки и он позволил себе поцеловать ее. Славка обмякла в его руках.
Кузьма вдруг почувствовал свободу и силу, которых у него никогда не было. Легко подняв девчонку на руки, он закружил ее в воздухе, а затем бережно положил на шкуру.
– Любимая моя, – прохрипел Кузьма.
Кузя легко коснулся пальцем клинка и, каплями выступившей на пальцах крови, стал чертить знаки:
– Знаком вечности заклинаю и воду, и небо, и землю, и огонь.– Кузя нарисовал на животе Всеславы знак молнии, – на огонь, – под левой грудью он начертал свастику, – на солнце, – под правой грудью появилась волнистая линия, – на кровь. – Он провел длинную линию от ее горла до пупка.
Он провел ладонями по ее бокам снизу вверх, закинув руки девушки за голову, коснулся губами одного соска, другого, скользнул щекой вниз от груди по животу. Ладонь тем временем пробежала по бедрам, зарылась в курчавые волосики внизу ее живота, но тайных врат не коснулась, двинувшись обратно вверх. Кузя не спешил, желая как можно дольше продлить наслаждение.
– Хорошая моя, прекрасная, желанная...
Время шло. Губы ведьмака продолжали путешествовать по ее телу, выискивая самые чувствительные места. Руки то сжимали грудь, то оглаживали мягкие бедра, всё чаще и чаще касаясь врат наслаждений. Девушка застонала, ее колени согнулись, руки опустились к телу, голова заметалась из стороны в сторону. Мужчина осторожно проник пальцами в ее пещерку, мягко пробежался подушечками, выискивая и здесь чувствительные точки. Ее тело начало вздрагивать от мелких судорог – и Кузя наконец-то позволил себе нависнуть над ней и плавно войти туда, куда вся его сущность рвалась, казалось, уже целую вечность.
Тело девушки дернулось навстречу. Тело – земля, вдохи – небо, душа – огонь. Она рвалась навстречу – однако плоть не могла шевелиться. Но Всеслава всей силой стремилась... а потому навстречу любви двинулась душа – перехлестывая пределы тела, заливая Кузю горячей волной, кружа его в страстном вихре, лаская невидимой силой, вырывая из мира реальности в эфемерный океан вожделений.
Ведьмак потерял ощущение времени, верха и низа, кувыркаясь где-то между сном и явью, в мире видений и желаний, в вихре чужой и своей страсти – пока всё это не закончилось сладким взрывом, заставившим его рухнуть с высот небытия в ароматные травы, под теплую шкуру, в горячие объятия.
Первые несколько минут он не мог даже шелохнуться, совершенно лишившись чувств – как и распластавшаяся рядом Всеслава.
Потом реальность постепенно вступила в свои права. Ведьмак дернулся, попытавшись встать, но Всеслава, чуть поднявшись, придвинулась, положила голову ему на грудь:
– Любимый мой... Как же я ждала тебя... Нашла...
Они долго еще кружились в любовном танце, по очереди доминируя в нем. Парень и девушка вдруг поняли, что ни один из них ничего не забыл и не забудет об этой ночи. Кузя бережно, как самую великую драгоценность в мире, прижал к себе Славку. В ее глазах были слезы, но Кузя знал, что они – от счастья. И он поблагодарил Судьбу за этот дар. Славка тоже что-то шептала, верно, тоже благодарила кого-то за Кузьму.
Кузя опять опустился на шкуру, гладя ее по голове. Девушка ровно задышала, явно уснув, и он сделал еще попытку выбраться, осторожно приподняв ее голову и переложив на скатанный край шкуры. Тихонько нащупал саблю, отодвинулся, осторожно встал на ноги и наконец-то выбрался из круга. Вышел из омшаника.
Никаких посторонних звуков, никакого движения. Трава, ступени, и дверь стали белыми – но это была всего лишь изморозь. Кузя открыл рот, коротко дохнул, наблюдая за появившимся облаком, неспешно поплывшим к навесу, потом передернул плечами и пошёл обратно. Накрыл шкурой обмякшую женщину, устроился рядом.
– Где ты был? – сонно поинтересовалась Всеслава, тут же по-хозяйски забрасывая на него руку и укладывая голову на плечо.
– Осмотреться ходил.
– И что там?
– Зима пришла. Заморозки. Все тепло мы забрали.
– Как же я тебя люблю, как же я люблю тебя, – прошептала Всеслава, – она, кажется, не слышала слов Кузьмы, она просто хотела слушать его голос.

Глава 20.
В квартире Ирины полным ходом шел ремонт. Все было закрыто газетами, мешками, на всем лежал толстый слой осыпавшейся штукатурки. Под самый потолок уходили строительные леса. Кузьма, Фёдор и Леонид в респираторах сбивали штукатурку со стены.
– По плану – где-то здесь... – пробормотал Фёдор.
– Здесь или левее на сорок сантиметров? Это может быть граница портала, – пробубнил Кузя. Вся эта затея чем-то раздражала Кузьму, только он не знал, чем именно, и от этого злился еще сильнее.
– Не может, – рассудительно заметил Фёдор, – Мы сейчас бьем в середину того места, где был камин.
– Сейчас просто нужно очистить часть стены, – решительно заявил Леонид, которого порядком раздражала подспудная вражда, что разгоралась в его лучших друзьях, как только они переступали порог квартиры Костроминых.
Они стали сбивать штукатурку до тех пор, пока не дошли до кирпичной кладки. Фёдор взял небольшой заступ и постучал рукояткой по стене.
– Звук вроде бы глухой.., – задумчиво сказал Кузя.
Фёдор закрыл глаза и прислушался к своим ощущениям:
– Это ты глухой. Там большой объем пустоты. И... осторожно. Замкнутое пространство, еще одно... Так, стену можно ломать. Это безопасно. А вот то, что внутри... Да… То, что я всегда чувствовал. Ты-то чувствуешь, чудо?
Кузя повертел головой:
– Чувствую, но слабо.
– Плохо! – ответил Фёдор, – Прислушивайся!
– Вы о чем, мужики? – встрял Лёня, всегда живо интересовавшийся делами Фёдора и Кузьмы.
– Внутри стены есть вражеское присутствие, – не совсем понятно объяснил Фёдор, но Лёня кивнул, соглашаясь.
– Давайте теперь осторожно ломать и кирпичи наружу обрушивать.
– Давайте искать край камина, – вздохнул Фёдор, – Только осторожно.
Через два часа портал камина был расчищен, а кирпичная кладка, закрывавшая его разломана. В центре открывшегося пространства стоял сундук из дерева черного цвета со странной текстурой – как если бы он был весь исписан. Вокруг него лежал круг из строительного мусора и пыли. На самом сундуке не было ни пылинки.
– Смотри, его полностью погрузили в пчелиный воск, – указал Фёдор Кузьме, – И на еще не застывшем воске написали охранные знаки.
– Ни одна пылинка не упала с тех пор, как камин заложили, – сказал Лёня, покачивая головой.
– Надо звонить Ирине, – сказал Кузя, – Это все-таки ее камин.
Кузьма пошел звонить в прокуратуру. Фёдор несколько раз прошелся около камина, внимательно осматриваясь, затем нашел точку наибольшего сопротивления и открыл круг. На сундук обрушился водопад строительного мусора, пыли и плесени, что копилась 90 лет на границе магической сферы.
– Вот это да! – чихнул Лёня сквозь респиратор, отмахиваясь от пыли, – И трубу прочищать не потребуется!
– Зато здесь убирать придется, – вздохнул Фёдор, пробираясь к сундуку сквозь горы мусора и битого кирпича. В комнату вернулся Кузя и только покачал головой, увидев картину разрухи. Обмахнув сундук от почти вековой пыли, Фёдор кивнул своим помощникам. Мужчины втроем взялись за ручки сундука и, кряхтя от натуги, вытащили его в комнату. Кузя открыл крышку.
В этот момент приехала Ирина.
– Что случилось, мальчики? Кузя, как сумасшедший просто – приезжай, это срочно!
– Мы тут клад нашли, Ир, – сказал Фёдор, – Респиратор надень, пылища.
Ирина надела маску и тут же принялась рассматривать содержимое находки.
Внутри оказалось целое сокровище – в большом коробе стояли бутыли с редчайшими винами начала века, отдельно лежали кубки и блюда перегородчатой эмали, в шляпной картонке лежали крученые итальянские кружева. На самом дне сундука стояла большая шкатулка. Под ней лежал ларец в два пальца толщиной. Шкатулку и ларец Кузя вынул под внимательным взглядом Фёдора и тут же отдал шкатулку Ирине.
– Это безопасная вещица, – согласился Фёдор.
Ларец Кузя отставил в сторону. Ирина открыла шкатулку. Вся комната словно озарилась всполохами холодного света. Ирина осторожно, как хрупкую зверушку, достала из шкатулки брошь, украшенную турмалинами и александритами.
– Какая красота…
Она снова погрузила руку в шкатулку и вынула оттуда великолепные серьги с сапфирами.
Двое мужчин и женщина зачарованно рассматривали старинные украшения, а Кузя, как, кот вокруг сметаны, осторожно обходил ларец.
– Ир, я в кабинет уйду с ларчиком?
Ирина, не отрываясь от созерцания драгоценных камней, ответила:
– Кузь, что ты спрашиваешь? Делай, что хочешь. Только осторожно – там черт ногу сломит.
– Я помню, – кивнул Кузьма и подхватив ларчик, унес его в кабинет.
В кабинете царил беспорядок, все вещи из ремонтируемых комнат были перенесены в него. Кузя пробрался между вещами, поставил ларец на стол, достал, не глядя, из ящика стола лупу и начал рассматривать ларчик. Он был опечатан синей сургучной печатью. На печати хорошо читалось изображение круга, вписанного в треугольник. В круге находилось стилизованное изображение глаза, но вместо зрачка была спираль. В углах треугольника стояли буквы неизвестного науке алфавита. Науке, а не Кузьме. Мабдорнаг. Кузя задумчиво вздохнул, так же, не глядя, положил лупу на место, и осторожно, ничего не задев, вышел из кабинета.
Когда Кузя вернулся в зал, то застал почти идиллическую картину. Мужчины разбирали вина, стоящие в коробе, с интересом причмокивая. Ирина разматывала итальянские кружева. На крышке сундука стояли вынутые из сундука блюда и кубки. На блюде горкой были насыпаны драгоценности, и весь этот островок византийской роскоши совершенно не вязался с общей обстановкой ремонта, дыры в стене, пыли и груд битого кирпича.
– Вот это коллекция! Сокровище! Эти вина.., – Фёдор повернулся к Кузьме, приглашая его полюбоваться находками.
– Эти вина могут быть отравлены, Федь, – откликнулся Кузя.
– Вот эти две, – кивнул Фёдор, – А вот это вообще.., – Фёдор помолчал, подыскивая подходящее слово, – Не вино.
Лёня, Фёдор и Кузя переглянулись.
– Ирина Петровна, ты, как прокурор, можешь совершить должностное преступление? – повернулся Кузя к Ирине.
– Зависит от.., – пожала плечами Ирина.
– Надо вскрыть ту квартиру на Невском, – пояснил Кузя свою мысль.
– Даже не говори мне об этом! И даже не думай! Я туда не войду! Федь, он про ту квартиру! – Ирина не на шутку испугалась и расстроилась.
– А меня как раз не было. Я в Вихорево ездил. Не то, что бы мне в красках не рассказывали о ней.., – Фёдор был заинтересован, но как-то вяло.
– А что за квартира? Убили, что ль, кого? – встрял Леонид.
– Так. Закончили эти разговоры. Никаких вам квартир на Невском! – твердо сказала Ирина, поняв, что от двух друзей ей толку не будет.
– Ир, правда! Надо сегодня поехать туда и вскрыть ларец. Это срочно. Мы его очень удачно отрыли. Вскрывать его можно только на умирающую Луну. Сегодня еще можно. Завтра я на сутки заступаю, послезавтра – новолуние. Месяц придется ждать, а круг разрушен. Все будут в курсе... Явится такая армия! – взмолился Кузя. Федор одобряя слова Кузьмы, кивал, но в разговор не вмешивался, полагая, что Кузьма и сам добьется нужного результата.
– Кузь, ну я боюсь туда ехать! Боюсь! Неужели нет другого места? – почти со слезами сказала Ирина
– Есть, конечно, – ответил Кузя, – Но гораздо хуже и дальше расположены. Ир, там идеальная пентаграмма, а обережные круги из меди! И нас как раз четверо!
– Мы, что, не вдвоем едем? – удивилась Ирина.
– Мы вместе поедем, – совершенно обыденно ответил Фёдор, пожав плечами.
– Конечно, вместе! – воодушевился Леонид, которому, по совести говоря, очень хотелось принять участие в ловле демона.
– Хорошо! Поехали в прокуратуру, за ключами.., – сдалась Ирина
– Надень кроссовки, Ир.., – может по крышам придется пробежаться, задумчиво сказал Кузя.

Квартира, про которую с таким страхом говорила Ирина, много лет принадлежала профессору Йозефу фон Касселю, известному, в свое время, лингвисту и философу. Языков он знал много, но говаривали, что кроме языков он владеет еще и многочисленными секретами, помогающими ему переживать разные жизненные неурядицы. Так или иначе, профессор прожил долгую жизнь, на заре перестройки продал квартиру и уехал на Лазурный берег. Сделал он это несколько поспешно, квартиру продал племяннику, медную табличку с двери никто так и не снял, и, поэтому, знающих людей не покидало ощущение, что профессор, возможно, еще вернется.
В квартире, до последнего времени, жил племянник профессора, но потом тоже уехал за границу, а квартиру сдал. Новый жилец, соседям по лестничной клетке, людям пожилым и дотошным, показался человеком положительным, и так продолжалось до тех самых пор, пока из квартиры профессора не начал раздаваться какой-то странный, неприятный сладковатый и маслянистый запах.
На звонки в дверь никто не отреагировал, и раздраженным соседям пришлось вызывать МЧС, что бы слесари смогли проникнуть внутрь и устранить источник раздражения соседей, раз уж небрежный жилец не сделал этого сам. Эмчээсовцы дверь вскрыли, внутрь вошел участковый, и, не пробыв там тридцати секунд, выскочил наружу. Вместе с ним на лестницу выкатилась волна такого зловония, что всем стало не просто нехорошо, а, по настоящему, плохо. Когда в квартиру вошли эксперты из бюро судебно-медицинских экспертиз, что на Шкапина, у подъезда уже стояли три скорых помощи – нескольким жильцам от такого запаха стало плохо с сердцем. Эксперты были предупреждены и вошли в квартиру уже в респираторах.
Первым в человеческое жилье, ставшее теперь местом чудовищного преступления, вошел Кузьма, срочно выдернутый с дежурства в «Антике», к огромному неудовольствию Карла Людвиговича. Перед тем, как ехать с медиками, Кузьма сделал звонок на мобильный Федора, узнал, что тот в Вихореве и, заметно повеселел. Как только Кузьма зашел в двери квартиры, он вложил в ножны на спине предварительно вынутый клинок и махнул медикам: «Все чисто!». Затем первым, так как медэксперты все равно боязливо косились по сторонам, вошел в большую комнату.
То, что он там увидел, до боли напомнило ему происшествие из его прошлого. Только в этот раз не спасся никто. Вызов удался. Это был просто фурор. На один вызов явились два демона, убили идиотов, что мнили себя демонологами и сожрали самые лучше части их тел. Это стало Кузьме ясно с первого взгляда.
Посреди комнаты, на выложенной дорогим паркетом полу, на коричневой корке, что была сначала лужей крови, лежала груда плохо разделанного мяса. Случилось это не менее недели назад, кровь частично высохла, частично впиталась в когда-то роскошный шелковый обюссонский ковер, что был небрежно сдвинут в сторону перед началом церемонии.
Но человеческая плоть, кровь, фекалии, даже и разложившиеся за неделю лежания в летней закрытой комнате не могли дать такой истинно душеразрывающей вони, что стояла в квартире. Кретины вызывали настоящего адского демона и именно остатки его запаха, смешанного с запахом адской жары и серы и давали такой эффект.
Кузьма критически осмотрел комнату, кивнул и сказал, слегка шепелявя из-за респиратора:
– Двое человек. Мужчина и женщина. Убиты во время секса. В заключении напишите «травмы неизвестной этиологии» и Беляеву со снимками на заключение. Он обоснует. Вам опасаться уже нечего. Нападающий квартиру покинул, причем уже давно.
В этот момент в квартиру вошла Ирина, моментально побледнела даже дыша сквозь респиратор, а увидев то, что лежало в комнате, просто позеленела. Кузьма подхватил ее под руки и вывел на воздух, строго запретив ей впредь появляться там.

У парадной, ведущей в «нехорошую» квартиру, Лёня, озираясь, спросил Фёдора:
– Ты уверен, что машину надо было там оставить? Здесь же полно места...
– Лень, отстань. Там где оставили, там самое лучшее место, – отмахнулся от друга Кузя.
– Хорошее место.., – подтвердил Фёдор, – Никак не связанное с этим домом…
Они, осторожно осмотревшись начали подниматься по ступеням великолепной лестницы.
Бельэтаж был великолепно отремонтирован, жильцы дома не пожалели на ремонт денег. Искомую квартиру они увидели сразу, на ее двери красовалась табличка "Доктор философии Йозеф фон Кассель". Квартира была опечатана.
Ирина сняла бумажные полоски, сломала печать. Кузя вытянул клинок из ножен, отодвинул Ирину и подошел к двери. Фёдор протянул руку, забрал у Ирины ключи и начал отпирать дверь квартиры.
– Сейф здесь что-ли? – пробормотал Федор, борясь с замками, – А… вот.
Фёдор толкнул дверь, стоя на пороге. Кузя прошел мимо Фёдора, зашел первый в квартиру, и включил в темном коридоре свет. Леонид сделал знак Ирине зайти, она зашла в квартиру и пошла за Кузьмой. Лёня посмотрел на Фёдора, тот кивнул и он зашел в квартиру, держа в руках ларец. Последним зашел Фёдор, закрыв за собой дверь. Через несколько мгновений дверь квартиры напротив приоткрылась примерно на ладонь и снова закрылась.
Друзья вошли в квартиру. Старая квартира была обставлена с роскошью и претензией на аристократизм в готическом стиле. Они прошли в большую комнату. Комната была обставлена очень дорогой антикварной мебелью, но в обстановке схранялись следы беспорядка. Роскошный старинный шелковый ковер был небрежно перетащен в сторону и свален грудой, часть мебели передвинута, на антикварном паркете было несколько абрисов мелом.
Но обстановка говорила о том, что доктор философии имел изысканный, хоть и своеобразный вкус. У стены стоял массивный резной стол в виде чертей, держащих гроб. Около него стояли три стула, на их спинках были весьма детально и устрашающе вырезаны сцены истязания грешников в аду. На столе стояли три дарохранительницы, на них изображались видения святого Антония. На большом шкафу черного дерева изображались сцены Страшного Суда и Сошествие во Ад.
В центре комнаты узором паркетного пола была выложена пентаграмма с кабалистическими символами. По углам квадрата, в который вписывалась пентаграмма, в пол были вбиты медные круги в виде многолучевых звезд.
Леонид уверенно прошел в центр пентаграммы, рассмотрев какие-то знаки, поставил ларец на них, и тут же вышел за ее пределы. Кузя в этот момент подошел к секретеру из красного дерева, тоже «украшенному» путешествием по кругам Ада, и достал из его недр несколько деревянных коробок. Леонид подошел к Кузьме, Ирина неосознанно взяла Фёдора за руку.
– Кузя, ты все не израсходуй, хорошо? Оставь для следствия.., – попросила Ирина.
– Да, да... Да знаю я порядки. Лень, помоги.., – кивнул Кузя.
– Давай жаровни, – кивнул Леонид.
Кузя, вынув из секретера пять маленьких бронзовых жаровень и пакетик, отдал их Леониду. Леонид поставил жаровни в углах пентаграммы, насыпал из пакетика ароматических углей.
– Поджигать ты будешь? – спросил Лёня.
– Конечно, – кивнул Кузя, – Белые свечи возьми.
Леонид взял белые свечи и начал расставлять их по периметру пентаграммы на равном расстоянии друг от друга.
– Лёня, а ты, оказывается, в этом разбираешься? – с удивлением спросил Фёдор, для которого познания Леонида в кабалистике стали настоящим открытием.
– Издеваешься ты что ли? Откуда я в этом разбираюсь! Чему Кузька научил, то я и повторяю! – досадливо отмахнулся Леонид.
– А на мой взгляд – очень уверенно. Я бы никогда так ровно не расставила свечи.., – сказала Ирина, ища взглядом поддержки у Фёдора.
Фёдор в ответ только улыбнулся, зная тонкости процесса.
– Здесь метки стоят, – тут же выдал тайну Лёня.
Во время этого краткого диалога Кузя расставил в узлах пентаграммы маленькие тоненькие свечки черного цвета. И начал выставлять внутри пентаграммы толстые черные свечи с красной полосой внизу. Закончив, оглядел друзей.
– Так. Встали все в круги. Не кричать, руками не махать. Из круга выйти не пытайтесь. Ир, ты первый раз?
– Первый раз, что? – опешила Ирина
– При освобождении демона из ловушки? – пояснил свою мысль Кузя.
– Ох, ты Господи! Какие демоны?! А они что – видели? – Ирина переводила взгляд с Фёдора на Леню и Кузю.
– Мы видели, Ир. И я, и Лёня, – ответил на ее вопрос Фёдор.
– Так. Стоишь не двигаешься, – вступил в разговор Кузьма, – Что бы не случилось. Обними себя руками и не шевелись. Круг достаточно широк, просто так из него ты не выйдешь. Будет страшно – кричи. Только не пытайся бежать и не размахивай руками. Лады?
– Ир, иди ко мне в круг, я... тебя обниму, – предложил Фёдор.
– Извини, Федь, все круги должны быть заняты, – вздохнул Кузя.
Фёдор сверкнул на него глазами. Ирина слегка обняла Фёдора, прежде чем пойти в свой круг.
Кузя достал из ножен саблю, положил рядом с кругом, но за его пределами. Достал из-за пазухи флейту. Начал играть навязчивую, повторяющуюся мелодию. При первых тактах музыки из под крышки раздался стук.
При каждом витке повтора музыки крышка ларца начала содрогаться. Она дергалась все сильнее и, наконец, распахнулась. Из открытого ларца появилось облако, постепенно приобретшее форму полупрозрачного странного существа с огромными когтями на лапах. Кузя спрятал флейту.
– Как ты нашел меня?! Как ты узнал меня?! – закричал демон.
– Я распечатал круг ловушки. Твое имя написано, – монотонно ответил Кузя.
– Плохо! Холодно! Темно! Хочу есть! – взвыл демон.
– Здесь нет еды, – на той же ноте ответил Кузьма.
– Люди! Теплые! Мясо! Кровь! – завыл демон на тон выше.
– Они под моей защитой. Они не для тебя, – тон Кузьмы был таким же, как и в начале.
– Убью тебя! Съем твою плоть! Выпью твою кровь! Твоими мозгами нарисую врата! А из твоих костей сделаю три дудки! А потом я съем тех людей! Я съем их живьем! – продолжил возмущаться пришелец из Нижнего мира.
– Ты много хвалишься. Сначала убей меня!
Услышав эти слова, демон бросился на Кузю, изо всех сил ударился о грань обережного круга, отлетел от удара о невидимую границу, потерял равновесие и своими огромными когтями зацепился за оконную раму. Резко дернув лапой, он освободил когти, но при этом оконный переплет вылетел из своего места и обрушился на улицу. Резкий порыв ветра, влетев в комнату, колыхнул занавеси на окнах, пригнул пламя свечей, шевельнул саблю.
Сабля повернулась на гарде, шевельнулась вокруг своей оси и пересекла границу круга. Демон развернулся и вновь полетел на Кузю, на этот раз не встречая сопротивления. Ирина пронзительно закричала. Кузя, бывший на чеку, несмотря на оберег круга, резко отклонился назад, ловко ухватил саблю и поймал на нее визжащего демона, но тот успел задеть его длинным когтем. Из царапины на руке Кузи вытекла капля крови и почернела, свернувшись.
Демон истаял в воздухе, с глухим стуком на паркет упали его когти. Кузя восстановил равновесие, вытянул из кармана кожаный ремешок, собрал когти и связал их ремешком, как пучок редиски.
– Вот и все.
Фёдор выскочил из круга. В руках у него был пакет для оказания первой помощи.
– Он тебя ранил! – вскрикнула Ирина.
– Царапина!
Фёдор открыл пакет и что-то начал там искать:
– Так, где рана?! Давай сюда руку!
– Дай-ка мне пластырь, если у тебя есть.
Фёдор достал из пакета катушку бактерицидного пластыря:
– Есть, конечно.
– Господи, боже мой! Федя, забирай Кузю, а нам с Леней надо быстрее все в порядок приводить и убираться отсюда! – воскликнула Ирина.
– Ир, я в порядке, а что за спешка? За десять минут уберемся и уйдем, – рассудительно заметил Кузя.
– Через десять минут мы будем объясняться с нарядом ОМОНа!
– Да откуда ОМОН-то явится? – удивился Фёдор.
– Федя, здесь все жильцы, будто в НКВД всю жизнь служили – чуть что – звонят в милицию, – пояснила Ирина, – А я, как девчонка, закричала! Я так испугалась за тебя, Кузенька!
Лёня не принимал участие в разговоре, все это время быстро убирая в секретер свечи, заталкивая в него еще горячие жаровни.
– Все готово, Ир. Не паникуй. Кузь, ларчик можно в руки брать? – спросил Лёня, закрыв тумбочку.
– Можно. Ир, не плачь, уйдем по крышам. Жалко, квартиру не сможем опечатать.., – вздохнул Фёдор.
– Опечатаем! Я же знала, что делаю, написала квиточки!
Выскочив из квартиры, Ирина и Фёдор стали наклеивать бумажные полоски. А Лёня с Кузьмой и ларчиком ушли вверх по лестнице. Закончив опечатывать квартиру, они все ушли вверх по лестнице. Дверь квартиры напротив вновь скрипнула. На самом верху они выбрались на чердак, затем на крышу и по пожарной лестнице спустились с другой стороны дома, перешли улицу, где припаркована машина Фёдора, уселись в машину и отъехали. Навстречу им попался наряд милиции с мигалкой.
– Вот те раз! Уже приехали...
Кузя неожиданно начал тяжело дышать, затем тихим голосом сказал:
– Федь, мне плохо.., – обмякнув, он скатился под ноги Лени, сидевшему рядом с ним на заднем сиденье «Хаммера».
Лёня ловко подхватил друга и положил его рядом собой:
– Федь, что делать-то?!
Фёдор в ответ сказал то, что при женщине говорить вовсе не стоило, вывернул руль и помчался в сторону ближайшей больницы.

Глава 21.
Отправив Кузьму в больницу, друзья разделились – Фёдор повез Ирину домой, а Лёня пошел к Оксане.
Леонид открыл дверь в квартиру Оксаны. В квартире стояла странная, тревожная тишина. Леня прислушался, но ничего не услышал. Совсем ничего. Именно это и насторожило бывшего спецназовца.
У самой двери, дожидаясь отправки на дачу, стояли недавно купленные им принадлежности для камина. Леня, не звякнув ни одной железкой, вытащил из сверка кочергу и, совершенно бесшумно, даже не прошел, а переместился, по коридору к двери в гостиную. Прислушался. Ничего. Осторожно открыл дверь. И тут он увидел ужасающую картину – Оксана лежала на ковре в гостиной, а над ней наклонилось странное существо уже почти нечеловеческого облика. От Оксаны к этому существу тянулась голубоватая субстанция.
С диким криком Леонид прыгнул вперед и оттолкнул нежить. Это ему удалось. Но нежить, гадко улыбнувшись мёртвыми глазами, развернулся и лёгким движением ударил Леню в грудь. От удара у Лёни подкосились ноги. Существо, потеряв интерес к бывшему десантнику, снова склонилось над Оксаной.
Леонид, собрав все силы, встал на ноги и, перехватив поудобнее кочергу, подскочил к чудовищу и мощным ударом почти полностью снес нежити голову. Подвывая, чудовище подхватило то, что осталось от головы и выскочило в окно. Пошатываясь, Леонид подошёл к окну. Несмотря на третий этаж, существо дробным бегом удалялось от дома, держа голову руками. Леонид грязно выругался.
– Господи! Лёня? Где Валера? – беспомощно произнесла Оксана, приходя в себя.
Леонид оторвался от окна и помог Оксане встать и усесться в кресло.
– На тебя напал какой-то странный мужик, я ему кочергой проломил башку и, – неуверенно добавил, удивленный своими собственными словами Леонид, – …он ушёл…
– Это был мой муж…
– Кто?! Он же вроде…
– Знаю, знаю,…Так все подумали! Ты видел его глаза??!!! Он пришел за мной. Но тут мне сделалось плохо.., – Оксана закрыла лицо рукой.
– Если бы не видел, решил бы по твоим разговорам, что ты спятила. Но эту тварь я видел реально и он мне тоже заехал. Но это уже не твой муж, это ходячая оболочка. Когда я влетел на твой крик, он тащил из тебя жизнь.
– Он – мой муж! Он всегда боготворил меня и не мог пальцем тронуть меня, пылинки сдувал, ревновал…ты не знаешь! Скорее всего ты обидел его, когда он приводил меня в чувство! Он наверно в больницу пошёл, я догоню его!
Оксана попыталась встать, но Леонид, упрямо тряхнув головой, удержал её.
– Дурочка! После такого удара кочергой, здесь должна была быть лужа, нет – море крови! Где она!? И скажи мне, твой муж часто уходил на работу, выпрыгивая через окно??? А!?
Оксана притихла. Вдруг женщина разразилась слёзами, и Леонид тоскливо вздохнул. Он попытался обнять её, но она отстранилась от него, брезгливо поморщившись.
– Я тебе противен? Ты не хочешь даже дотронуться до меня? – с горечью спросил Леонид.
– Да, ты мне противен, то есть не противен, нет…Спасибо тебе, конечно…Но сейчас я хочу, чтобы ты ушёл. Я тебя ненавижу! Всю свою жизнь я любила только мужа, он был красив, умён, образован…Ты – тупое грубое создание! Посмотри на себя в зеркало!!! – сумбурно и не понимая, что говорит набросилась Оксана на не ожидавшего такого отпора Леню.
– Ясно, можешь не продолжать. Но уйду я только под утро. Я посижу на кухне, если ты не против. Вдруг опять явится. Надо будет Фёдору рассказать. Он у нас главный по паранормальным явлениям. А пока, хочешь ты того или нет, я останусь.
Леонид не дал ответить злобно глядящей на него женщине и быстро ушёл на кухню. Он слышал, что она заперла дверь в квартиру, поплакала ещё немного, тихо, как котёнок. Потом легла. Всхлипывания её он слышал ещё часа два. Затем она замолчала. Он, войдя к ней, увидел, что она спит с кочергой в руках.
Улыбнувшись, он лёг рядом с ней на пол и подумал: «Как пёс».
Наутро Лёня тихо встал, не смея поцеловать спящую Оксану, легонько погладил её по голове и бесшумно ушёл.
Оксана открыла глаза. Она тоже не спала.

Глава 22.
Пять месяцев назад.
В секретной лаборатории, оборудованной по последнему слову техники, шла обычная, только на первый взгляд, казавшаяся хаотичным мельканием, работа. В свете бестеневых ламп странно мигали огоньки приборов, периодически издавая свистящие или шипящие звуки.
На операционном столе, в центре комнаты лежал Кирилл Костромин. От него к аппаратам искусственной жизнедеятельности тянулись трубки и провода. Он действительно был мертв. Все аппараты, подключенные к нему, работали, показывая прямые линии – нет пульса, нет деятельности мозга, нет дыхания, нет давления. Около стола на стойках висели шесть или восемь капельниц с разноцветными жидкостями. В вены на руках и ногах полковника были воткнуты их иглы.
Вокруг него неторопливо, но сосредоточенно перемещался медперсонал – высокие спортивного сложения мужчины в халатах фисташкового цвета. Кто-то снимал показания с приборов, кто-то осматривал кожу на его руках, кто-то акупунктурной иглой колол его в пальцы ноги. Один из врачей развешивал на светящейся панели рентгеновские снимки, другой, на соседней панели, развешивал томограммы.
В помещение лаборатории вошли два человека в белых халатах – низенький полноватый врач и генерал Звонников, названный отец Кирилла.
– Мы еще неделю назад извлекли Костромина для исследований, – продолжил врач мысль, начатую за пределами лаборатории.
– А… это не вредно... Ведь когда он полностью разморозится, он не начнет.., – замялся Звонников.
– Нет, – понял его мысль врач, – он не начнет разлагаться. Мы приняли тогда все необходимые меры. Он был законсервирован в самые первые минуты после смерти, а потом подвергнут глубокой криообработке.
– А он будет что-нибудь помнить? – задал Звонников самый главный вопрос, за ответом на который он собственно и пришел сюда.
– Это очень интересный вопрос. По моему убеждению – нет. Он будет помнить только момент своей смерти. Правда, несколько моих коллег считают, что его мозг был способен накапливать информацию еще какое-то время… но я так не считаю.
Врач подошел к панели с томограммами, снял с нее карточку. Звонников поморщился, глядя на меленькие картиночки словно нашинкованных органов.
– Мозг сохранился прекрасно, – врач протянул карточку генералу, но тот только руками развел, – Никаких изменений от криообработки! Знаете, Алексей Михайлович, даже жалко, что так мало необратимых изменений. Коллеги скажут, что эксперимент недостаточно чистый.
– Ну, знаете.., – начал Звонников, но затем передумал и продолжил совершенно другим тоном, – Нам, военным попроще – работает и ладно. Главное, что бы опыт удался. Когда будете оживлять?
Врач пожал плечами:
– Процессы реанимации идут уже три дня. Мы не стали дожидаться полной разморозки тканей, да это и не к чему...
– И как долго это продлится?
– До полного завершения цикла, – исчерпывающе ответил врач.
В это время кто-то из мед персонала подошел к говорящим, но приблизиться не решился. Врач сделал приглашающий жест рукой.
– Показания в норме, – по военному четко доложил медик, – Через пять минут начнем вводить третью часть электролитов, чтобы потом сразу перейти к спазмолитикам.
– Эластичность достигнута?
– Достигнута. Ткани очень хорошо восприняли силиконовую группу.
– Прекрасно, – сказал врач и повернулся к Звонникову.
– Минут через пятнадцать мы можем сказать будет ли он мобилен.
– Мобилен? – Звонников удивился, – То есть, он не... оживет?
– Оживет? – в свою очередь удивился врач, – Да вы мечтатель! Конечно, нет. Он сможет двигаться, исполнять команды, выполнять сложные приказы. Просто идеальная боевая машина.
– Вы меня не поняли! Мне сначала сказали, что его личность безвозвратно утрачена, а позавчера кто-то из ваших коллег поймал меня в коридоре и долго мне внушал, что весь эксперимент неэтичен, что Костромин все это время находится в состоянии какого-то стасиса, и когда мы вернем к жизни его тело, его сознание тоже вернется... Я не мог от него избавиться минут десять!
– Нет. Это все ненаучные бредни. Бредни. Смерть мозга я констатировал лично.
Звонников вздохнул и задал еще один, важный для него, вопрос:
– Константин Ильич, а если бы не мое распоряжение, его возможно было бы спасти?
Врач пожал плечами:
– Ну, как минимум можно было попытаться. Он же не был смертельно ранен. Просто истек кровью.
Пока они разговаривали, медики продолжали свои манипуляции. Вдруг, в каких-то приборах раздались резкие щелчки, и возник звук сердечной деятельности в кардиографе.
– О! Сердце забилось! – обрадовался врач.
Постепенно начали оживать другие приборы. По телу Костромина прошло несколько судорог.
– Прекрасно! Просто идеально. Все реально работает! Какой великолепный материал...
– Жалко, что никого другого в тот момент не случилось! Надо же было так срочно! – покачал головой Звонников.
– Вы меня просто поражаете! Из-за вашей сентиментальности мы бы без финансирования остались! Нужно было действовать точно по графику! – раздраженно ответил врач.
Звонников, качая головой, сказал:
– А ведь это он привез с Алтая тот самый рецепт.
– Вот и стал первым экземпляром. Довольно забавно! – пожав плечами, ответил врач.
Неожиданно, Кирилл резко сел на столе. Несколько стоек с капельницами с грохотом упали на кафельный пол. Медики вокруг него остолбенели от изумления. Кирилл поднес руку к лицу. Протер лицо и судорожно вздохнул. Затем медленно-медленно, как в замедленной съемке, он оглядел лабораторию, сфокусировав взгляд на Звонникове. Кирилл зашевелил губами, пытаясь заговорить, но слов слышно не было.
Наконец, он хрипло закашлялся и позвал:
– Ан.. ре.. Миай... лови...
– Он меня узнал! – тоненьким от испуга голосом пропищал Звонников, – Константин Ильич, вы же говорили!
Врач отстраненно ответил:
– Странно. Значит, какая-то часть сознания сохранилась...
Кирилл переводил взгляд с одного на другого. Один из медиков протянул к нему руку. Кирилл позволил взять себя за руку, внимательно посмотрел на него. Тот взял шприц, но Кирилл блокировал руку со шприцом. Другой медик резко схватил его за другую руку, Кирилл вырвался, соскочил со стола, повалив остальные капельницы, почти упав при этом, но выровнялся и твердо встал на ноги.
Медики бросились на него, но он легко уклонился от их ударов и раскидал их. Кто-то попытался сделать ему инъекцию, но он легко ушел от иглы, удар иглой достался другому, несчастный упал на пол, захрипев и забившись в конвульсиях, затем перестал подергиваться, его глаза закатились.
Врач закричал на всю лабораторию:
– Нет, нет! Он необходим невредимым! Это бесценный материал!
Кирилл вытащил из вены иглу, поднял с пола стойку с капельницей и ей, как дубинкой, уложил оставшихся медиков. Медленно подошел к оставшимся в живых Звонникову и врачу. Звонников выхватил револьвер.
– Не подходи!
– Я все помню.., – улыбнулся Кирилл, улыбка вышла страшная, – Не бойтесь, Андрей Михайлович...
Звонников слегка отступил, но опустил руку с револьвером. Кирилл, не меняя позы, повернул голову к врачу.
– Кирилл Андреевич! Вы... помните меня?
Кирилл кивнул:
– Конечно, Константин Ильич... Вы позволили мне умереть... С разрешения Андрея Михайловича...
Неуловимым движением, стойкой от капельницы, он ударил Звонникова в горло, левой рукой перебив трахею врачу. Оба, уже мертвые, упали к его ногам.
Кирилл помолчал, затем произнес:
– Вот видите. Бояться нечего. Это вовсе не страшно... Когда быстро...

Глава 23.
Пять месяцев спустя.
В больничной палате, очнувшийся Кузя, полусидел на подушках. В руке у него торчала игла капельницы. Вокруг него стояли Фёдор, Леонид и Ирина, а Всеслава сидела рядом с его кроватью и держала его за руку. Кузя ласково гладил ее пальцы.
– Лёнь, проводи Славку до дома, пожалуйста! – попросил Кузьма, – Поздно уже! Родная, ты за нашим великаном, как за каменной стеной! Федь, я выйду на днях?
– Подумаю, ты ещё не готов к…
– Ну, вот! Ещё один опекун! Латай меня быстрее, сам знаешь, надо спешить.
– Я много чего знаю. Я вот знаю, что ты только сегодня из комы вышел. Ребята, на сегодня довольно ему развлекаться! Лёнь, Славка, идите! А то мосты разведут!
– Пойдём, провожу! – Лёня одобрительно засопел.
– Ты береги её, она …
На Кузьму накатила волна дурноты и он невольно поморщился.
– Будь спокоен! – ответил Лёня и взял Всеславу под руку.
Все шутили, желали Кузе выздоравливать, а Фёдора не оставляла мысль о том, что всё идёт слишком гладко. Посмотрев на Лёню и Всеславу, выходящих из палаты, у него вдруг заныло сердце.
Опасность! Он, было, подумал, оставить их где-нибудь ночевать, но его тревожные мысли прервала Ирина.
– Я хочу с тобой поговорить.
– Я готов! Кузь, мы пойдём, отдыхай!

Ирина и Фёдор, оставив Кузю, Лёню и Всеславу вышли из палаты. Медленно пошли по коридору. Остановились у раскрытого окна перед дверью «Ординаторская». В окно всовывалась ветка цветущей липы. Ирина подошла к окну, погладила ветку.
– Я тебе благодарна.
– За что?
– За Кузю.
– Он мой друг, ученик, – мрачно ответил Фёдор.
– Ученик? – удивилась Ирина, – Ах, да, диссертант.… Не за это.… За то, что ты сейчас и Кузьма со мной рядом сейчас. Работа… больше у меня ничего нет, ну, может парочка подружек, которые любят давать мне советы, которые мне не нужны…
– А мы тебе – вроде твоих подружек? – Фёдор хотел улыбнуться, но вышло кривовато.
– Нет! Вы – мои друзья, надёжные и верные. Таким был только мой Кирилл.
– Серьёзный человек. И работа у него… серьёзная была, – в голосе Фёдора была горечь.
– Ты не понимаешь! И сарказм твой… неуместен! Он сильный, красивый, добрый, щедрый… был. Я была за ним, как за каменной стеной. Таким и должен быть мужчина, – она говорила и не могла остановиться, – Чтобы чувствовать себя маленьким котёнком, согретым на его груди. Я не из слабых женщин, ты знаешь это прекрасно. Мне нужен был человек сильнее меня. И я нашла его. И вот, теперь, когда Кирилла не стало, я не могу найти ему замену. Я буду ждать его.
– Надо жить дальше, завести хотя бы детей!
– Мы встретимся. Не в этой жизни, так в другой. Он ждёт меня, я знаю.
– Для чего ты начала этот разговор?
– Я давно хотела сказать тебе… Ты не для меня. Я пыталась полюбить тебя, поверь! Но ты… Слишком на виду, слишком известен. Я не хочу делить тебя ни с кем! Ни с прессой, ни с коллегами, ни с постоянными разъездами…
– А он не уезжал?
– Его не целовали каждый день женщины, он не давал интервью, и самое главное… извини… он был настоящим мужчиной, бойцом!
– Ну, извини!
– У него не было павлиньих пёрышек, как у тебя.
– Не павлиньи! Что ты можешь знать про мои перья?!
Фёдор напряженно посмотрел на Ирину.
– Что стоит только появиться около тебя молоденькой смазливой студентке, ты распускаешь перья, как павлин! Сколько их перебывало в твоей коммуналке?!
– Господи, ты про это!!! А то было подумал,.. – с облегчением сказал Фёдор.
– Тебе этого мало?!
– Ревнуешь, всё таки? – усмехнулся Фёдор.
Ирина неожиданно смутилась и покраснела:
– Не знаю…
– Ревнуешь, уже интересно! Раньше ты вообще смотрела на меня с презрением! Ты до сих пор не можешь увидеть во мне мужчину! Ты мало ещё меня знаешь! Или ты думаешь, что врач не сможет обеспечить семью?
– Не обижайся! Я не требую доказательств… Я не малолетка, которой нужны машины и бриллианты.
– Ира!.. – рявкнул во весь голос Фёдор.
Ирина перебила его:
– Давай закончим этот разговор! Не к месту. Надо подумать о Кузе.
– Я буду ждать. Я верю, что в один прекрасный день ты скажешь мне…
– Не знаю… Мне кажется, что я люблю тебя, Федя, но боюсь этого чувства. Мне надо привыкнуть к этому. Нужно время.… Прости!
– Только не гони меня… насовсем…
Ирина тяжело вздохнув, ушла по коридору. Фёдор остался стоять, обрывая листья с липовой ветки. Его спина была прекрасно видна Кириллу Костромину, что стоял за полуприкрытой дверью ординаторской, держа в руке пакеты с донорской кровью.

Глава 24.
Славка и Лёня ехали по Ленинграду. Славка вела свой байк умело и у Лёни звенел в ушах ветер. Его не покидало чувство, что за ними кто-то бежит или едет, от чего смелого Лёню пробирал мороз по коже. Подъехав к мосту, Славка остановила железного друга…
– Ну, вот! Что-то слетело.
– Ничего, пешком прогуляемся.
Они зашли на мост. Откуда ни возьмись, на мосту появился человек, за ним ещё, ещё… Лёня загородил собой девушку. Славка, к его удивлению достала огромный, подаренный ей Кузьмой нож. Окружающие не испугались, только начали мерзко перешёптывались на непонятном языке.
– Вампиры! – охнула Всеслава.
– Что?! Кто?! Опять…
– Я попробую посмотреть байк, может заведётся! Задержи их, но будь осторожен. Нож возьми, он серебряный!
– Добро, девочка! – кивнул Леонид, – Починишь и к Фёдору за подмогой. Не сможешь, беги! Храм рядом, на Святую землю не сунутся!…Поиграем!.. – он отвернулся от Всеславы, – Ну, сколько вас тут, твари!?
Лёня решительно вошёл в неоновый круг света. Он решил гнать нежить до середины моста. С ужасом он пытался сосчитать вампиров, оказалось, что их штук десять. Достав мобильный, он обнаружил, что тот отключен – села батарея.
– Чёрт! Ну, ладушки….Начнем, пожалуй!
Осторожной кошачьей спецназовской походкой он начал подходить к самой большой группе нежитей. Вампиры возбуждённо перешёптывались. Решили нападать все сразу, легко расправившись с двумя первыми, Лёня ощутил прилив сил и странное чувство превосходства. Его радовало, что, напоровшись на нож, дурни сгорали, как свечки.
«Прям, как в кино!» – подумал Лёня.
Тут он увидел прибывшее подкрепление с другой стороны моста.
– Похороню!
Легко положив ещё пятерых, он вдруг понял, что эти первые были только пешки, вновь прибывшие отличались от них заметной ловкостью. Сзади них шли два огромных, как горные тролли, вампира. Лёня мысленно застонал и оборачивается на Всеславу. Поняв, что девчонка и не думает никуда убегать и байк заглох окончательно, он закричал:
– Уходи! Я их задержу!
– Я тебя не брошу!
Два огромных вампира приблизились к Лене и Всеславе. Один из них бросил полупрозрачную почти неосязаемую ленту, но Лёня от ее прикосновения на несколько мгновений ослеп, и этого хватило, чтобы его и Славку скрутили по рукам и ногам. В последних, тщетных попытках вырваться, Лёня получил сильнейший удар сзади железной палкой, и, падая, напоролся на меч отвратительного монстра. Ещё один резким движением полоснул ему по груди. Теряя сознание, Лёня увидил, что Славку, связанную по рукам и ногам тащат в маленький фургончик. Он понял, что это – конец. Он потерял сознание и не видел, как подошедший главарь ухмыляясь, тянет из него энергию….

Глава 25.
Нагнав Ирину у двери, и убедившись, что она благополучно уехала, Фёдор пошел домой. Летний вечер был очень хорош, и он постепенно расслабился, заставив себя не думать о плохом, а сконцентрироваться на том, что Кузя выздоравливает. Он шел по набережной канала Грибоедова, вспоминая, как они с Кузьмой впервые опробовали проклятый клинок.
Проблуждав таким образом какое-то время, Фёдор захотел узнать, какое именно. Привычным движением он обнажил запястье, что бы посмотреть на часы, как услышал странный шепчущий звук, чем-то ему знакомый. Звук исходил из-под моста и Фёдора пробрал легкий озноб. Он повернулся на звук, и некоторое время прислушивался, так и не убрав часы в рукав.
Заходящее солнце ослепительно играло на золотом корпусе старинного наручного брегета. Затем, словно соскучившись, часы заиграли переливчатую мелодию из «Волшебной флейты». Фёдор вздрогнул и, поглядев на часы, опустил руку, совершенно не обратив внимания на жадные взгляды двух зверовидных мужиков. Фёдор медленно продолжил свой путь, но неожиданно ему преградили дорогу.
– Снимай часы, – сказал тот, что побольше.
– Что, даже прикурить не попросите? – задумчиво спросил Фёдор.
– Не-а. Нас Минздрав предупредил. Типа вредно.
– А… ну да.., – Фёдор достал из пиджака пачку «Беломорканала», привычно махнул папиросой, закурил.
– Ты, мужик, чё, слов не понял? – потерял терпение второй.
– Ну-ну.., – Фёдор поднес руку к браслету часов, достал из ножен на внутренней стороне рукава скальпель, и изящным движением повернул его в пальцах.
– Пластика сегодня бесплатно. Кто первый? Глаза, уши, нос – на выбор, – сила в ленивых словах Фёдора была такая, что двое бандитов отступили на шаг.
– Ты, знаешь… извини. Ну, обознались…
– Бывает.., – легко согласился Фёдор.
Вступать в конфликт не хотелось. Он прекрасно отдавал себе отчет, что в его нынешнем настроении, только испугом эти двое не отделались бы. А калечить кого-то из-за собственных неудач, Фёдору казалось ниже его достоинства.
– Ну, мы пошли.., – сказал тот, что поменьше, отступая еще дальше и приготовившись, если надо, бежать.
Фёдор снисходительно кивнул. Двое мерзавцев быстро отступили и ушли в глубину Банковского переулка. Фёдор уже успел позабыть о них.

Когда Фёдор пришел домой, в квартире все спали. К его удаче, комната сегодня не была занята. Фёдор вошел к себе, сбросив пиджак, перекрестился перед иконой Казанской и некоторое время стоял перед ней то ли в молитве, то ли в размышлениях.
Походив по комнате между стопками книг, он вновь вышел в коридор и прошел на кухню, постаравшись никого не разбудить. Достав из холодильника бутылку водки и пару яблок, он тем же путем вернулся обратно. У себя в комнате он нашел в буфете большую коньячную рюмку, блюдце и нож, сел на кушетку, поставил водку на подоконник и начал резать яблоки. Налив себе полную рюмку, выпил, налил еще одну, стал хрустеть яблоком. Задумавшись над последним разговором с Ириной, он доел яблоко, и комната погрузилась в тишину.
Из-за стопок книг, что стояли у бюро, вышел здоровенный крыс и принюхался. Фёдор, не двигаясь, следил за зверьком, думая, что его заинтересовал запах яблока. Но тот, пройдя всю комнату, запрыгнул на кушетку, с нее на подоконник и тут же сунул нос в рюмку.
Фёдор засмеялся. Крыс подскочил, капля водки стекла с пышных усов и попала ему в нос. Фёдор никогда раньше не думал, что можно так чихать. Бедный зверек чихал, содрогаясь всем телом, вздрагивая ушами, лапками, хвостом… Отчихавшись, он обессилено упал рядом с рюмкой и некоторое время просто тяжело дышал.
Отдышавшись, крыс вернулся к изучению рюмки с водкой. Нос, правда, совать туда не стал. Зато, тщательно обнюхав воздух над рюмкой, повернулся к ней спинкой, опустил в водку хвост, вынул его и тщательно облизал. А затем вновь опустил хвост в водку. Вынул и облизал еще более тщательно, чем в первый раз. Немного подумал и снова окунул его в водку. Облизал его весь и вылизал небольшую лужицу, что натекла на подоконник. Попытался снова засунуть хвост в водку, но промахнулся мимо рюмки. Что-то невнятно пропищав, попробовал еще раз. На этот раз попал в рюмку. Крыс пошевелил им, не вынимая из водки, резко выдернул и, с размаху, огрел себя хвостом по морде.
Фёдор захохотал. Крыс мутноватым взглядом посмотрел на источник шума, но попыток убежать не предпринял.
– Ты бы закусывал, что ли, друг, – Фёдор протянул ему кусок яблока. Пьяный крыс попытался взять угощение, промахнулся и упал на бок. Возмущенно запищав, сел на огузок, обеими лапами схватил «закуску» и с жадностью стал ее грызть.
– Что же ты как напился-то? С женщинами проблемы?
Крыс с удовольствием грыз яблоко, посматривая на Фёдора. Доев кусок, вздохнул.
– Вот и у меня проблемы.., – согласился Фёдор, – Не люблю, говорит, да и все тут… Будешь еще?
Федор гостеприимно долил водки в рюмку. Крыс попытался достать до водки носом, но не дотянулся. Фёдор выпил прямо из горлышка, потом наклонил рюмку, и жидкость потекла на подоконник. Крыс начал жадно лакать.
– Да, видать, у тебя проблема! – посочувствовал Фёдор, – Только ты вот что, скажи своим девкам – будут грызть книжки – куплю мышеловку.
Крыс вылизал водочную лужицу, еще раз душераздирающе вздохнул и, свернувшись клубком, заснул.
– Спи, дружок, спи… Перья видишь ли у меня… Не те…
Крыс пискнул во сне.
– Правду говоришь… Правду… Не ценят они нас… совершенно…
Тут в кармане Фёдора зазвонил телефон. Крыс поднял голову и чихнул.
– Нет, это не тебя, – сказал ему Фёдор, и раскрыл трубку.
– Слушаю.
То, что он услышал, поразило его. Он вскочил с кушетки:
– Я сейчас приеду! – на возящегося зверька он даже не взглянул.
Крыс энергично почесался, залез в блюдце с нарезанными яблоками, устроился поудобнее и заснул.

Глава 26.
Фёдор ехал по городу в ужасном настроении. Проконтролировав, как прооперировали Леонида, Фёдор бросился искать Всеславу и, к своему ужасу обнаружил, что её утащили вампиры. Он тут же начал звонить и выяснять, ко мог содеять подобное, но выяснил только, что вампиры эти дикие, к Матери Тишины отношения не имеющие. Она сама взяла трубку и, немного помявшись, призналась, что её уже месяца три беспокоит ситуация с детьми. Что-то происходит, неведомое даже ей. Фёдор обругал ее на чем свет стоит, и, напоследок, сказав, что в сложные времена не до ложной гордости, отключился. Теперь оставалось только ждать.
Что бы хоть немного развеяться, Беляев поехал кататься по городу и как-то сам собой очутился в закрытом элитном районе. Поворачивая направо, Фёдор увидел трех кошек, в ряд сидящих на столбиках кованой ограды, и внимательно рассматривавших всех, кто проезжал по дороге. Фёдор затормозил и открыл пассажирскую дверь:
– Эй!
Кошки, как одна, посмотрели на него.
– Ну? – спросил Фёдор.
Кошечки, казалось, только и ждали подобного приглашения – молниями метнулись к машине и, забравшись на переднее сиденье, вновь уселись, как маленькие статуи, вновь пристально глядя на Фёдора.
– Поехали, – кивнул Фёдор, закрыл дверь и тронулся с места. Он держал путь на Моховую, в огромную четырехкомнатную квартиру, про которую не знал никто, даже Кузьма.
Кошки улеглись на сиденье, каждая на свой лад, и явно приготовились к приятной и долгой прогулке. Фёдор решил их не разочаровывать. Заехав по пути в супермаркет, он накупил фруктов, вина, конфет, паштетов, сыра, мяса, еще каких-то мелочей. Эти мелочи заняли половину заднего сиденья. Когда он вернулся из магазина, кошечки уже сладко спали, свернувшись в один разноцветный клубок. Фёдор усмехнулся и продолжил путь. Приехав на Моховую и припарковав машину, он легонько ткнул меховой клубок пальцем и вышел из машины. Пока он забирал сумки и закрывал машину, кошки вертелись у его ног.
Фёдор вошел в квартиру и впустил своих «гостей». Закрыл дверь и прошел на кухню. Кошки за ним не пошли. Раскладывая еду в холодильнике, он услышал, что в ванной потекла вода и, улыбнувшись, кивнул головой.
Завершив свои дела на кухне, Фёдор сбросил пиджак и пошел в ванную, откуда уже начал доноситься женский смех. Ванная – большая комната с венецианским окном, выложенная светло-зеленой, под нефрит, плиткой, сверкала и переливалась в солнечных лучах. В огромной джакузи, способной вместить в себя шестерых (Фёдор знал об этом точно), никого не было. Зато в душе лилась вода, и раздавались звуки веселой возни.
Фёдор открыл дверцы душа. Там, под струями воды, весело играли три высокие молодые женщины с великолепными юными телами. Увидев их, Фёдор протяжно застонал. Сегодняшняя находка оказалась еще более удачной, чем он рассчитывал. Девицы, увидев Фёдора, устроили ему маленькое шоу – три красавицы стали ласкать себя и брызгаться водой друг на друга.
Они были очень похожи друг на друга – высокие, статные, каждая с пышной чувственной грудью, тоненькой талией и крепкими округлыми бедрами. Цвет волос, под струями воды, было не разобрать, но, кажется, все три были рыжеватые, разных оттенков. В их лицах было что-то общее, сходство усиливали чувственные алые рты без малейших признаков помады и огромные кошачьи глаза, зеленые и блудные.
Содрав с себя одежду, Фёдор вступил в душ, под горячие струи воды, в объятия не менее горячие, но гораздо более приятные. Три пары рук заскользили по телу Фёдора, по плечам спине, груди. Три мягких игривых язычка принялись ласкать мужчину, спускаясь все ниже и ниже, вызвав у него мурлыкающие стоны. Фёдор нашел руками прибитый к потолку хромированный поручень и крепко взялся за него, позволяя трем кошкам играть с его телом, как они хотят сами. Одна из них, обойдя его кругом, принялась ладонями, губами и языком массировать ему спину, а две других, так же нежно, ласкали его грудь и живот.
Фёдор уже не мог терпеть эту сладкую муку – он поймал за руку одну из женщин и потянул вниз, заставляя ее встать на колени. Других приглашений кошке не потребовалось – от наслаждения Фёдор взвыл, запрокинув голову на плечо стоящей за ним женщины. Она прижалась к нему всем телом и обвила его руками. Третья кошечка в этот момент ласково покусывала его соски, руками легонько царапая его бока. Такого натиска долго не мог выдержать никто. Фёдор был подхвачен потоком энергии и этот поток повлек его за собой в высь, разрядившись вихрем огненных всполохов.
Чтобы прийти в себя, Фёдор включил прохладную воду и встал под упругие струи. Кошки зафыркали и выбрались из кабины. Обтеревшись полотенцами и отжав друг другу волосы, кошечки извлекли расслабившегося Фёдора из душевой кабины и почти понесли его в огромную спальню.
Спальня Фёдора была выполнена в нежных золотистых тонах – золотистые обои, огромный камин из желтого ракушечника, золоченые канделябры в человеческий рост. Царила в спальне огромная белая с позолотой кровать под великолепным балдахином из золотого бархата, застеленная алыми шелковыми простынями. Поверх них лежала шкура огромного белого тигра. Федор убил его в противоборстве, не на жизнь, а на смерть, голыми руками.
Фёдор упал на кровать, увлекая за собой своих спутниц. Девицы захихикали. Подтянув к себе первое попавшееся податливое женское тело, Фёдор зарылся лицом в мягкие груди, прижался к нежной и жаркой коже. Кошка прижалась к нему так, что только кожа мешала им стать единым целым, ногами обвив его поясницу. Нежный язык прошелся по позвоночнику Фёдора, другой язык начал ласкать затылочную ямку.
Фёдор встряхнулся и выпустил женщину из объятий, перекатился на спину и усадил красотку на себя сверху. Тотчас же два алых жарких рта впились в его соски. Фёдор застонал и протянул руки к женщине, сидящей сверху. Но руки были отброшены, и Фёдор сдался на милость победительниц, позволив им дарить себе наслаждение.
Когда и в этот раз, чувственный вихрь нахлынул волной и отступил, как волна морского прибоя, Фёдор пришел в себя, встал с постели и пошел на кухню. Кошки проводили его задумчивыми взглядами.
На кухне Фёдор открыл две бутылки красного вина, вытащил из холодильника фрукты и конфеты, нашел в шкафчике четыре фужера, загрузил все это на поднос и понес в спальню. Кошки сидели по краям огромной постели, в их позах чувствовалась неуверенность.
– Привет, – сказал Фёдор, поставив поднос на кровать, – Давайте знакомиться, что ли?
Это были первые его слова, обращенные к кошкам за все время, проведенное в его доме. Кошечки повеселели и заулыбались. Фёдор разлил по фужерам вино, поставил опустевшую бутылку на пол, уселся на кровать и притянул к себе ближайшую женщину.
– Тебя я помню. Ты – Маал, – он протянул ей фужер.
– Да, повелитель, – улыбнулась женщина.
– Так, – он взял другой фужер и потянулся за следующей, – Ты – Люйр?
Женщина засмеялась и потерлась головой о руку Фёдора:
– Вы помните… Я поражена…
Он вручил ей фужер и обратился к третьей:
– А вот тебя я вижу впервые.
Женщина покраснела и опустила глаза:
– Я недавно в Петербурге…
– И откуда ты?
– Из Новосибирска…
– Физика?
Женщина кивнула.
– Как тебя зовут?
– Мийр.
Фёдор протянул ей фужер и взял с подноса последний – для себя.
– Ну что же, выпьем за знакомство… мои кошечки, – он по очереди прикоснулся своим фужером к фужерам женщин.
Женщины засмеялись в унисон и стали пить вино. Фёдор оторвал себе несколько виноградин и с удовольствием выдавил прозрачную мякоть себе на язык. Маал смотрела на него из под опущенных ресниц. Фёдор протянул руку и осторожно забрал фужер из руки женщины.
– Угощайтесь, – Фёдор кивнул женщинам на поднос и переключил свое внимание на Маал.
Кровать была огромна. Фёдор и кошка перекатились в другой ее конец и принялись ласкать друг друга. В этот раз мужчина взял на себя инициативу, лаская обольстительную женскую плоть, выискивая чувствительные точки, находя самые нежные места. Кошка извивалась в его руках, шипя от удовольствия, ее зрачки то расширялись, то сужались, наконец, она завыла на одной протяжной ноте, испытывая невыразимое наслаждение только от прикосновений рук и губ мужчины. Фёдор дождался, пока схлынут последние волны экстаза и погрузился в ставшее податливым и необыкновенно мягким тело.
Он еще три раза ходил за едой и вином, что бы поддержать силы в себе и своих великолепных игрушках, вновь и вновь погружаясь в призрачный океан вожделений и нежных, как шелк, ласк.
Под утро они переместились в джакузи. Женщины ели манго, отрезая от него ломтики своими острейшими зубами, а Фёдор, принимая в этой игре живейшие участие, откусывал оранжевую мякоть, выхватывая куски у самого краешка женских губ. Сок капал в пенную воду, на грудь Фёдора, на белоснежный фаянс ванны, на нежную кожу женщин. Они наслаждались друг другом в пенных волнах гидромассажа, Фёдор то вел, то подчинялся, и в этой изысканной муке лица женщин сливались в одно невыразимо прекрасное, любимое, незабываемое лицо.
Как они вновь оказались в кровати, Федор помнил смутно. Проснулся он, от грохота пушки Петропавловской крепости. Выбравшись из-под груды совершенно бесчувственных женских тел, он отыскал в шкафу халат, достал какие-то лоскуты для дам и, бросив тряпки на кровать, поплелся на кухню.
Бросив на сковороду четыре куска мяса, он принялся делать кофе. В ванной снова полилась вода – кошки почуяли запах жареного мяса, но на кухне появится не смели.
– Подъем! – крикнул Фёдор на всю квартиру, – Кто опоздает, еды не получит!
В тот же момент Маал появилась в дверях:
– Люйр и Мийр в ванной, повелитель. Они сейчас придут…
– Я разве тебе не запрещал так называть меня? – спросил Фёдор, обернувшись через плечо.
– Это было так давно… Вы могли забыть… Или изменить свое решение.., – Маал подошла к нему вплотную, но прикоснуться не решалась.
– Ты завтра чем занимаешься? – спросил Фёдор
– Ничем, – Маал пожала плечами, – Я теперь ничем не занимаюсь.
– Замуж вышла?
– Да.
– Он хорошо с тобой обращается?
– О да! – женщина засмеялась, – Очень! Вот видите, я все-таки права. Не можете же Вы помнить каждую кошку в своей жизни.
– Права? В чем?
– Вы же сами нас познакомили. С мужем.
Фёдор напряг память, но вспоминалось плохо.
– Не помню, – согласился Фёдор, – Ну ты хоть довольна?
– Довольна.
– А почему по улицам шляешься?
– Скучно, – дернула плечиком женщина, – Потом, не все способны разглядеть в кошке женщину.
– Если я приглашу тебя в ресторан? – снова повернулся к ней Фёдор.
– Кофе! – вскрикнула женщина, и Фёдор, повернувшись к плите, успел снять джезву с огня, – Конечно пойду.
– Отлично, готовь на стол. Куда за тобой подъехать? – женщина назвала адрес.
Завтрак прошел весело – женщины смеялись, болтали глупости, Фёдор был накормлен в шесть рук, обтерт салфетками, облизан, для верности, еще раз обтерт. Беляев пошел в душ. Когда он вернулся, в эркере было открыто окно, шелковые тряпочки, что носили на себе женщины, лежали на кровати, а в квартире никого не было.

Глава 27.
Когда Кузя проснулся, у его постели сидел Фёдор. Капельница была отключена и Кузя с удовольствием потянулся:
– Привет!
– Привет…
Кузя с удивлением посмотрел на Фёдора, но ничего не сказал. Фёдор протянул Кузе руку помогая подняться. Кузя тяжело сел, повел головой и схватился за нее обеими руками.
– Не дергайся, – сказал Фёдор, мучительно желая отодвинуть страшный разговор, – Конечно, голова кружится. Легко отделался.
– Тебя тоже так? Так же плохо было? – он встал на ноги.
– Меня тогда сильнее зацепило.… А ты будешь знать, как красоваться! Надо с тобой поговорить…
– Счас. Только башку поймаю. Кружится.… А Славка где? Или она прямо домой приедет?
– Она… не приедет, – Фёдор отвернулся.
Кузя схватил Фёдора за руку и крепко сжал чуть выше локтя:
– Что ты ей про меня рассказал?! Она знает, что я ведьмак!
Фёдор аккуратно оторвал его руку от своей, и взял Кузю за плечо:
– Если бы так.… С Леней и Славкой несчастье.
Бледный как полотно Кузя просто позеленел:
– Что случилось? За ними… пришли?
Фёдор молча кивнул.
Кузя покачнулся от слабости, Фёдор подхватил его, усадил на кровать.
– Сиди! Сейчас я водички принесу.
С этими словами он выскочил из палаты. Кузя обхватил голову руками, качаясь из стороны в сторону. Когда Фёдор примчался со стаканом воды, Кузя почти взял себя в руки. Он махнул Фёдору, что воды не надо, но голова снова закружилась, и он уткнулся в Фёдора. Фёдор вновь протянул ему стакан, и Кузя выпил воду.
– Где… они?
– Ленька здесь же, в интенсивной, его Петька Ликомидов оперировал.
– Славка? – Кузьма поднялся на ноги, – Она где?
– Не знаю…
– Как не знаешь?! Её… утащили? Вампиры?! – вновь обессилено опустился на постель.
Фёдор вздохнул:
– Не только вампиры… Там были чаньши… Я чувствую их, если они были поблизости… Леонид… Лёня ранен очень тяжело, но все было бы возможно, если бы его энергию… Ты когда-нибудь видел чаньши?
– Нет, конечно. Ты же все мои рейды знаешь.
– Они оставляют очень характерный след на... жертве… Леонидом они питались недолго. Просто высосали то, что было… необходимо…
– Его можно увидеть?
– Я могу тебя провести в интенсивную терапию, но он без сознания…
– Проведи. Пожалуйста…

Побывав в интенсивной терапии, молодой ведьмак совсем сник. Фёдор аккуратно поддерживал его под руку, пока они шли к машине. Кузя сел в машину совершенно обессиленный. Фёдор достал с заднего сиденья саблю Кузьмы, сунул ему в руки.
– Возьми… чудище свое…
Кузя погладил ножны:
– Лучше всяких лекарств… Ты зря на нее наговариваешь…
– Я не наговариваю на нее. Но раньше твои клинки своей волей обережные круги не пересекали. Она оставила тебя беззащитным!
– Федь, прости, я в это не верю. Ты что-то знаешь про нее?
– Все, что я про нее знал, я уже показал тебе.
– Отвези меня на Выборгскую набережную.., – попросил Кузьма.
– Я-то отвезу, а вот ты сможешь там объясняться? За башку еще держишься…
– Смогу, – твердо ответил Кузя.
– Хорошо, – кивнул Фёдор.
Фёдор хорошо знал ночной клуб, где собирались вампиры и где у Кузьмы были какие-то свои связи, в которые Фёдор не вникал.
Кварталах в пяти до ночного клуба Кузя неожиданно скомандовал:
– Стоп!
Фёдор огляделся, но заметил только парочку влюбленных.
– Наши люди?
Кузя кивнул, выскакивая из «Хаммера». Не удержав равновесия, он задел ножнами клинка за дверь, раздался противный скрежет, вампиры, услышав звук, обернулись и, увидев Кузьму, пустились наутек. Фёдор выскочил из машины, но они проскочили в сантиметре от него, убегая вглубь переулка. Фёдор и Кузя помчались за ними.

Ночной клуб, отделанный в стиле хайтек, ожидал прихода гостей. Столики в несколько рядов стояли по трем сторонам помещения, оставляя центр и заднюю часть полностью свободной. Десяток пар разминался перед выходом на площадку для репетиции танца. У аппаратуры стояли два человека. Один из них схватившись за голову, причитал:
– Ты какую запись принес! Ты, кретин!
– Спокойствие, только спокойствие! Самое лучшее для наших американских соратников! – ответил второй и сел за пульт.
– Именно! Для американских друзей!!!
– Не плачь, к визиту наших новых друзей поставим что-нибудь попроще. А сейчас пусть прорепетируют под эту энергию! Потом сам подберешь какую-нибудь херню!
К спорящим подошли две молоденькие девушки:
– Анатолий Петрович! А где наши партнеры?
Сидящий за пультом отмахнулся:
– Сейчас придут. Идите.

Кузя и Фёдор мчались за вампирами и, повернув в переулок, увидели, как эти двое забежали в какой-то ночной клуб. Они устремились за ними. Вампиры вбежали в клуб в тот момент, когда начала играть "Commandante Che Guevara".
Сидящий за пультом мужчина рявкнул:
– Не опаздывать! Быстро сюда!
Вампиры приблизились к танцующим и встали в позицию. В этот момент в клуб влетели Фёдор и Кузя.
Девушки, ждавшие партнеров, как коршуны, вцепились в пришедших:
– Ну быстрее же, быстрее!
Кузьма и Фёдор переглянулись, но времени на раздумья уже не было – танец уже начался. Кузя бросил клинок в ножны, девушки схватили «своих» партнеров и пристроились с краю. Пары начали двигаться в гипнотическом ритме, замигал стробоскоп, стало совершенно ничего не разобрать. Пары менялись местами, вампиры медленно пробивались к черному входу в клуб. Фёдора и Кузьму рисунок танца увел в противоположную сторону. Вампиры ускользнули в черный ход, Кузя и Фёдор закончили танец, хмуро переглянувшись. В этот момент в клубе появились опоздавшие партнеры девушек, Фёдор и Кузьма отдали им своих партнерш и понуро вышли из клуба. На улице они хмуро закурили и, уже не спеша, пошли к машине.

Глава 28.
Ровно в пять Фёдор подъехал к особняку, где теперь жила Маал. Охрана была предупреждена, и его пропустили, ничего не спросив. Как только он подъехал к крыльцу, из дверей, во всем своем блеске, вышла прелестница. Она подготовилась к встрече, превратившись в темного ангела в стиле модерн.
Уложенные в хитрую прическу волосы украшало фазанье перышко. На плечи был накинут соболий палантин, что-то великолепно-прозрачное виднелось из-под мехов. В ушах и на груди переливались холодным блеском бриллианты. Фёдор вышел из машины, поднялся по ступенькам и, взяв Маал за ручку в тончайшей перчатке, поднес к губам.
– Я так рада встрече с вами, Фёдор Михайлович.., – мурлыкнула кошка, с одобрением окинув его взглядом.
Фёдор в этот день оделся в смокинг и повязал «бабочку». Что он говорил, завязывая галстук, привело бы в смущение любого портового грузчика.
– Я тоже, – Фёдор кивнул и, легонько обняв женщину, повел ее к автомобилю. Для посещения ресторана Фёдор выбрал темно-синий «Ягуар» 1976 года с открытым верхом. Усадив ее на сиденье, захлопнул дверь и уселся за руль, резко рванув с места. Ворота были предусмотрительно открыты и «Ягуар» вылетел на шоссе.
– Ты мне скажи, как тебя зовут? Александра…
– Алексеевна Акимова, – продолжила женщина.
– А! Вспомнил! Так ты за Колькой замужем?
– А Вы знаете в этом городе другого Акимова?
Фёдор только засмеялся. Приехав в ресторан, Фёдор помог Александре-Маал выйти из машины и, взяв ее под руку, повел внутрь, бросив ключи парковщику.
Сняв в гардеробе со своей спутницы меха, Фёдор залюбовался ее изысканным нарядом. На ней было платье с открытой спиной полночно-синего цвета, исключительно облегающее потрясающую фигуру. Александра повернулась к нему лицом, Фёдор увидел, что за драгоценности она надела, и улыбнулся. На ней было колье из сапфиров и бриллиантов, что Фёдор в свое время подарил ей.
В зале ресторана заказанный столик располагался так, как Фёдор очень любил – с него было прекрасно виден весь зал, а сам столик незаметно стоял в уголке. Они расположились со всеми возможными удобствами, и Фёдор предложил даме карту вин.
– Оставь, Федя. Выбирай все сам.
– Хорошо, – кивнул Фёдор, и повернувшись к официанту, спросил, – Шато де Малерэ?
– Сию минуту!
Отложив винную карту, Фёдор открыл меню, и несколько минут пристально его изучал, затем кивнул официанту:
– Обжаренные на гриле тигровые креветки с дольками авокадо, свежего огурца под бальзамическим дрессингом и соком лайма. Затем – борщ с белыми грибами и черносливом. После него – обжаренные на гриле ломтики свинины с тальятелле, заправленные соусом из грибов шитаки. С ней подать жареный молодой картофель с лесными грибами, домашней сметаной и пряными травами. На десерт – свежую клубнику с мороженым в малиновом соусе. Кажется, все, – Фёдор ленивым жестом отослал официанта.
– Выбор, конечно, великолепен, – согласилась Александра.
Принесли вино. Александра попробовала и осталась довольна. Вечер пошел так, как планировал Фёдор – приятно и ни к чему не обязывая ни одну из сторон. Он рассказывал истории, Александра смеялась, затем они пошли танцевать. Вечер удался на славу. Когда Фёдор усаживал Александру в «Ягуар», ему показалось, что он увидел Ирину, заходящую в ресторан.
Ирина, решившая в тот вечер пойти в ресторан, в их любимый с Кириллом ресторан, увидела, как Фёдор под руку с прекрасной дамой выходил из холла и усаживал свою спутницу в коллекционный «Ягуар». Она смотрела на это с досадой и огорчением, понимая, что в том, что Фёдор развлекается с подобными красавицами, есть и ее вина.
В машине Александра спросила:
– К тебе или ко мне?
– Что бы меня Коля придушил твоими чулками? Ко мне, конечно.
В квартире была темень, но Фёдор не стал включать свет. Они на ощупь прошли в спальню и в тот же миг все свечи в комнате загорелись мягким теплым светом. Маал захлопала в ладоши.
Фёдор снял галстук и бросил его на кресло.
– Позволь мне, – Маал подошла к нему вплотную и начала расстегивать на нем рубашку.
– Ну, уж нет, сегодня я все сделаю сам, – ответил Фёдор и, подхватив кошку на руки, понес к постели.
Платье и шелковое белье скоро оказались на полу, следом полетели рубашка и брюки, и они позабыли обо всем. Фёдор был неутомим и изобретателен, Маал извивалась в его руках, достигая новых и новых высот наслаждения. Женщине казалось, что большего удовольствия не может быть, но мужчина был неумолим и безжалостен, и они вновь и вновь устремлялись в неведомые никому выси, туда, где их чувства превращались в алые и золотые вихри, а их тела сливались в тугой узел страсти.
Фёдор проснулся от звонка своего мобильника. Маал спала, положив голову на живот Фёдора, в совершенно кошачьей позе, довольно странной для человеческого тела.
– Слушаю!
– Фёдор Михайлович! Вас Акимов беспокоит!
Фёдор ощутил что-то похожее на дискомфорт.
– Слушаю тебя, Коля. Жену обыскался? Все в порядке.
– Слава Богу! А то, сказала, что поедет с тобой в ресторан, я приехал утром, охрана говорит, не вернулась еще!
– Часа в три верну ее тебе. Она еще спит.
– А что случилось-то?! Чего ее оперировал-то?
– Коля. Я про твои болезни не рассказываю никому?
– Я же не никто! Федь, ты только одно слово скажи… Насчет ребенка?
– Да, – ответил Фёдор, уже не зная, что соврать.
– Что, так серьезно?
– Так, я тебе одно слово сказал? Еще, какие вопросы? Привезу ее тебе, сам разговаривай.
– Да не будет она со мной разговаривать! – взорвался Николай, – Плачет только по ночам! Она думает, я не слышу, что ли?!
Александра открыла глаза и посмотрела на Фёдора. Тот сделал знак – молчи! Она кивнула и, скользнув с постели, ушла в ванную.
– Коля, ты успокойся. Что ты хочешь от нее?
– Я хочу… Я хочу, что бы она не плакала по ночам, не запиралась в ванной, услышав шорохи за окном, не пряталась ото всех. Я хочу, что бы она была счастлива! Она… такая несчастная… Фёдор Михайлович… Ты же сам ее привезешь? Сможешь со мной поговорить?
– Конечно смогу, Николай Егорович.
– Тогда до встречи?
– До встречи.
Фёдор убрал телефон и пошел искать женщину. Маал расчесывала волосы в ванной.
– Поехали. Коля там уже рвет и мечет.
– Толку-то…
– Тебе с ним плохо?
– Мне с ним… никак. Если бы я была человеком, мне было бы очень хорошо с ним. Он очень добрый. И несчастный.
– У тебя дети есть?
– Есть, конечно. Взрослые. Мне восемь лет уже, – Маал вышла из ванной, Фёдор поплелся за ней.
– А ребенка ты почему не хочешь ему родить?
– Хочу. Котенка. Ага? – ответила Маал, даже не повернувшись в сторону мужчины.
Маал попыталась втиснуться в платье, Фёдор подошел и ловко натянул синий шелк на великолепную женщину.
– Почему сразу котенка? – рассудительно заметил Фёдор.
– Потому что у меня от него уже есть четверо котят. Уже взрослые. Два года будет в следующем месяце.
Маал надела чулки и, вдруг, встав на колени, подползла к Фёдору и обняла его за ноги:
– Пожалуйста! Не говорите ничего Отцу!
Фёдор резко нагнулся и поднял рыдающую женщину на ноги:
– Что я не должен говорить отцу!?
– Я его обманула.., – она снова попыталась снова опуститься на колени, но Фёдор был начеку и не позволил ей этого, крепко схватив ее за предплечья.
– Что ты ему сказала?
Маал зажмурилась и втянула голову в плечи.
– Он не потерпит такого позора… Он их убьет…
– Кто убьет, какой позор?
– Я сказала, что Вы подарили меня Коле… потому, что…
Фёдор вздохнул и обнял Маал, она положила голову ему на плечо и прижалась к нему всем телом.
– Глупая кошка! Ты любишь его?
Маал покивала Фёдору в плечо.
– Вот и хорошо. Ну, я же познакомил вас с Колей. Хорошо, я тебя подарил.… А как я тебя подарил-то, я что, твой отец?
– Отец… Он был рад, что Вы проявили ко мне такой интерес… У него двадцать дочерей только от моей матери…
– Дурочка! Поехали к Николаю!

Глава 29.
В особняке у Николая было все готово для парадной встречи гостей. Николай выскочил на крыльцо и, подбежав к машине, помог Александре выйти.
– Здравствуйте, Фёдор Михайлович! Очень рад вас видеть!
– Я тоже, Николай Егорович, – Фёдор вышел из автомобиля.
Николай провел Фёдора в гостиную с большим панорамным окном и увел жену. Через несколько минут появился вновь.
– Фёдор Михайлович! Я очень рад, что Вы…
– Коль, успокойся. Мы не в Смольном на церемонии.
– Извини, Федь. Я уже совсем ничего не понимаю, с кем говорю, о чем… Пошли к столу.
За столом некоторое время молчали, отдавая дань искусству поваров. Затем Николай сказал:
– Федь, ты не представляешь, как я измучился. Я ее люблю, я все для нее сделаю!
Фёдор пожал плечами:
– Мы все так легко бросаемся словами.… Все… Что такое все? Принять ее, такой как она есть, ты сможешь?
– А какая она?! Что с ней? – Николай привстал на стуле, – Ей кто-то угрожал? Ты только скажи, я…
– Успокойся ты, сядь! – досадливо махнул рукой Фёдор на бизнесмена, – Как мне сказать это, что бы ты понял...
– Да уж не дурак я! Пойму, как-нибудь!
– Ты в сказки веришь?
– Про тебя кое-что слышал, – кивнул головой Акимов.
– Да при чем тут я? – поморщился Фёдор, – В сказки...
– Какие, Федь, сказки, когда я своей башке уже не верю. Вот ты, видел говорящих крыс?
Фёдор приподнял бровь.
– А я вот видел! И был я в тот день трезвый, как стекло!
Фёдор изящным жестом отмел говорящих крыс, как предмет недостойный. Затем, помолчав для акцента на своих словах, спросил:
– Ты веришь в совершенную любовь?
– Это что за хрень такая? – Николай безнадежно махнул рукой, – Два года назад я вообще ни в какую не верил… А вот ее люблю! И ты не поверишь, она меня – тоже.
– Почему не поверю? Она тебя очень любит. И очень боится потерять.
– Она меня не потеряет. Пусть что угодно делает, я ее все равно любить буду.
– Вот и второй раз за наш разговор ты бросил пустое слово. Все для нее сделаешь, все равно будешь любить…
– Это не пустые слова, Фёдор, – тяжелым и твердым, как камень, тоном, сказал Николай, – Я пустых слов не говорю. Другого кого за такие слова я бы уже с лестницы спустил.
– Если хочешь, я уйду сам, – дернул Фёдор плечом.
– Я хочу, что бы ты мне помог. Если не ты, мне никто не поможет. Вот скажи, зачем ты ей аборт сегодня сделал?
– Не делал. Эк тебя метнуло, аборт! Я что, гинеколог?
– Она уже один раз сделала. Два года назад. Все так хорошо было, три месяца уже! А она раз, на два дня пропала, потом приехала, лица на ней нет… Чем я ей не угодил, ну не знаю я! Кошек полный дом натащила… Я к ним так привязался… Они все понимают!
– Кошек? – удивился Фёдор.
– Четырех котят привезла. Слепых еще. Из пипетки их кормила. Как сумасшедшая, не подпускала меня к ним. Шипела! Я думал, просто сдохну. Я их ненавидел, ты не представляешь как! А потом… так привык… Выросли уже, здоровенные такие! Все понимают. И когда настроение у меня плохое, и, когда хорошее… Ты не поверишь, телефон приносят…
Фёдор усмехнулся, представляя всю глубину невежества Николая. Тот обиделся:
– Не смейся! Правда!
– Да я верю, верю.
Воцарилось молчание.
– Вот что, Коля. Знаю я одно средство, но спасет оно тебя или, наоборот, отравит – я не знаю. Ты можешь проверить себя. Если ты любишь свою жену совершенной любовью, то пройдешь испытание и… у тебя с ней будет много лет счастья, будут дети. Много. А если не пройдешь, то потеряешь и то, что есть сейчас. Три дня тебе на раздумья. И думай ты вот о чем – пути назад не будет.
Дождавшись, когда стихнет отзвук последнего слова, Фёдор встал и ушел, оставив Николая сидеть в тяжелых мыслях.

Глава 30.
Кузя, в камуфляжной форме с бейджиком "Охранник" сидел в глубине магазина за секретером стиля "ампир" и печально смотрел на саблю. Периодически он доставал из кармана армейскую фляжку и делал из нее глоток. Затем прятал фляжку обратно во внутренний карман.
В магазин зашел строгого вида мужчина в дорогом костюме. Заинтересованно посмотрел на стену с великолепной коллекцией старинных гравюр и с большим уважением начал рассматривать коллекцию оружия, висящую на другой стене. Затем, не спеша, стал обходить резную мебель. Когда он прошел в отдел с бронзой и фарфором, Кузя одним глазом начал посматривать на него, не отрываясь, впрочем, от своего занятия. На покупателя антиквариата, мужчина, несмотря на респектабельную внешность, похож не был, и Кузя насторожился. Наконец, сделав круг по магазину, непонятный посетитель подошел непосредственно к Кузе.
– Добрый день, Кузьма Петрович, – сказал посетитель.
– Добрый день, – кивнул Кравченко, продолжая смотреть на клинок. Посетитель также посмотрел на саблю.
– Весьма редкая сабля. Таких сделали всего три… Японский мастер сделал три русских клинка для князя Юсупова.… Стоит целое состояние.
– Вы настоящий знаток.., – тусклым голосом сказал Кузьма, – Но я сильно подозреваю, что вы не о мечах пришли беседовать со мной?
– Вы абсолютно правы, Кузьма Петрович, – он достал из внутреннего кармана пиджака удостоверение, раскрыл его, показывая Кузьме и снова спрятал его в карман.
– Очень приятно, – кивнул Кузя, – Присаживайтесь.
Кузьма показал на антикварное кресло. Посетитель скептически его оглядел.
– Оно крепкое, не бойтесь.
– Я боюсь, не заставят ли меня его после этого купить?
Кузя вздохнул:
– Свалите все на меня! Итак…
Посетитель поерзал, усаживаясь в кресле:
– Хм... Удобное! По виду – не скажешь. Кузьма Петрович, вы, разумеется, в курсе, что у нас на днях саммит?
– В курсе, – кивнул Кузя.
– Существует мнение, что вы можете представлять реальную угрозу для его проведения.., – на одной ноте продолжил офицер.
– Это уже интересно.., – Кузя первый раз оторвался от созерцания сабли, что бы посмотреть на своего визави.
– Понимаете, Кузьма Петрович... На саммит съедутся не только главы государств, но и ведущие представители своих держав...
– Тот факт, что я антиглобалист, не должен вас беспокоить, – перебил его Кузьма.
У человека, говорящего с Кузьмой, похоже, был бесконечный запас терпения. Он доброжелательно ответил:
– Нас беспокоит не это...
– Вот как… – вздохнул Кузьма.
– Вы очень выдержанный человек, Кузьма Петрович.., – кивнул посетитель, – Но… Нас беспокоит ваша возможная реакция на некоторых делегатов саммита... Мы бы хотели, что бы вы не предпринимали никаких действий против них... Они приедут и уедут, а мы проследим, чтобы ущерб от их присутствия был минимальным...
– Вы уверены, что... сможете проследить?
– Уверены.
– Значит, никаких проблем, – кивнул Кузьма.
– Вы знаете, мы прекрасно понимаем ваш скепсис и ваше желание... ммм… поохотится. Там действительно будут… редчайшие… экземпляры. В других условиях мы бы сами попросили добыть нам... несколько...
– Я не стану угрожать нашим американским друзьям. Они в гостях. Права гостя святы.
Посетитель, с заметным облегчением, сказал:
– Я рад, Кузьма Петрович, что мы так легко пришли к взаимопониманию. Прекрасно! Так мы договорились?
– Пока вы... следите – да, договорились. Но стоит вам прозевать...
– Это мы понимаем. До свидания, Кузьма Петрович.
– Удачи вам.
Посетитель, не спеша, поднялся из кресла и, кивнув на прощанье, степенно удалился. Кузя вернулся к прерванным занятиям – смотреть на клинок и прихлебывать из фляжки.