[324x400]
«И я надеюсь - мы победим. Больше: я уверен - мы победим. Потому что разум должен победить».
Роман Замятина «Мы» - это русская интерпретация идеального мира будущего.
«МЫ» - это звучит гордо. Люди – роботы, без чувств, без эмоций, без ошибок, без оригинальности… Почему-то все эти «без» приравнивается к свободе и счастью. Больше не существует такого понятия, как «я» и «мое». Здесь все равны, и все равно. Мир, где проявление любых эмоций, виденье снов, наличие фантазии – это лишь проявление страшной и неизлечимой психической болезни под названием «душа». Все давно подчинено фактам, математически обосновано.
«А счастье... Что же? Ведь желания - мучительны, не так ли? И ясно: счастье - когда нет уже никаких желаний, нет ни одного...»
И на фоне всего этого строитель космического корабля, такой же как все свободный от голоса сердца, который влюбляется, нет скорей заболевает женщиной дикой, необузданной, чувственной, неправильной, непонятной… И эта дикарка, эта отступница от «МЫ» и приверженец «Я», порабощает его разум, его сердце, его появившуюся душу…
«Значит - любишь. Боишься - потому, что это сильнее тебя, ненавидишь - потому что боишься, любишь - потому что не можешь покорить это себе. Ведь только и можно любить непокорное»
Наука и искусство, знание и чувство, свобода и упорядоченность, необузданность и обдуманность, сердце и разум… Мечты об абсолютном счастье… Какое оно? И в чем разница между жизнью и существованием?
«Тебе, математику, - разве не ясно, что только разности - разности - температур, только тепловые контрасты - только в них жизнь»
«Что вам за дело - если я не хочу, чтобы за меня хотели другие, а хочу хотеть сама… если я хочу невозможного...»
В книге передача душевного состояния осуществляется с помощью символов. И эти символы, они гораздо больше говорят мне, и чувства вызывают более глубокие. И отпечаток… Это ощущение… Это не описание чувства – это и есть чувство… Улыбка – оскал, раздражающий , опущенные шторы глаз, пунктирное дыхание… - все это так близко.
C физической несвободой еще можно смириться. Мы почти каждый день делаем то, что можем, а не хотим, а еще чаще то, что должны. Но как можно без глупостей, без фантазии, без желаний… Как это можно отнять? Как можно отнять у человека самое ценное – самого себя настоящего, свое «я»…
Этот роман задает сложные вопросы не только о будущем человечества, его социальном устрйстве, но и о религии. Во всех отношениях наиболее интересной частью, на мой взгляд, романа является речь Благодетеля:
"...А сам христианский, милосерднейший Бог, медленно сжигающий на адском огне всех
непокорных -- разве Он не палач? И разве сожженных христианами на кострах
меньше, чем сожженных христиан? А все-таки -- поймите это, все-таки этого
Бога веками славили как Бога любви. Абсурд! Нет, наоборот: написанный кровью
патент на неискоренимое благоразумие человека. Даже тогда -- дикий, лохматый
-- он понимал: истинная, алгебраическая любовь к человечеству -- непременный
признак истины -- ее жестокость. Как у огня -- непременный признак тот, что
он сжигает. Покажите мне не жгучий огонь? Ну, -- доказывайте же, спорьте!
Как я мог спорить? Как я мог спорить, когда это были (прежде) мои же
мысли -- только я никогда не умел одеть их в такую кованую, блестящую броню.
Я молчал...
-- Если это значит, что вы со мной согласны, -- так давайте говорить,
как взрослые, когда дети ушли спать: все до конца. Я спрашиваю: о чем люди
-- с самых пеленок -- молились, мечтали, мучились? О том, чтобы кто-нибудь
раз навсегда сказал им, что такое счастье -- и потом приковал их к этому
счастью на цепь. Что же другое мы теперь делаем, как не это? Древняя мечта о
рае... Вспомните: в раю уже не знают желаний, не знают жалости, не знают
любви, там -- блаженные с оперированной фантазией (только потому и
блаженные) -- ангелы, рабы Божьи... И вот, в тот момент, когда мы уже
догнали эту мечту, когда мы схватили ее вот так ( -- Его рука сжалась: если
бы в ней был камень -- из камня брызнул бы сок)..."