В процессе нашего перехода из "Мотауна" в "Эпик" мы сделали всего один "перерыв" — выступили по телевидению. Тем временем до нас дошли слухи, что в "Эпик" над нашими демонстрационными кассетами работают Кении Гэмбл и Леон Хафф. Нам сообщили, что, как только мы покончим с выступлениями, нас ждет запись в Филадельфии.
Если кто-то и выигрывал от смены этикеток, то это был Рэнди, ставший теперь одним из Пятерки. Но к моменту, когда он стал наконец одним из нас, мы уже не назывались "Пятеркой Джексонов". В "Мотауне" заявили, что название группы зарегистрировано и является собственностью компании и после ухода из нее мы не имеем права это название использовать. Это, конечно, было большой потерей, так что с этого момента мы стали называться "Джексоны". Папа встречался с филадельфийскими ребятами во время переговоров с "Эпиком". Мы всегда с большим уважением относились к пластинкам, над которыми работали Гэмбл и Хафф, а именно: "Бэкстэбберс" в исполнении "О'Джейз", "Если ты до сих пор меня не знаешь" в исполнении группы "Хэролд Мелвин и Голубые ноты" (солист Тедди Пендерграсс) и "Когда я снова увижусь с тобой" в исполнении "Трех градусов", а также ко многим другим хитам. Ребята сказали папе, что не будут вмешиваться в наше исполнение. Папа упомянул о нашем пожелании включить парочку собственных песен в новый альбом, и они пообещали по справедливости решить этот вопрос, послушав нас.
Мы встретились для разговора с Кении, Леоном и их командой, включавшей Леона Макфаддена и Джона Уайтледа. Они показали свои возможности, выпустив в 1979 году "Сейчас нас не остановишь". В эту команду входили также Декстер Уонзел, Кении Гэмбл и Леон Хафф — все классные профессионалы. Я наблюдал за ними в процессе творчества, когда они проигрывали песни для нас, и это во многом помогло мне, когда я сам стал писать песни. Одно наблюдение за Хаффом, когда он играл на рояле, а Гэмбл пел, дало мне представление об анатомии песни больше, чем что-либо другое. Кении Гэмбл — мастер по части создания мелодии. Он побудил меня обращать больше внимания на мелодию. И я наблюдал за тем, как он творит. Я сидел словно ястреб, следя за каждым его решением, прислушиваясь к каждой ноте. Они приходили к нам в отель и проигрывали для нас целый альбом. Так они знакомили нас с песнями, выбранными для нашего альбома, помимо двух песен, написанных нами самими. Присутствовать при этом было чудом.
Мы записали несколько демонстрационных кассет с нашими песнями дома, в перерывах между съемками, но решили с ними повременить — не было нужды кого-то хватать за горло. Мы знали, что выступления в Филадельфии могут много нам дать, а потому оставили наш сюрприз на потом.
Две наши песни "Прочь тоска" и "Стиль жизни" было трудно держать в секрете, поскольку мы очень ими гордились. "Стиль жизни" был джэм, отрежиссированный Тито и сочетавшийся с настроениями ночных клубов, куда мы вошли благодаря "Танцующей машине", но мы записали его немного жестче и проще, чем это сделали бы в "Мотауне".
"Прочь тоска" была одной из моих первых песен, и хотя я больше ее не пою, мне не стыдно ее слушать. Я не мог бы заниматься своим делом, если бы после всей проделанной работы ненавидел собственные пластинки. Это светлая песня о преодолении глубокой депрессии, я прибегнул в ней к приему Джеки Уилсона в "Одиноких слезах" — смеху сквозь слезы.
Увидев рисованную обложку к альбому "Джексоны", первому, записанному на "Эпик", мы были поражены нашей схожестью. Даже Тито выглядел тощим! Я носил тогда африканскую прическу, поэтому, очевидно, не так выделялся. Тем не менее после исполнения наших новых песен "Наслаждайся жизнью" и "Я покажу тебе твой путь", люди уже знали, что я по-прежнему второй слева, на переднем плане, Рэнди занял место Тито справа от меня, а Тито перешел на место Джермейна. Я не скоро освоился, как я уже говорил, хотя Тито здесь был ни при чем.
Эти два сингла были развлекательными пластинками — под "Наслаждайся жизнью" было здорово танцевать. Мне там очень нравился ритм гитары и духовые. Вдобавок пластинка заняла первое место. Тем не менее мои симпатии больше склонялись
к "Я покажу тебе твой путь" — эта песня показывала, что сотрудники "Эпика" с уважением относятся к нашему пению. Мы полностью выложились на этой пластинке, и она была лучшей из всех, что мы записали. Мне нравилось выступать в шляпе, когда звуки струн трепещут, как крылья птиц. Могу лишь удивляться, что эта песня не стала самым большим хитом, хотя мы и не говорили об этом, но в песне под названием "Живя вместе", выбранной для нас Кении и Леоном, угадывался намек на нас.
"Если мы будем вместе жить, Надо жить семьей. Веселись, сколько угодно, Только время уходит, не забудь".
Струнные звучали остро и резко, как в "Бэкстэбберс", но это было то, что хотели сказать публике Джексоны, хотя и не совсем в джексоновском стиле — пока.
Гэмбл и Хафф написали достаточно песен для нового альбома, но мы по опыту знали, что, хотя они и делают все с максимальным мастерством, мы утрачиваем частицу своей самобытности. Нас приняли в филадельфийскую семью, но нам этого было недостаточно. Мы твердо решили исполнить все, что нам хотелось уже много лет. Вот почему мы вернулись в нашу студию "Энчино" и начали снова работать своей семьей.
Наш второй альбом, записанный в "Эпик", — "На тусовку" — отличался от первого. Там было больше песен для души, чем танцевальных. Мы понимали, что песни для души, несущие идею мира и овладения умами с помощью музыки, выполняют благородную задачу, но они больше напоминали старый "Поезд любви", исполнявшийся группой "О'Джейз", чем наш стиль.
Все же, быть может, и неплохо, что "На тусовку" не стала большим поп-хитом, так как благодаря этому "Иная женщина" пошла по клубам. Эту песню поместили посредине первой стороны пластинки, между песнями Гэмбла и Хаффа, и она стала как бы огненным ядром альбома. Это был плод подлинно совместной работы всей группы — филадельфийские духовые, как нам и хотелось, взрывались поочередно, как бы ставя восклицательные знаки один за другим. Именно этого мы добивались в демонстрационных записях с нашим старым другом Бобби Тэй-лором, перед тем как перейти в "Эпик". Кении и Леон добавили тогда последние штрихи, покрыли все глазурью, но на этот раз мы испекли пирог сами.
После появления "На тусовку" в магазинах папа попросил меня пойти с ним на встречу с Роном Алексенбергом. Рон подписал за нас контракт с Си-Би-Эс и действительно верил в нас.
Мы хотели убедить его в том, что намерены сами заниматься своей музыкой. Нам казалось, что в Си-Би-Эс понимают, на что мы способны, поэтому, изложив свою точку зрения, мы пояснили, что с самого начала хотели бы, чтобы с нами работал Бобби Тэйлор. Бобби был верен нам все эти годы, и мы его считали прекрасным продюсером. В "Эпике" же хотели дать нам Гэмбла и Хаффа, поскольку они поставили рекорд успеха на звуковой дорожке, но то ли они были для нас неподходящими жокеями, то ли мы были для них неподходящими лошадьми, только сделанные с ними записи плохо расходились.
Мистер Алексенберг, безусловно, привык общаться с музыкантами, хотя я уверен, что в кругу своих деловых друзей, говоря о музыкантах, не жалел эпитетов, как и сами музыканты, когда обмениваются впечатлениями в своем кругу. Мы же с папой, когда речь заходила о музыкальном бизнесе, были настроены на одну волну. Люди, создающие музыку, и торговцы пластинками — от природы не враги. Мне дорого то, что я делаю, не меньше чем классическому музыканту, и я хочу, чтобы моя музыка дошла до возможно более широкой аудитории. А производителей пластинок заботит, кто у них записывается, и они хотят выйти на максимально широкий рынок. Сидя в комнате правления Си-Би-Эс за прекрасно сервированным столом, мы сказали мистеру Алексенбергу, что в "Эпике" для нас делали все, что могли, но этого недостаточно. Мы чувствовали, что можем работать лучше, что стоит поставить на кон нашу репутацию,
Выйдя из небоскреба, известного под названием "Черная скала", мы с папой почти не разговаривали. По дороге в отель мы оба молчали — каждый думал о своем. Добавить к сказанному было почти нечего. Вся наша жизнь вела к этому важному противостоянию, как бы вежливо и открыто мы ни действовали. Возможно, сейчас, спустя годы, Рон Алексенберг и улыбнется, вспоминая тот день.
Когда происходила та встреча в главном здании Си-Би-Эс в Нью-Йорке, мне было всего девятнадцать лет. Для девятнадцатилетнего я нес тяжелую ношу. Мое семейство все больше и больше полагалось на меня в решении деловых и творческих вопросов, и я волновался, не будучи уверен, что правильно поступаю; зато у меня появилась возможность исполнить главное желание моей жизни — сыграть в фильме. По иронии судьбы, старые связи с "Мотауном", хоть и поздно, но принесли дивиденд.
Фирма "Мотаун" приобрела права на съемки бродвейского шоу "Волшебник", несмотря на то что мы покидали компанию. "Волшебник" был осовремененным, ориентированным на черных актеров вариантом великого и очень любимого мною фильма "Волшебник из страны Оз". Помню, когда я был маленьким, "Волшебника из страны Оз" показывали раз в год и всегда в воскресенье вечером. Сегодня дети и представить себе не могут, каким большим это было для нас событием, потому что они выросли в пору видеокассет и большого количества программ кабельного телевидения.
Видел я и бродвейское шоу, которое провалом, безусловно, не назовешь. Клянусь, я смотрел его шесть или семь раз. Позже я подружился со звездой шоу Стефанией Миллз, бродвейской Дороти. Я сказал ей тогда, что считаю трагедией то, что ее игра в этой пьесе не запечатлена на пленку. Хоть я и очень люблю бродвейскую сцену, но выступать на ней я бы не хотел. Когда выступаешь — записываешься ли на пластинку или участвуешь в фильме, — хочется знать, как ты это сделал, определить свой уровень и попытаться его улучшить. Если вещь не отснята и не записана — это сделать невозможно. Мне грустно думать, что мы никогда не увидим великих актеров, за возможность посмотреть игру которых мы отдали бы все, поскольку их не могли записать или просто не записали.
Если бы я все-таки соблазнился и вышел на сцену, мне скорее всего пришлось бы работать со Стефанией, — правда, она так трогательно играла, что я, наверное, расплакался бы прямо перед зрителями. "Мотаун" приобрел "Волшебника" по одной единственной причине и, как я считаю, вполне убедительной: из-за Дайаны Росс.
Дайана была близка с Берри Горди и хранила верность ему и "Мотауну", но и нас она не забыла, хотя на наших пластинках и стоял теперь знак другой фирмы. Мы поддерживали с ней связь, несмотря на все перемены, и она даже встречалась с нами в Лас-Вегасе, где дала несколько советов по ходу наших выступлений. Дайана собиралась играть роль Дороти, и, поскольку это была единственная распределенная роль, она уговаривала меня пойти попробоваться на прослушивании. Она заверила, что в "Мотауне" не будут препятствовать моему участию из желания досадить мне или моей семье. Она проследит за этим, если будет нужно, но не думает, чтобы это потребовалось.
И она все сделала. Берри Горди попросил меня согласиться прослушаться для участия в "Волшебнике". Я рад, что на это пошел, так как в процессе прослушивания я почувствовал страстное желание играть на сцене. Я сказал себе — вот чем я хочу при возможности заниматься, именно этим. Снимаясь в фильме, ты запечатлеваешь нечто неуловимое и останавливаешь время. Актеры, их игра, сюжет становятся достоянием людей всего мира на многие поколения, Только представьте себе, если бы увас не было возможности посмотреть "Отважных капитанов" или "Убить пересмешника"! Создание фильмов — дело захватывающее. Работаешь командой и получаешь большое удовлетворение. Когда-нибудь — и скоро — я займусь всерьез созданием фильмов.
Я прослушался на роль Страшилы — мне казалось, эта роль больше всего мне подходит. Я слишком подвижен для Железного Дровосека и слишком легок для Льва, так что я поставил перед собой определенную задачу и попытался продумать и чтение текста, и танцы для этой роли. Когда режиссер Сидней Лумет пригласил меня на съемки, я был горд, по и немного испуган. Процесс создания фильма был для меня в новинку, и мне предстояло на многие месяцы расстаться с моими обязанностями перед семьей и перед музыкой. Я приезжал в Нью-Йорк, где мне предстояло сниматься, чтобы почувствовать атмосферу Гарлема, служащую фоном для сюжета "Волшебника", но никогда там не жил. Меня удивило, как быстро я привык к такому образу жизни. Мне нравилось встречаться с людьми, о которых я слышал на другом побережье, но которых собственными глазами никогда не видел,
Съемки в "Волшебнике" пошли мне на пользу во многих отношениях. Я чувствовал себя старым профессионалом в звукозаписи, но мир кино был абсолютно ново для меня. Я как можно внимательнее за всем наблюдал и многому научился.
В этот период моей жизни я сознательно и бессознательно нащупывал свой путь. Я чувствовал какое-то беспокойство и тревогу за свою дальнейшую судьбу теперь, когда стал взрослым. Я взвешивал возможности и готовился принять решения, которые могли иметь серьезные последствия. Съемки в "Волшебнике" были для меня большой школой. Кожа у меня во время съемок была все еще в ужасном состоянии, и я радовался возможности наложить грим. А гримироваться приходилось здорово. Шесть дней в неделю я гримировался по пять часов — по воскресеньям мы не снимались. Набив себе руку, я стал укладываться в четыре часа. Остальные, на кого тоже накладывали грим, поражались тому, что я высиживал так долго. Они ненавидели грим, мне же это доставляло удовольствие. Превращение в Страшилу было для меня самой чудесной штукой на свете. Мне хотелось стать кем-то другим и избавиться от своего образа. На съемки приходили дети, и мне доставляло огромное удовольствие играть с ними и изображать Страшилу.
Я всегда представлял себе, что буду играть в фильмах этакого элегантного героя, но грим, костюм и общение со съемочной группой в Нью-Йорке показали, какие чудеса может творить кинематограф. Мне всегда нравились фильмы Чарли Чаплина, а ведь за ним не замечалось ничего сверхэлегантного в дни немого кино. И мне захотелось взять что-то от его героев для моего Страшилы. В его костюме мне нравилось все — от угольно-черных ног до носа цвета помидора и устрашающего парика. Я даже сохранил белый в оранжевую полоску свитер и выступал в нем во время проката картины годы спустя.
Для фильма были поставлены прекрасные, очень сложные танцевальные номера, выучить которые не представляло труда. Но это неожиданно оказалось сложным для моих партнеров по игре.
Я с детства мог, подглядев чье-нибудь движение в танце, повторить его. Другому, быть может, пришлось бы разложить танец на составные, делать каждый шаг со счетом — ногу поставить вправо, бедро приподнять, бедро развернуть влево, шею — в другую сторону... и так далее. Мне же достаточно посмотреть — и я могу повторить.
Во время подготовки к "Волшебнику" я разучивал хореографию вместе с партнерами — Железным Дровосеком, Львом и Дайаной Росс, — и они были в ярости на меня. Я не мог понять, в чем дело, пока Дайана не отвела меня в сторону и не сказала, что я ставлю ее в неловкое положение. Я сделал большие глаза. Я ставлю в глупое положение Дайану Росс? Я? Она сказала, что понимает, что это не нарочно, по просто я слишком быстро выучиваю движения. Это ставит в дурацкое положение ее и остальных, кто не может повторить сразу за хореографом показанные движения. Достаточно ему что-то показать, сказала она, как я тут же выхожу и повторяю. Когда же он просит остальных повторить, они еще долго разучивают па. Мы посмеялись над этим, но я постарался больше не показывать, как легко мне все дается.
Понял я также и то, что на съемках проявляются и некоторые не лучшие стороны человеческой натуры. Часто, когда я перед камерой пытался сыграть серьезную сцену, кто-нибудь из актеров начинал строить рожи, стараясь меня рассмешить. Мне всегда прививали серьезное отношение к профессионализму и подготовке, поэтому я считал такое поведение подлым. Тот актер знал, что я снимаюсь в важной сцене, и тем не менее строил дурацкие рожи, пытаясь отвлечь меня. Мне это казалось более чем неуважительным и нечестным.
Много позже Марлон Брандо скажет мне, что с ним это проделывали постоянно.
Проблем на съемках в общем-то было немного, и они редко случались, а работать так близко с Дайаной было замечательно. Она такая красивая, одаренная женщина, И сниматься в этом фильме для меня было большим удовольствием. Я очень люблю Дайану. И всегда ее любил.
Несмотря на то, что я получал удовольствие от съемок "Волшебника", это был период, полный напряжения и тревог. Очень хорошо помню 4 июля того года — я был на пляже, возле дома моего брата Джермейна, примерно в полуквартале от студии. Я нырял в прибое и вдруг почувствовал, что мне нечем дышать. Нет воздуха. Нет и все. Что со мной происходит? Стараясь не впадать в панику, я побежал домой и отыскал Джермейна — тот отвез меня в больницу. Дикость какая-то. У меня в легком лопнул кровеносный сосуд. Больше это никогда не повторялось, хотя порой я чувствовал покалывания и как бы спазмы, но скорее всего это лишь плод моего воображения. Позже я узнал, что подобное состояние бывает при плеврите. Мой доктор предложил мне сбавить темп, но расписание этого не позволяло. По-прежнему жизнь проходила под знаком непрестанной работы. Я очень любил старый фильм "Волшебник из страны Оз", однако новый сценарий, отличавшийся от бродвейской постановки скорее по форме, чем по духу, поднимал больше вопросов, нежели первый фильм, и давал на них ответы.
Действие старого фильма разворачивалось в волшебном королевстве, это была своего рода сказка. В нашем же фильме, напротив, были элементы реальности, легко узнаваемые детьми, — такие, как школьные дворы, станции метро и квартал, откуда была родом наша Дороти. Мне и сейчас нравится смотреть "Волшебника" и заново все переживать. Особенно я любил сцену, где Дайана произносит:
— Чего я боюсь? Я же не знаю, что я такое... Я это чувствовал много раз, даже в счастливые минуты жизни. Она поет там, что надо преодолевать страхи и шагать гордо, с высоко поднятой головой. Она знает, и публика знает, что никакая опасность не заставит ее повернуть.
Моему герою было что сказать и чему поучиться. Я висел на шесте, и стая ворон смеялась надо мной, а я пел: "Вам меня не одолеть". Это была песня об унижении и беспомощности — через такую полосу проходили многие в ту или иную пору своей жизни, — а также о том, что есть люди, которые физически не удерживают тебя, но исподволь играют на твоих слабостях, так что ты сам не можешь двигаться вперед. Сценарий был умный, и по нему я выдавал наугад сведения и цитаты из моей соломенной головы безо всякой связи с чем бы то ни было. Ответы на все вопросы у меня были готовы, а вот самих вопросов я не знал. Основная разница между двумя вариантами "Волшебника" заключалась в том, что в оригинальной версии Дороти получала все ответы от Доброй Волшебницы и ее друзей из страны Оз, тогда как наша Дороти доходит до всего своим умом. Она запоминается своей верностью троим друзьям и отвагой в сражении с Элвиной в потрясающей сцене на заводе. Я никогда не забуду пения, танцев и игры Дайаны. Она была идеальной Дороти, После победы над злом — сплошной восторг, выражающийся в нашем танце. Танцуя с Дайаной в том фильме, я словно бы прокручивал сокращенную версию собственной жизни — походочка нок-нид, вращение на вытянутой ноге были моими приемами в детские годы, а танец на столе на заводе соответствовал нашему тогдашнему уровню. Все было построено на движении вверх и вперед. Когда я рассказал братьям и папе, что получил эту роль, они решили, что я до нее еще не дорос, а получилось наоборот. "Волшебник" придал мне новые силы и вдохновение, Встал вопрос, что с этим делать. Как лучше их использовать?
В то время как я задавался вопросом, что делать дальше, мы с одним человеком шли параллельными путями, соединившимися на съемочной площадке "Волшебника". Мы как-то репетировали в Бруклине и громко читали друг другу текст. Я думал, что самым трудным для меня будет заучивать текст, но меня ждал приятный сюрприз. Все были очень добры ко мне и убеждали, что это легче, чем я думаю. Так оно и оказалось.
В тот день мы снимали сцену с воронами. У ребят в вороньих костюмах не было видно даже головы, Казалось, они знали свои роли назубок. Я свою тоже выучил, но вслух произнес не больше двух раз.
Режиссер попросил, чтобы я вытянул из-под своей соломенной шляпы полоску бумаги и прочел, что там написано. Это была цитата. В конце стояло имя автора — Сократ. Я встречал это имя в печати, но никогда его не произносил, поэтому я сказал: "Соукратес" — мне казалось, что так его и надо произносить. В наступившей тишине кто-то прошептал: "Сок-ру-тиз", Я взглянул на суфлера — что-то в нем показалось мне знакомым. Не актер, но, похоже, из нашей команды, Помню, выглядел он очень уверенно, лицо дружелюбное.
Я улыбнулся, смутившись, что неправильно произнес имя автора цитаты, и поблагодарил его за подсказку. Лицо его было до боли знакомо, и вдруг я понял, что встречался с ним прежде. Подтверждая мое предположение, он протянул мне руку:
— Куинси Джонс. Я занимаюсь оркестровкой.
Глава 4. Я и Кью.
Собственно, впервые мы встретились с Кью, или Куинси Джонсом, в Лос-Анджслссс, когда мне было около двенадцати лет. Куинси говорил мне потом, что Сэмми Дэвис-младший сказал ему тогда: "Этот малыш будет следующим великим открытием после нарезного хлеба". Или что-то в этом роде. Я тогда был совсем маленький, но смутно помню, Сэмми Дэвис познакомил меня с Кью.
По-настоящему наша дружба расцвела на съемочной площадке "Волшебника" и вскоре переросла в отношения отца с сыном. Я позвонил ему после съемок и спросил:
— Послушайте, я собираюсь записывать альбом — вы не могли бы посоветовать продюсеров? На него самого я и не намекал. Вопрос мой был наивен, но честен. Мы немного поговорили о музыке, потом он назвал несколько имен. Помялся немного и спросил:
— А почему бы вам не взять меня?
Я как-то об этом даже не подумал, Он же в моем вопросе усмотрел намек, по это было не так, Я просто не думал, что его может заинтересовать моя музыка. Поэтому я пробормотал что-то вроде:
— Ну конечно, прекрасная идея. Я просто об этом не подумал.
Куинси, вспоминая это, до сих мор подтрунивает надо мной. Так или иначе мы сразу начали планировать альбом, который кишел под названием "Слезай со стены". Мы с братьями решили создать собственную компанию и стали подыскивать ей название.
В газетах не часто пишут о павлинах, но тогда мне попалась статья именно о них. Мне всегда очень нравились павлины, и я любовался птицей, которую держал в одним из своих домов Беррн Горди. Так что, прочтя статью с фотографией павлина, где много говорилось об особенностях этой птицы, я пришел к полный восторг. Мне показалось, чти, пожалуй, я нашел нужный символ, Это была серьезная статья, местами суховатая, но интересная, Автор писал, что павлин полностью распускает хвост только в брачный период и тогда переливается всеми цветами радуги. Меня сразу пленил этот прекрасный образ и скрытый в нем смысл. Хвост этой птицы олицетворял идею, которую я пытался выразить, чтобы показать, что такое Джексоны и как они преданы друг другу, а также, сколь многогранны наши интересы. Братьям идея понравилась, и мы назвали нашу новую компанию "Пикок продакшнз" , чтобы уйти от чрезмерного использовании фамилии Джексон. В нашем первом кругосветном турне нами владели стремление объединить людей разных рас с помощью музыки. Некоторые наши знакомые не понимали, что мы имеем в виду, говоря об объединении всех рас с помощью музыки — как-никак мы ведь черные музыканты. Ответ наш был: "Музыка цветов не различает", Мы убеждались к этом каждый вечер, в особенности, в Европе да и в других частях света, где побывали. Людям, перед которыми мы выступали, нравилась наша музыка. Им было неважно, какого цвета у нас кожа или откуда мы родом. Мы решили создать собственную компанию по выпуску пластинок, так как хотели расти и утвердиться как новое явление в мире музыки, быть не просто певцами и танцорами, а писателями, композиторами, аранжировщиками, продюсерами и даже издателями. Нас многое интересовало, и нам нужна была компания для осуществления наших замыслов. Си-Би-Эс дала нам разрешение выпустить собственный альбом — предыдущие два хорошо разошлись, а "Иная женщина" продемонстрировала наши потенциальные возможности, которые, по мнению компании, стоило развивать. Нам поставили одно условие: приставили к нам специалиста по рекламе Бобби Коломби с которым мы сотрудничали во время записи "Кровь, пот и слезы". Он должен был следить, как у нас идут дела, и оказывать необходимую помощь. Мы понимали, что впятером нам не управиться и потребуются музыканты со стороны, если мы хотим обогатить звучание. У пас было дне слабости: у нас не было классного клавишника и звукоинженера. Мы загромождали нашу студию в Энчино новой аппаратурой, хотя толком в ней не разбирались. Грег Филлингейну был еще очень молод для студийного профессионала, но с нашей точки зрения это были плюсом, поскольку нам был нужен человек, открытый для новых подходов, а не заслуженный ветеран, с какими мы общались долгие годы.
Он приехал в Энчино на репетиции, и тут начались приятные сюрпризы. Наши взаимные предубеждения исчезли. С ним было очень интересно работать. Представляй Грегу наброски новых песен, мы говорили, что нам нравятся вокальные партии, к которым тяготели в "Филли интернешнл", но после сведения их воедино всегда создавалось впечатление, что наши голоса как бы пробиваются сквозь звуковую завесу, созданную струнными и тарелками. Нам хотелось более простого и чистого звучания, с более жесткой бас-гитарой и резкими трубами. Грег делал прекрасные ритмические аранжировки и облекал в музыкальную форму наши идеи и наброски. Казалось, что он читает наши мысли.
С нами начал работать Паулини дс Коста, протеже Бобби Коломби, и мы немного встревожились: нам показалось, что Рэнди может воспринять это как намек на то, что он не справляется с ударными. На самим же деле Паоло привнес бразильскую традицию самба — традицию адаптации и импровизации на примитивных, зачастую кустарных инструментах. Когда звуковая подача де Косты слилась с более традиционным подходом Рэнди, звучание стало божественным.
Образно говоря, мы очутились где-то между "роком" и "тяжелым роком". В "Мотауне" и "Филли интернэшнл" мы работали с самыми изобретательными поп-музыкантами в мире, и было бы глупо отказываться о того, что восприняли от них, но вместе с тем мы не могли заниматься подражательством. К счастью мы очень быстро стартовали с песней «Во всем виноват буги», предложенной Бобби Коломби. Она исполнялась в быстром темпе, с прищелкиваниями, что уже было неплохо для создания почерка группы, к чему мы стремились. Мне нравилось слитно произносить слова припева: «Во всем виноват буги», - это ведь можно пропеть на одном дыхании, не сжимая губ. Повеселились мы и в сязи с надписью на внутренней стороне конверта пластинки: «Во всем виноват буги» - надпись сделали трое ребят из Англии, одного из которых звали Майкл Джексон. Потрясающее совпадение. Как выяснилось, мне не составило труда писать песни для дискотек, потому что во все мои главные песни я включал танцевальные перебивки.
Я все время испытывал огромный стресс и часто срывался. Стресс — ужасная штука: человек не в состоянии долго держать, свои чувства на замке. Многие недоумевали, действительно ли я так уж предан музыке, когда узнали о моем увлечении фильмами после того, как я снялся в одном из них. Мне намекали, что решение прослушаться появилось у меня не вовремя — для новой группы сейчас неподходящий момент. Людям со стороны казалось, что это решение появилось у меня лишь в самый последний момент. Но вышло все, конечно, хорошо.
Песней "Вот тебе в ответ на любезность" я хотел дать понять, что живу не в башне из слоновой кости, что меня, как и любого юношу, одолевают сомнения. Меня тревожило, что, стараясь достичь вершины в своей области, я упущу возможность познать мир со всем, что он может предложить,
У Гэмбла и Хаффа в первом альбоме, выпущенном "Эпиком", была песня "Мечтатель" на эту тему, и когда я разучивал ее, мне казалось, что ее писали с мыслью обо мне. Я всегда любил мечтать. Я ставил для себя цели. Смотрю на что-то и пытаюсь представить себе, как это достичь, а потом надеюсь превзойти намеченное.
В 1979 году мне исполнился двадцать один год, и я начал сам заботиться о собственной карьере. Мое соглашение с отцом приблизительно в это время закончилось, и, хотя мне трудно было принять такое решение, возобновлять контракт я не стал.
Уволить собственного отца нелегко.
Но мне просто не нравилось, как он вел дела. А когда в делах замешана семья, может сложиться деликатная ситуацию. Все может идти прекрасно, а может идти ужасно — это зависит от взаимоотношений.
Изменило ли это наши с отцом отношения? Не знаю, изменилось ли в душе его отношение ко мне, но мое уж точно не изменилось. Я был вынужден пойти на этот шаг, так как понял, что работаю на него, а не он работает на меня. Да и в творческом плане мы стояли на абсолютно разных позициях. Он предлагал идеи, с которыми я был совершенно не согласен, потому что это мне не подходило. Я хотел одного — самому распоряжаться своей жизнью. И я начал ею распоряжаться. Это было необходимо. Все рано или поздно подходят к этой черте, а ведь я работал уже давно. Для двадцатилетнего молодого человека я был достаточно опытен — у меня за плечами пятнадцать лет ветеранского стажа.
Мы стремились побыстрее раскрутить концепцию "Судьбы" и оркестровку, но от частых выступлений я охрип — слишком много пел. Когда нам пришлось отменить некоторые выступления, меня никто не упрекал, но мне казалось, что я мешаю моим братьям продвигаться вперед после огромной работы, проделанной нами вместе. Мы внесли некоторые изменения, чтобы уменьшить нагрузку на мой голос. Марлон ваял на себя те места, где нужно было подолгу держать ноту. "Танцуй шейк до самой земли", песня, подготовленная ими для альбома, оказалась нашим спасительным кругом. Обидно было, что мечту о собственной музыке мы осуществили в виде шоу, а не в виде новой песни и не сумели вложить в нее все до последней капли. Впрочем, до нашего торжества недолго оставалось ждать. Оглядываясь назад, я понимаю, что был терпеливее, чем того хотели бы мои братья. При ремиксе "Судьбы" до меня дошло, что у нас "выпали" некоторые вещи, о которых я не говорил с братьями, поскольку не был уверен, что им это так же интересно, как и мне. Фирма "Эпик" оговорила к контракте, что будет выпускать все сольные альбомы, какие я решу записать. Возможно, они страховались: если, мол, у "Джексонов" самостоятельная работа не пойдет, они попробуют превратить меня в этакую дойную корову, которую можно использовать до конца моей жизни. Это можно счесть подозрительным, по я по опыту знал, что люди денежные всегда хотят знать, что происходит с их деньгами или может произойти и как вернуть вложенный капитал. Наверное, это правильно. В свете того, как все повернулось, я удивляюсь, что так думал, но тогда подобные мысли казались вполне обоснованными. Альбом под названием "Судьба" принес нам самый большой успех, и мы уже знали, что достигли той точки, когда люди покупают твои пластинки, так как знают, что это хорошая группа, и знают также, что ты выкладываешься в каждой песне и в каждом альбоме. И мне хотелось, чтобы мой первый сольный альбом был как можно лучше. Мне не хотелось, чтобы "Слезой со стены" звучал как выдержки из "Судьбы". Поэтому я решил нанять продюсера со стороны, который подошел бы к этому проекту без предубеждения. Мне также нужен был человек с хорошим слухом, который помог бы отобрать материал, так как у меня не было времени, чтобы написать для обеих сторон пластинки такие песни, которым и бы я гордился. Я понимал, что публика хочет иметь больше двух хороших синглов в альбоме, особенно в дискотеках, где берут большие куски, к тому же мне хотелось, чтобы мои фанаты остались довольны.
Вот почему Куинси Джонс оказался наилучшим продюсером, какого я только мог пожелать. Друзья Куинси звали его "Кью" из-за его пристрастия к барбикью, или шашлыку. Когда мы закончили запись "Слезай со стены", он пригласил меня на концерт своей оркестриной музыки в "Голливудскую чашу", но я тогда был настолько стеснительным, что простоял все представление, наблюдая из-за кулис, как в детстве. Куинси сказал, что ожидал от меня большего, и с тех пор каждый из пас старался считаться с представлениями другого.
Когда я позвонил ему и спросил его совета о продюсере, он стал перечислять тех, кто этим занимается, — с кем я смогу работать и с кем у меня будут неприятности. Он знал все обо всех — кто занят, кто будет слишком вялым, кто будет "нажимать на металл". Он знал Лос-Анджелес лучше, чем мэр Брэдли, но был курсе всего. Он был неоценимым гидом по части джазовых аранжировок, оркестровок, музыки к фильмам, человеком, которого люди считали аутсайдером в отношении поп-музыки. Я был так счастлив, что этот аутсайдер оказался добрым другом и к тому же идеальным продюсером. Он мог выбирать среди уймы своих талантливых знакомых, и, будучи сам блестящим человеком, умел слушать.
Альбом "Слезай со степы" изначально должен был называться "Подружка". Пол и Линда Маккартни еще до нашего знакомства написали песню с таким названием, имея в виду меня.
Пол Маккартни всегда рассказывает, как я ему позвонил и предложил написать вместе несколько хитовых песен.
Но наша первая встреча произошла не в связи с этим.
В первый раз я увидел Пола па приеме, устроенном на "Куин Мэри", пришвартованной на Лонг-Биче. Хиаер, дочь Пола, раздобыла у кого-то мой телефон, позвонила и пригласила на большой прием. Ей нравилась паша музыка, и мы разговорились. Много позже, после окончания турне "Крылья над Америкой", Пол с семьей был в Лос-Анджелесе. Они пригласили меня на вечеринку н дом Гарольда Ллойда. Вот тогда мы с Полом Маккартни впервые и встретились. Мы поздоровались в толпе, и он сказал:
— Знаете, я для вас песню написал.
Я был удивлен и поблагодарил его. И прямо там, на вечеринке, он принялся напевать мне "Подружку".
В результате мы обменялись телефонами и пообещали вскоре встретиться, но разные дела помешали это сделать, и мы года два не общались. Кончилось тем, что он записал эту песню в собственном альбоме "Город Лондон".
Самое странное произошло, когда мы создавали "Слезай со стены"; Куинси подошел ко мне и сказал:
— Майкл, у меня есть для тебя идеальная песня.
И он сыграл мне "Подружку", понятия, конечно, не имея, что изначально Пол написал ее для меня. Когда я ему об этом сказал, он был поражен. Вскоре мы ее записали и включили в альбом, Это было поразительное совпадение.
Мы с Куинси всесторонне обсуждали "Слезай со стены" и тщательно выстраивали нужное звучание. Он спросил меня, чего мне больше всего хотелось бы достичь в студии, и я ответил, что мы должны звучать иначе, чем "Джексоны". Трудно было произносить эти слова, учитывая, какого труда нам стоило стать "Джексонами", но Куинси меня понял, и мы вместе создали альбом в соответствии с поставленной целью. Популярный сингл "Рок с тобой" — вот то, к чему я стремился. Это было как раз по мне — я мог и петь, и танцевать. Род Тсмпертон, которого Куинси знал но работе с группой "Волна зноя" над музыкой для "Ночей буги", написал эту песню в более жесткой, убойной аранжировке, но Куинси смягчил напор и подключил синтезатор, сделавший звучание похожим па то, что слышишь в раковине, подобранной на берегу. Нам с Кью очень нравилась работа, и в конце концов мы попросили его стилизовать три его песни для меня, включая заглавную. Род во многом был мне близок. Ему, как и мне, больше нравилось петь и писать о ночной жизни, чем погружаться в нее самому. Я всегда недоумевал, как люди могут думать, что творчество артиста — всего лишь отражение каких-то реальных событий из его жизни или слепок с его или ее образа жизни. Как правило, это далеко от истины. Порой я опираюсь на свой опыт, но бывает также, что песня рождается как бы само по себе. Воображение артиста — главный его инструмент. Оно может создавать настроение, будить чувство.
Куинси поразителен — он не набирает угодливых парией, готовых делать, что он ни скажет. Я всю жизнь работал с профессионалами и могу сказать, кто просто держится на плаву, кто может творить, а кто способен вступить из-за дела и конфликт, не упуская из виду общей цели. С нами был Луис Джонсон, по прозвищу Громовые пальцы — он работал с Куинси на альбомах "Братьен Джонсон". На гитаре у нас играла команда "звезд": Уо-Уо Уотсоп, Марло Хендерсон, Дэвид Уильяме и Ларри Карлтон ия "Крестоносцев". Джирдж Дьюк, Фил Апчсрч и Ричард Хит были отобраны из сливок джаз-фанка, и тем не менее они ни разу не дали понять, что эта мумыка несколько отличается от того, к чему они привыкли, У пас с Куинси были хорошие рабочие отношения, поэтому мы имеете отвечали за все и постоянно со к кто вались друг с другом.
Если не считать "Братьев Джонсон", то до "Слезай со стены" Куинси почти не занимался танцевальной музыкой, так что мы с Грегом работали над "Не останавливайся, пока не насладишься", "День и ночь тружусь" и "Выходи на танцплощадку", стремясь создать в студии Куинси более плотную стену звука. Хотя "Выходи на танцплощадку" не была синглом, исполнять ее было особенно приятно, потому что Луис Джонсон подкладывал под текст мягкую музыкальную основу и давал мне возможность набирать силу с каждым новым припевом. Брюс Суиден, работавший у Куинси звукорежиссером, добавил к этой композиции последние штрихи, и мне до сих пор доставляет удовольствие слушать ее.
"День и ночь тружусь" была персональным шоу Паулино, я лишь подпевал, стараясь поспеть за всеми его выкрутасами. Грет так настроил электропианино, что акустически оно звучало идеально, без всякого эха. В стихах преобладала та же тема, что и в "Чего я только не делаю для тебя" из альбома "Судьба", и поскольку это было парафразом того, что я уже пел, мне хотелось, чтобы текст был возможно проще и чтобы главенствовала музыка.
В "Не останавливайся, пока не насладишься" на бас-гитару накладывали голос — чтобы создать драматизм и поразить взвихриванием струнных и ударных. К тому же необычной была и моя вокальная аранжировка. В этой песне я пою с наложением звука так, что создастся ощущение, будто поет группа. Я сам написал высокую партию, какую мой голос вытянуть не может, но она сочеталась со звучавшей в моей голове музыкой, так что я решил: пусть музыка господствует над пением. Кью поразительно микширует звук, гитары рубят, как калимбасы, род африканского рояля, на котором играют большими пальцами. Эта песня много для меня значит, потому что она была первой, которую я написал от начала до конца. "Не останавливайся, пока не насладишься" была моим первым пробным шаром, и она сразу заняла первое место. Эта песня принесла мне первую премию Грэмми. Куинси верил в меня, и я высоко ценю то, что для меня одного он открыл двери студии. Уже потом он "покрыл торт глазурью", добавив струнные.
Баллады сделали "Слезай со стены" альбомом Майкла Джексона. Я исполнял баллады с братьями, по они не получали от этого большого удовольствия и исполняли их, большей частью уступая моим уговорам. В альбоме "Слезай со стены" помимо "Подружки" была записана певучая веселая мелодия под названием "Такой уж я есть", она легко запоминалась и ее приятно было петь, хоть она и была круче, чем, скажем, "Рок с тобой". Самыми большими хитами были "Слезай со стены" и "Рок с тобой". Когда слишком много быстрой музыки, под которую можно танцевать, — это ужасно; я люблю музыку ласковую, нежную, под которую можно очаровать стыдливую девчонку, заставив ее позабыть все страхи. В "Слезай со стены" я вновь пел дискантом, но "Рок с тобой" требовал более естественного звука. Мне казалось, если исполнить эти две песни на вечеринке, люди остановятся и станут их слушать. Затем шла песня "Она ушла из моей жизни". Пожалуй, эта песня слишком лиричная для вечеринки.
Эта песня обо мне. Иногда мне трудно смотреть в глаза моим подругам, даже если и их хорошо знаю, Мои встречи и отношения с девушками не завершались счастливым концом, которого я ждал. Что-то всегда мешало. Тем, чем я делюсь с миллионами, невозможно поделиться с одной. Многим девушкам хочется знать, чем я живу, почему я живу так, а не иначе, или поступай так, как поступаю; они пытаются проникнуть в мои мысли. Хотят избавить от одиночества, ни делают это так, что у меня создается впечатление, будто они хотят разделить со мной одиночество, чего я никому не пожелаю, потому что уверен: я один из самых одиноких людей на свете.
"Она ушла из моей жизни" — эта песня о том, что я пережил; я отгорожен от других обманчиво низким барьером, который, казалось бы, легко преодолеть, но я остаюсь, словно прикованный, на месте, с отчаянием наблюдая, как исчезает вдали предмет моих вожделений. Том Бейлер соорудил дивный мостик, словно взятый из старого бродвейского мьюзикла. В реальной жизни подобные проблемы не так просто решить, да и песня об этом: проблема не решена. Мы не могли поместить эту песню ни я начале, ни в конце пластинки — слишком бы она сбивала настроение. Когда ей на смену приходит песня Стива, нежная и нерешительная, как если бы кто-то осторожно пытался приоткрыть запретную дверь, у меня до сих пор вырывается вздох облегчения. К моменту, когда песня Рода "Спали эту дискотеку" завершает пластинку, ощущение тоски исчезает.
Но песня "Она ушла из моей жизни" слишком глубоко завладела моим воображением. Я на самом деле не мог сдержать слез в конце записи — так сильно действовали на меня слова. Столько во мне накопилось чувств. Мне был двадцать один год, можно сказать, я был очень богат, но подлинной радости мне не хватало. Иногда мне кажется, что мой жизненный опыт напоминает отражение в кривом зеркале — распухший с одной стороны и усохший до предела с другой. Я боялся, что это проявится при исполнении "Она ушла из моей жизни", но если эта песня затрагивает струны в душе людей, я уже чувствую себя менее одиноким.
Когда я разволновался в тот день после записи, со мной были только Кью и Брюс Суиден. Помню, я закрыл лицо руками и слышал лишь жужжанье аппаратуры да собственные всхлипывания. Потом я извинился, но оба поспешили меня успокоить.
Работа над "Слезай со стены" была одним из самых тяжелых периодов в моей жизни, несмотря на успех, который она принесла. У меня в то время было совсем немного близких друзей, и я жил очень изолированно. Мне было так одиноко, что я выходил прогуляться по кварталу в надежде встретить кого-нибудь, с кем я мог бы поговорить и, может быть, подружиться. Мне хотелось подружиться с людьми, не знавшими, кто я. Хотелось встретить кого-то, кто стал бы моим другом, потому что я ему понравился и потому, что ему тоже нужен друг, а не потому, что я — это я. Хотелось встретить кого-то из соседей по кварталу — уличных мальчишек, кого угодно.
Успех, безусловно, приносит одиночество. Это правда. Люди думают: тебе повезло, у тебя есть все. Им кажется, ты можешь пойти куда угодно и делать что хочешь, но не в этом суть. Человек нуждается в истинных ценностях.
Сейчас я научился мириться с этим и уже не впадаю в такую депрессию, как раньше.
В школе у меня по-настоящему не было подружек. Были симпатичные девчонки, но мне всегда было трудно подойти к ним. Я слишком стеснялся — сам не знаю почему, — глупость какая-то. С одной девочкой у меня установилась дружба. Она мне нравилась, но я стеснялся сказать ей об этом.
Мое первое свидание было с Тэйтум О'Нил. Мы познакомились В клубе под названием "Со льдом" на Сансет-стрит. Обменялись телефонами и часто перезванивались. Я говорил с ней часами: из студии, по пути домой, из дома. В наше первое свидание мы отправились на вечеринку в особняк "Плейбой" Хью Хефнера, где прекрасно провели время. В первый раз она взяла меня за руку в клубе "Со льдом". Мы познакомились, когда я сидел за столиком и вдруг почувствовал прикосновение мягкой руки. Это была Тэйтум. Возможно, для других это не так уж и важно, по для меня это было очень серьезно. Она дотронулась до меня. Вот как я это воспринял. В прошлом девчонки постоянно хватали меня во время турне, — вопили и хватали, дотягивались сквозь строй охраны. Но с Тэйтум все было иначе, мы были один на один, а это всегда самое приятное.
Отношения наши стали очень близкими. Я влюбился в нее (а она в меня), и мы долгое время были вместе. Со временем наши отношения переросли в тесную дружбу. Мы до сих пор то и дело перезваниваемся, и мне кажется, можно сказать, что она была моей первой любовью — после Дайаны.
Когда я услышал, что Дайана Росс выходит замуж, я обрадовался, так как знал, что она будет этому очень рада. И тем не менее мне было тяжело делать вид, будто я в восторге от того, что Дайана выходит замуж за кого-то, кого я никогда не встречал. Я желал ей счастья, но должен признаться, что был задет и немного ревновал, поскольку всегда любил Дайану и всегда буду ее любить.
Еще одной моей любовью была Брук Шилдс. Какое-то время это было серьезное романтическое увлечение. Вообще в моей жизни было много чудесных женщин, чьи имена ничего не скажут читателям этой книги, да и нехорошо упоминать о них, поскольку они не знаменитости и не привыкли, чтобы их имена появлялись в печати. Я ценю свою личную жизнь и потому уважаю их право на личную жизнь тоже.
Дружбой с Лайзой Минелли я буду всегда дорожить. Она мне как сестра в шоу-бизнесе. Мм встречаемся и говорим о делах — это просто само собой получается, Мы оба во время еды, сна и за бокалом вина думаем о движениях, песнях и танцах. Нам замечательно вмеете. Я ее обожаю.
Как только мы кончили запись "Слезай со стены", я погрузился в создание вместе с братьями альбома "Триумф". Мы хотели объединить лучшие песни из обоих альбомов для нашего турне. Первой песней в альбоме была "Ты чувствуешь?", и она была ближе всего к року из всего, что делали Джексоны. И это была вовсе не танцевальная музыка. Видео этой песни мы планировали пустить к началу турне, что-то вроде нашего "Так сказал Заратустра", тема из фильма "2001". Мы с Джеки задумали совместить джаз с подобием хора мальчиков. В известном смысле песня воспевала победу любви, очищающей грехи мира, Рэнди поет очень хорошо, пусть даже его вокальный диапазон не столь широк, как бы ему хотелось. Он так вздыхает и так подаст слова, что я весь вытягиваюсь и стою на цыпочках, когда мы поем. Часами я работал на прекрасном синтезаторе, завывавшем, как звуковой маяк, пука не настроил его так, как мне хотелось. Мы записали шесть минут, и ни одна секунда не кажется мне лишней.
Песня "Симпатичная" была продолжением "Танцуй шейк до самой земли" — мы только добавили более легко звучащий фрагмент из альбома "Слезай со стены". В песне Джеки "Будь по-твоему" я попробовал придать голосу новое, почти бесплотное звучание, а синтезаторы растягивали звук, как бы отдаляя его. Паулино включил всю артиллерию: треугольники, черепа, гонги. Эго песня о странной девушке, которая такова как есть, и ничего с этим не поделаешь — получай удовольствие, когда можешь.
Песня "Все" — более живая, чем танцевальные мелодии из альбома "Слезай со пены". Майкл Маккиней подает ее с завываниями, какие издает самолет, штопором падающий вниз.
"Время никого не ждет" была написана Джеки и Рэнди с расчетом на мой голос и мою манеру исполнения. Они понимали, что должны быть на уровне авторов альбома "Слезай со стены", и неплохо поработали. В песне "Оставь это занятие" каждый из нас получил возможность солировать, в особенности Марлон. Мы немного отошли от привычного звучания группы, — пожалуй, вернулись к тому, что делали в Филадельфии, когда
позволяли музыкальному сопровождению заглушать нас, "Иди прямо сейчас" и "Интересно, кто?" были по звучанию ближе к альбому "Судьба", но по большей части страдали от "избытка супа и недостатка гущи".
Было, правда, одно исключение: "Отель разбитого сердца". Клянусь, это название я сам придумал и, когда написал ее, мне это не напоминало ни о какой другой песне. Компания, выпускавшая пластинку, поместило на обложке: "Тот самый отель", по аналогии с Элвисом Пресли. Невзирая на все его значение как для белой, так и для черной музыки, он не оказал на меня никакого влияния. Мне кажется, слишком много лет отделяет нас. Пожалуй, время тут сыграло наибольшую роль. К моменту выхода нашей песни люди считали, что если я по-прежнему буду вести все такой же уединенный образ жизни, то и умру, как он. Ко мне эти параллели неприменимы, и жить с опаской никогда не входило в мои привычки, Тем не менее меня интересует то, как погубил себя Элвис, поскольку мне не хотелось бы повторить его судьбу.
Латойю попросили внести свой к клад воплем, открывающим песню, — не самое благоприятное начало для эстрадной карьеры, должен заметить, но она делала только первые шаги в студии. С тех пор она записала несколько хороших пластинок и вполне сложилась как эстрадная певица. С таким криком обычно просыпаются от кошмарного сна, мы же хотели создать впечатление, что сон только начинается, чтобы слушатель не знал, сон это или явь. Мне кажется, этого эффекта мы добились. Три подпевавшие нам певицы от души забавлялись, издавая звуки, которые я от них требовал; они производили жутковатое впечатление, — но лишь до тех пор, пока сами не прослушивали сведенную запись.
"Отель разбитого сердца" была самой сложной песней из всех, что я сочинил. Я работал, преследуя сразу несколько целей: песня должна была получиться такой, чтобы под нее можно было танцевать, подпевать, поражаться или просто слушать. Она была сделана на замедленных звуках рояля и виолончели и оканчивалась на уверенной ноте, чтобы успокоить слушателя: нет смысла пугать человека, если ничто не способно вернуть его назад в целости и сохранности. В "Отеле разбитого сердца" была месть, а меня завораживает концепции мщения. Это что-то, чего я не понимаю. Мне глубоко чуждо представление, что человек должен "заплатить" за что-то плохое, что он тебе сделал, или тебе кажется, что он сделал. Атмосфера этой песни выдавала мои собственные страхи и в то же время помогала мне перебороть их. В этом бизнесе столько акул, выискивающих кровь в воде.
Если в этой песне, а потом в "Билли Джин", женщины представлены в неблагоприятном свете, то это не следствие моей личной позиции. Само собой, мне нравится единение полов — это естественная сторона жизни, и женщин я люблю. Я просто считаю, что когда секс используют для шантажа или достижения власти, это отвратительно, нельзя так использовать дар Божий.
"Триумф" вызвал у нас тот прилив энергии, какой нужен был для создания идеального представления, без сучка и задоринки. Мы начали репетировать с нашим гастрольным составом, включающим бас-гитару Майкла Маккинея. Дэвид Уильямс тоже был с нами, но на этот раз как постоянный участник группы.
Близившиеся гастроли должны были стать грандиозным зрелищем. Специальные световые эффекты были подготовлены великим волшебником Дагом Хеннингом. Я хотел сразу после "Не останавливайся" исчезнуть и клубе дыма. Даг должен был координировать специальные эффекты с людьми из компании "Шоукс", которые занимались всеми декорациями. Мне было интересно с ним разговаривать, пока мы репетировали. Казалось, что он поступает чуть ли не во вред себе, раскрывая свои секреты — я ведь ничего не мог предложить ему взамен, кроме денег. Мне было из-за этого немного неловко, тем не менее мне хотелось, чтобы у нас было грандиозное шоу, а я понимал, что Хеннинг может внести потрясающий вклад. Мы конкурировали с такими группами, как "Эрф, уинд энд файер" ("Земля, ветер и огонь") и "Коммодорз", за первое место среди эстрадных оркестров страны, и знали, что есть люди, которые считают, что братья Джексоны уже десять лет выступают на сцене и исчерпали себя.
Я много работал над концепцией декораций для близившегося турне, В них было что-то от атмосферы "Стычек". Мне хотелось сказать ими, что за пределами пространства и времени есть жизнь и смысл и павлин с еще большей гордостью распускает свой яркий хвост. Мне хотелось, чтобы и наш фильм отражал эту идею.
Моя гордость за наши ритмы, технические новшества и успех альбома "Слезай со стены" пострадали от удара, каким явилось для меня объявление премий Грэмми за 1979 год. Несмотря на то, что "Слезай со стены" была одной из самых популярных пластинок года, она получила только одну премию — за лучшее вокальное исполнение ритма и блюза, Помню в точности, где я находился, когда эта новость настигла меня. Я чувствовал, что мои духовные отцы проигнорировали меня, и это было обидно. Позже мне говорили, что производители пластинок тоже были удивлены.
Я расстроился, а потом меня захватила мысль о следующем альбоме. Я сказал себе: "Дождусь следующего раза" — следующий альбом они уже не смогут проигнорировать. Я смотрел церемонию вручения по телевидению, и мне было приятно победить в моей категории, но все равно я был расстроен таким неприятием, как мне казалось, со стороны моих духовных отцов. Я продолжал твердить себе: "В следующий раз, в следующий раз", Во многих отношениях артист — это то, что он делает. Трудно отделить одно от другого. Мне кажется, я могу предельно объективно относиться к. тому, что создаю. Я вижу любую шероховатость, так что когда я выдаю законченный альбом — или песню — можете быть уверены, что я вложил в нес всю энергию и Богом мне данный талант без остатка. "Слезай со стены" была хорошо принята фанатами, поэтому, наверно, мне и было так обидно по поводу премий Грэмми. Этот случай зажег в моей душе огонь. Теперь я думал только о следующем альбоме. Мне хотелось, чтобы он получился по-настоящему отличным.