(источник: http://avtonom.org/index.php?nid=2405)

Дакота рассказала, что она хочет донести до своих поклонников
Дмитрий Медведев и Владимир Путин

Не так давно «Фабрика звезд» неожиданно оказалась вовлечена в либератрный дискурс. Потому что там оказалась – и неплохо себя проявила – певица Дакота. Которая выступала в антифа-майках и задвигала всякие крутые темы. Либертарии разделились на две песочницы – кто-то не уставал критиковать использование механизмов Спектакля во благое дело, а кто-то наоборот – принялся всячески поддерживать Дакоту. Кто же был прав? Редакция «Автонома» на этот вопрос отвечать не собирается. Зато мы отловили юную поп-диву и с ней побеседовали. Беседовали долго. Дакоте явно хотелось больше поболтать о хардкоре и своих шоу-буднях, а нам – обсудить её представление об анархизме. В результате, мы все-таки добились от неё мировоззренческих телег.

- Твои поклонники – в основном девушки с 8 до 18 лет, чтобы ты хотела им сказать?
- Я не могу сказать, что с 8 до 18. Основатели моего фан-клуба – ребята 24-26 лет, у них дети уже есть. Можно сказать, простые обыватели, но, тем не менее, разделяют мои взгляды. Мне приятно, что они любят меня не только за поп-музыку, которую я пою, но и за мои идеи, за мои позиции. А детям от 8 до 18… Я могу рассказать о каких-то идеях. Против фашизма, сексизма, корпораций, макдональдсов. Я считаю, что могу их чему-то научить. Я сама раньше была такая – каталась на скейте, тусовалась в макдональдсе. Это лучшее, что я могу сделать. В шоу-бизнесе я не собираюсь петь хардкор, панк-рок.

Меня люди слушают, и не только когда я пою. У меня есть многочисленные интервью в журналах, на радио и телевидении, и я всегда могу говорить о своих взглядах. А на сцене – у меня есть песня об ФНБ, есть песня о несовершенстве системы: «мажорные дети тратят в клубах деньги родителей, а за углом людям нечего есть». Вроде и поп-музыка, а какие-то идеи я толкаю.



- Почему нельзя продать хардкор?
- Почему нельзя продать хардкор? [Смеется] Я не продала хардкор, потому что его не исполнила. Мне нравится, например, группа Vitamin X, я хожу в их футболке. Хотя они выступали на MTV, и продвигали свои идеи через СМИ. Для хардкора мой вокал не подойдет, а так я с удовольствием пела бы в какой-нибудь панк-группе. Но это будет DIY, андеграунд, и в телевизор выпускать это я не собираюсь. Это будет для меня, для друзей, для людей, которые этим живут, а не из-за моды слушают такую музыку.

Насчет игры под фанеру. Я даю и живые концерты, и за седьмую «Фабрику» я была рекордсменом по количеству живых номеров. Но то, что снималось в «Останкино» – да, это была фанера. Там даже струн на гитарах не хватало. Но фанеру делали потому, что это шло в прямой эфир и транслировалось на Дальний Восток. В случае лажи могли бы быть большие штрафы, и организаторы не могли рисковать, устраивая живое выступление.

- Какие темы ты ещё продвигала, кроме ФНБ?
- Недавно, например, я написала текст про обывателей, которые приходят в восемь часов с работы, смотрят телевизор, которым рекламные щиты перекрыли небо, и то, что они давным давно все подохли. Я хоть и поп-певица, это моя работа. Кто-то продавцом работает в магазине, а я – поп-певица. Но, тем не менее, я хочу совмещать приятное с полезным. Если я могу какие-то элементарные идеи толкать через поп-сцену – я буду этим заниматься.

- Какие, на твой взгляд, главные проблемы современного общества?
- Ой, много. Я из Беларуси, я люблю Минск намного больше, чем Москву. Это мой родной город, и сцена там сплоченная очень, там юнити, чего я не могу сказать о Москве. Хотя я планирую и дальше жить в Москве, потому что с работой здесь перспектив гораздо больше. Шоу-бизнес в Беларуси жутко контролируется государством, президентом. В Москве есть чуть больше свободы действия. Но у вас все делится на какие-то… Тусовки.

Юфкрюшники отдельно, анархисты отдельно, футбольники отдельно, стрэейтэйджеры отдельно. И идет недопонимание, люди ссорятся. Так что я не могу сказать, какая главная проблема в обществе. Минское общество сильно отличается от московского. Москвичи уделяют больше времени борьбе друг с другом, а не тому, чтобы собраться и бороться против того, против чего обычно сцена борется.



- Ты говоришь про сцену, а не про общество.
- Про общество… В России и Беларуси тоже все очень разное. В Беларуси все слишком контролируется. У нас если ты слепой, глухой и немой, ты – идеальный гражданин государства. У нас нет свободы действий, нет свободы слова. Из-за этого многие уезжают из Беларуси. В Москве я не слишком давно живу, чтобы судить, но мне кажется, что зато фашизма здесь слегка побольше, чем в Беларуси.

- Сколько времени, как тебе кажется, Лукашенко продержится?
- Много времени продержится, я уверена.

- Почему?
- Потому что я там жила. Не знаю, почему. Потому что все там повязано. Насчет самого Лукашенко сказать не могу, но, его последователи, его люди точно будут. Я уверена в этом. Там слишком все тяжело, нет свободы, все контролируемо. А я дико свободолюбивый человек.

- Что для тебя означает фашизм?
- В моем понимании это глупое и необоснованное, неоправданное возвышение себя над какими-то расами, над другими людьми. Ещё фашизм принял форму культа. Боны, которых я знаю, не могут обосновать, за что же они не любят этих «чурок» и «черножопых». Опять же, есть разница между Минском и Москвой. В Москве очень много приезжих, а в Беларуси преимущественно белорусы и живут... И, конечно, я ярый противник фашизма, и пытаюсь донести это через сцену, фан-клубы. Например, маленькие дети, которые смотрят «Фабрику звезд»… Лучшее, что я могу сказать – нельзя не любить своего соседа по парте только за то, что он не москвич.

- Что для тебя означает капитализм?
- Я ничего не могу сказать, на эту тему я особо не заморачиваюсь. Ну… Это плохо, но как-то бороться с этим я не в силах, потому что… Ну, просто не в силах.

- А анархизм?
- Моя анархия – это моя анархия. Например. Закончилась «Фабрика», в Минске играла одна финская анархо-группа на анархо-елке. Там была куча моих друзей, меня все расцеловали-разобнимали, все хорошо проводили время. Подошел парень, я даже не помню, кто он такой, маргинал, дико пьяный, я его редко видела в тусовке… И он стал мне втирать: «Да ты нифига не анархистка, ты не маргиналка, ты говно, ты продала все, что можно было продать, мы тебя не котируем, хрен ли ты сюда приперлась». Ребята тоже на него наехали, дико с ним поссорились, чуть не побили его. Тем не менее, он судит о том, что я не анархистка, из того, что он видел меня два раза на «Фабрике звезд». Для меня анархия – это отрицание какой-то власти надо мной.

Оно проявлялось и на «Фабрике». У нас был мальчик, Мартишин, его продюсеры назначили, можно сказать, главным. Он был такой папочка. Он решал, какие продукты мы заказываем, в какие игры мы будем играть, какой нам инвентарь нужен. Он постоянно пытался всех себе подчинить. Я была единственным человеком, который не нашел с ним общий язык. На «Фабрике» у нас была война войной, он удалял мои песни с диктофона, не передавал диски для выступления, очень много всякой дряни, всякого хлама. Он очень некрасиво себя вел, хотя ему почти 30 лет. Моя анархия проявляется в том, что я не понимаю, когда человек собирается руководить мной, моими действиями. Я очень свободолюбивый человек.

То, что я пошла на «Фабрику», было очередным проявлением моей свободы. Я считаю, что человек не имеет границ, рамок. Кто бы из сцены пошел на «Фабрику», а я пошла. Я очень переживала, был один негативный момент, связанный с «Фабрикой звезд». Якобы, меня видели на митинге в поддержку Путина. При том, что я узнала об этом только спустя три недели после того, как все было отснято. Нам сказали как. За два дня до этого сборная России выиграла у сборной Англии. И мы вроде как ехали сборную поддерживать. И я такая радостная там скачу… И там какая-то «Молодая гвардия». Я-то провела всю жизни в Беларуси, там я знаю, кто есть кто. Там я знаю, на какой концерт я могу пойти спеть, а какой концерт организован властями, и потому туда я не пойду.

А в российской политике я не секу, не знаю, что и где. Я ехала из-за футбола. Потом были всякие митинги и демонстрации, куда я уже не ездила – фабриканты там пели без меня. Я не хочу, чтобы мое пребывание в шоу-бизнесе каким-то образом касалось политики. Мое творчество – это мое творчество, а политика – это политика. В этом, опять же, моя анархия.

- Как, по твоему, можно изменить общество?
- Вообще, я считаю, что жизнь изменить человек может только сам. Человек всегда имеет выбор – сделать это или сделать то. Но, конечно, бороться лучше вместе. Потому и существует сцена определенная. Потому что люди объединены какими-то идеями, общими моральными устоями, принципами и жизненными позициями. По одиночке бороться в любом случае очень тяжело. Я считаю, что, мы (я имею в виду хардкор-сцену в общем) хоть и маленькими шажками, меняем что-то.

Я считаю, что нужно привлекать все больше и больше людей. Шли такие темы, опять же, что из-за «Фабрики звезд» антифашизм, «Еда вместо бомб», анархизм могут стать модой. Так пускай! Если будет модно давать деньги на «Еду вместо бомб» – пускай! Если модно быть антифашистом – это круто! Мы боремся для того, чтобы привлекать все больше и больше людей в нашу культуру. Мне говорят – как ты на «Фабрике» тусовалась с этими дураками, они же обыватели… Я три года назад была таким же обывателем. И не потому, что я такая плохая, а потому, что мне никто о таких идеях не рассказывал.