С возрастом Лев Николаевич полюбил сладкое. Письменный стол в кабинете отныне был засыпан леденцами. Нельзя было и шагу ступить, что бы не наткнуться на коробку пастилы или корзинку с козинаками. К утреннему и вечернему чаю теперь подавалась клюква в сахарной пудре, шоколадный хворост, нежно-розовые помадки, всевозможные тянучки и, конечно же, знаменитое яснополянское варенье. Особое предпочтение Толстой отдавал мёду, веря в его целебную силу и животворные свойства. Софья Андреевна, относительно спокойно переносившая многочисленные чудачества мужа, стала замечать за собой, что отныне трапезы вызывают в ней растущее раздражение. Сидя за столом, она с трудом сдерживала себя, наблюдая, как граф отрезает кружочки от сваренной в меду моркови, не спеша вкладывает их рот и принимается быстро, по-заячьи жевать, сладострастно прикрывая глаза. Софья Андреевна вспоминала дни, когда за этим же столом, супруг, одетый в охотничий кафтан на голое тело, потчевал её и многочисленных соседей только что добытым кабаном. Поднимал бесчисленные тосты и учил есть мясо по-горски, чередуя каждый кусок с пёрышком базилика или веточкой кориандра…
Однажды ей приснилось, что граф превратился в огромного шмеля и, звеня слюдяными крыльями, бился о дверцы буфета, пытаясь добраться до варенья. Софья Андреевна тогда ударила его тряпкой, и Лев Николаевич, обиженно гудя, улетел куда-то под потолок.
Недавно, будучи в гостях, она, отвечая на вопрос, «чем занят граф?» ответила, что «трудится, как пчела» и, к всеобщему удивлению, рассмеялась.