ПОЭТИКА БЕЗЫМЯННОСТИ
(ПО МОТИВАМ МИЛАНА КУНДЕРЫ)

О Кундере в мире пишут много. Есть большой сайт в интернете www.kundera.de , где можно найти разнобразную информацию по-английски и по-немецки. Думаю, что стоит привести основные биографические данные. Для лингвистов, например, небезынтересно узнать, что Кундера некоторое время читал курс сопоставительного языкознания в университете г. Ренна в Бретани.
Этот биографический факт позволит новыми глазами прочесть известный пассаж о сострадании (сейчас бы мы сказали: о концепте «сострадание») в «Невыносимой легкости бытия». А, зная профессиональную кинематографическую «подкованность» этого писателя, оценишь не только семиотичность жеста героини «Бессмертия», но и его зрительную эстетику.
Милан Кундера родился 1 апреля 1929 г. в чешском городе Брно. Его отец, пианист и музыковед Людвик Кундера (1891—1971), был ректором консерватории. В юности Милан Кундера писал стихи, играл в джазовом ансамбле. Став студентом Пражского университета, изучал литературу и теорию музыки и кино. После окончания университета был ассистентом, а затем профессором на факультете кинематографии Пражской Академии музыки и драматургии и одновременно членом редколлегии двух литературных журналов. В 1948 г. Кундера, как и многие интеллектуалы, с энтузиазмом вступил в коммунистическую партию, откуда через два года был исключен за индивидуалистические настроения. Повторно его приняли в партию в 1956 г. На этот раз членство в партии продлилось до 1970 г. С середины 50-х гг. он пишет для театра, пишет эссе, переводит. Как писатель он становится известным после трехчастной книги «Смешные любови» (1958—1968). Его первый роман «Шутка» (1967) отразил несогласие автора с догмами сталинизма . После вторжения советских войск в Чехословакию 21 августа 1968 г. Кундера как один из активных деятелей «Пражской весны» был уволен с работы, его книги были изъяты из библиотек, а в 1970 г. последовал полный запрет на публикацию. Второй роман Кундеры «Жизнь в другом месте» был опубликован уже в Париже в 1973 г. В 1979 г. как реакция на «Книгу смеха и забвения» последовало лишение его чехословацкого гражданства. С 1981 г. Милан Кундера гражданин Франции. Первое его произведение, написанное по-французски,— эссе «Искусство романа» (L'art du roman, 1986). Первый роман, написанный во Франции, но еще по-чешски, — «Бессмертие» (1990). Последующие романы он пишет по-французски: «Неспешность» (1994, рус. пер. Ю. Стефанова, 1996), «Подлинность». Известно, что Кундера внимательно следит за тем, как его произведения переводятся на другие языки. Свое отношение к фальсификации текста при переводе он высказал в эссе «Нарушенные завещания». Также известно, что с 1985 г. он дает лишь письменные интервью, чтобы избежать неверного цитирования, а также то, что он не любит публичности и путешествует инкогнито. Самым знаменитым его романом остается «Невыносимая легкость бытия», написанная в 1982 г, кинематографическая версия которого (реж. Ф. Кауфман, 1987 г.) также имеет большой успех.

Современная критика склонна относить творчество Милана Кундеры к европейскому варианту магического реализма . Также Кундера увенчан титулом классика литературы XX века и одного из великих романистов вообще. Писать о нем литературоведам трудно. Связано это не столько с многослойностью его текста, его чрезвычайно разветвленной структурой, сколько с перенасыщенностью текстов автокомментариями. Писатель практически не оставляет места для фантазии читателя. Так, роман Кундеры «Бессмертие» назван одним критиком «трехголовым чудищем»: это сплетенный воедино а) роман, б) метароман, т. е. роман о том, как писался роман, и в) комментарий . Это «редакторское всеведение» (editorial omniscience), причем усиленное еще: «я как свидетель» (I as witness) (ср. всезнающий повествователь в «Неспешности», который к тому же физически присутствует в отеле, где развиваются события романа. Также ср. последнюю главу романа «Подлинность», где рассказчик вдруг начинает говорить «я вижу»).

Представляется интересным проследить, какое место в этом столь прихотливо структурированном мире, которым правит не только всезнающий, всевидящий, но еще и все комментирующий нарратор, занимает безымянность, какое устанавливается отношение между безымянностью и именем и какую текстовую функцию выполняют приемы, связанные с отсутствием имени . Тем более, что все комментирующий Кундера (на этот раз, правда, не в тексте романа, а в эссе «Нарушенные завещания») не оставил без реплики и эту проблему.

<...> что касается романа: ставится под сомнение знаменитый девиз Бальзака: «Роман должен соперничать с актами гражданского состояния» <...> Если персонаж должен соперничать с актом гражданского состояния, для начала он должен иметь настоящее имя. От Бальзака до Пруста невозможно представить себе безымянный персонаж. Но у Жака, героя Дидро, вообще нет фамилии, переходящей от отца к сыну, а у господина ни имени, ни фамилии. Панург — это имя или фамилия? Имена без фамилий, фамилии без имен — это уже не имена, а знаки. Главный герой Процесса вовсе не Йозеф Кауфман, или Краммер, или Кёль, а Йозеф К. Герой Замка потеряет все вплоть до имени, чтобы довольствоваться одной единственной буквой. Die Schuldlosen (Невиновные) Броха: один из главных героев обозначен буквой А. Главный герой Человека без свойств Ульрих не имеет фамилии. Начиная со своих первых рассказов, я инстинктивно избегал давать персонажам имена и фамилии. В Жизни не здесь у героя есть только имя, его мать обозначена словом «мама», подружка — «рыжая», а ее любовник — «сорокалетний». Можно ли это называть манерностью? Я действовал тогда совершенно спонтанно и понял смысл моих действий значительно позже: <..> мне не хотелось, чтобы поверили, что мои персонажи — реальные люди, имеющие свидетельство о браке.

Имя → безымянность1 (неимение имени, Namеnlosigkеit) — самая трагическая пара не только в творчестве Кундеры (можно вспомнить о традиционных культурах, где лишение имени равносильно лишению жизни). Это один из глубинных мотивов романа «Подлинность», где особое значение имеет последний эпизод:
А почему бы вам не остаться вместе со мной, Анна? — в свой черед спросил старик укоризненным тоном. — Анна? — она леденеет от ужаса. — Почему вы зовете меня Анной? — Но разве это не ваше имя? — Я никакая не Анна! — Для меня вы всегда были Анной!

Из соседней комнаты донеслось еще несколько ударов молотка; он повернул голову в ту сторону, как бы раздумывая, не вмешаться ли. Она воспользовалась этой заминкой, чтобы попытаться понять: она и без того голая, а они все продолжают раздевать ее. Раздевать так, чтобы у нее не осталось собственного «я». Раздевать так, чтобы у нее не осталось собственной судьбы! Назвав ее другим именем, они бросят ее среди незнакомых людей, которым она никогда не сможет объяснить, кто она такая. Нет надежды выбраться отсюда. Двери заколочены. Ей нужно начать с самого малого — с начала. Начало — это ее имя <...>.

Страх потерять имя связан со страхом потерять жизнь. Если посмотреть на роман «Подлинность» через этот эпизод, то, наверное, захочется подобрать другие варианты перевода французского заглавия «L'identite». Протагонистов в этом романе заботит не подлинность их экзистенций (категории подлинности / истинности вообще не находится места в кундеровском мире), а именно идентичность / тождественность.

Помимо человеческой экзистенции, движение от имения имени к его неимению может отражать и экзистенцию социальную. Вот характерный эпизод из «Невыносимой легкости бытия»:

Через два часа они [Томаш и Тереза] доехали до маленького курортного городишка, где лет шесть назад провели несколько дней. Думали заночевать там. Они остановили машину на площади и вышли. Ничего не изменилось. Напротив была гостиница, в которой они когда-то жили. Перед ней — та же старая липа. Влево от гостиницы тянулась старая деревянная колоннада, а в конце ее бил в мраморную чашу источник, к которому, как и в прошлый раз, склонялись люди со стаканчиками в руках. Томаш снова указал на гостиницу. И все-таки что-то изменилось! Когда-то она называлась «Гранд», теперь на ней была надпись «Байкал». На углу здания была табличка: Московская площадь. Затем они прошлись по всем знакомым улицам, просматривая их новые названия: Сталинградская улица, Ленинградская улица, Ростовская улица, Новосибирская улица, Киевская улица, Одесская улица; были там санаторий «Чайковский», санаторий «Толстой» и санаторий «Римский-Корсаков»; были там отель «Суворов», кинотеатр «Горький» и кафе «Пушкин». Все названия были взяты из русской географии или русской истории.