Анорексия - это какой-то отдельный мир, особенное заведение с жесткими фейс-контролем и дресс-кодом. Это что-то уютное, родное, существующие отдельно. Капсула, пахнущая глэмом и нежно сладкая на вкус. Лишенная калорий и жира. Невесомая. Она плотным коконом располагается в самом сердце социума, где-то между суматохи, чужих проблем и сплетений жизни. Тут как бы свое, отличимое от всех, толстокожее планетообразное нечто. Для меня это сообщество, эти сайты, даже само это понятие - что-то неординарное, нагло отдающее гламуром, дерзкое, но безудержно родное, свое, непонятное окружающим. Тут свои улицы, переулки и парки. Свои скамейки и подъездные площадки. Свои правила и особое движение. Порядки, законы и тотальное отсутствии логики. Тут свои идолы, криминал и нарушения. Свои наказания и поощрения. Это на самом деле что-то особенное [вдумайтесь в это слово]. МИРок. МИР.
Если ты думаешь, что быть анорексиком – это классно; если ты думаешь, что быть анорексиком значит обладать неимоверной силой воли и терпением; если ты восхищаешься тем, как можно столько себя сдерживать и не есть, то, разочарую: это непросто. И у нас бывают срывы. Мы не роботы, способные питаться половинкой яблока три недели на протяжении годов. И уж поверь, наши срывы – это ужас. Во-первых, трудно психологически: «Я слабая, я не выдержала», «Меня все считают сильной, а я не смогла», «Я столько держалась, и вот тебе грохнуло». Во-вторых, физически: за время голода желудок уменьшается, ферменты постепенно перестают вырабатываться, метаболизм ухудшается до состояния его полного отмирания, клапан между желудком и кишечником отказывается работать, садится печень; так что после нормальной еды можно на протяжении 48 часов ощущать внутри банальную морковку, которая никак не может перевариться.
Если ты думаешь, что на нас не нападает жор, и, что быть булимиком, например, намного хуже, ошибаешься. Мы тоже жрем. Мы тоже ночью открываем холодильник и сметаем все, что только попадается на глаза. А потом и то, что не попадается, а старательно кем-то спрятано. Мы жрем, жрем, жрем до состояния отключки. До соплей и слез. Просто мы – не блюем. В большинстве случаев. Потом мы берем себя в руки, если это удается, и не жрем опять. Наказываем себя. А если опять срыв? Если попытка «наказать» себя не удается, и ноги сами тащатся к холодильнику? Каково это? Страшно. Больно. С двойной силой хлещет по мозгам и телу.
Это не радостно, это не сила воли. Это постоянная депрессия, это огромный страх, это истерика, это психи и неподъемные мысли. Это тяжело. И порой кажется, что проще быть булимиком. Нажраться и все сблевать. Порой странно, что до сих пор мало кто из анорексиков попросил быть научить быть булимиком.
Я зажигаю белую, усыпанную яркими звездочками цвета бриллиантов, свечу, которая нежно разносит запах ванили по всей кухни. Гладкий вишневый стол в полумраке, серебряный набор столовых приборов, отполированный до кристального блеска, тарелка с ароматным чизкейком, облитым тонкой пленкой молочного шоколада, где утопают кусочки свежих ягод. Это десерт. На ужин – сырная лазанья из Фреско, горячая и аппетитная. Салфетка цвета мякоти персика, огромный стакан воды и пустая суповая тарелка.
Начинается.
Итальянское лакомство, прожеванное до состояния блювотины, будет перемешано с жадной голодной слюной и выплюнуто в суповую тарелку. Далее – накатанный сценарий – полоскание рта, любимый торт, вода и очередная порция почти съеденного. Все там же. Испачканные столовые приборы и посуда. А на столе в большой чаплыге, которая была пуста еще минут 15 назад, то, что должно быть внутри, в желудке, греть ферменты и радовать кровь. Ты получила вкусовое наслаждение, ты поужинала. Хотя весь твой ужин окажется в мусорном ведре.
ЗачОт?
[показать]