В один из дней приехала на слёт девушка по имени
Люба, лет двадцать пять ей было. Одета Люба была в
простенькую юбку чуть ниже колен да кофточку льня-
ную с вышивкой. На плече сумка небольшая на ремне
висела, нарядов у Любы немного было. Шла девушка
по улице в надежде отыскать какое-нибудь жильё в
частном секторе. Во время слёта все номера в гости-
ницах, отелях и пансионатах заранее бронировали
люди. Да и не было у девушки денег для оплаты дорогих
гостиничных номеров, потому и искала она жильё
попроще. Но в частном секторе во время прохождения
брачных слётов не просто было отыскать жильё. Без
особой надежды на удачу Люба обратилась к вышедшей
из калитки частного дома женщине:
— Здравствуйте. Скажите пожалуйста, нет ли в
вашем доме места для ночлега? Мне желательно, чтоб
подешевле.
Женщина ответила:
— Зря ищешь, девица, всё занято давно. Заранее
через бюро квартирное все приезжающие договари-
ваются о проживании. Ты зря время не теряй, иди-ка
лучше на вокзал, а то и там присесть не будет места.
— Спасибо за совет вам, я так, наверное, и поступлю,
— ответила ей Люба и пошла по улице по направлению
к вокзалу.
— Постой, девица. Подойди ко мне, — окликнула
женщина, и Люба к ней вернулась.
— Ты вот что, ты попробуй постучись или позво-
ни в тот дом, что от меня через четыре дома будет.
Там на калитке есть звонок — ты кнопочку нажми.
Может, и выйдет бабка старая, похожая на бабу-ягу: она
гречанка, нос у нее крючком. Мой муж сказал:
гречанки молодые все красавицы, а старые как бабы-
ёшки. Так ты, девица, попросись к ней на постой. Она
раньше, когда мужик её жив был, много людей пускала,
а умер, так с тех пор — ни одного уж третий год, но ты
попробуй, попросись, а вдруг она тебя и пустит.
— Спасибо вам, попробую, — сказала Люба. И к
дому подошла, указанному женщиной. Нажала на кно-
почку звонка один раз, через минуту ещё нажала
кнопку на калитке, но никто не выходил. Десять минут
прошло, дверь скрипнула, и из дома старушка
сгорбленная вышла. Кряхтя, к калитке по дорожке,
увитой виноградом, подошла, калитку отворила, заго-
ворила даже не поздоровавшись.
— Ты что ломишься в калитку, девка? — недоволь-
но спросила.
— Я попроситься к вам на постой хочу. Мне добрая
женщина, соседка ваша, посоветовала.
— Она не добрая, она смеялась над тобой. Уже давно я
не пускаю никого.
— Я знаю, она мне и это рассказала. Но я за целый
день себе жилья не отыскала, вот и решилась на удачу
обратиться к вам.
— Решилась на удачу. Не будет у меня тебе удачи.
— Вы тут все приехали на удачу. И ты, как все, при-
пёрлась жениха искать?
— Я суженого встретить своего хочу. Пожалуйста,
простите меня за беспокойство, я на вокзал сейчас
пойду, переночую там.
Накрапывать стал дождик, и старуха проворчала:
— Напасть какая с девками. Напасть. И дождь
пошёл. Ладно, я тебя под навес в саду определю. Там
есть гамак, скамейка, гвозди, чтобы одежду вешать. А
за ночь каждую мне по пятьсот рублей будешь платить.
— Пятьсот? — удивилась Люба.
— А ты сколько думала? Ты что, к родственникам в
гости ехала?
— Согласна на пятьсот. Просто я хотела побыть
здесь десять дней. Но ничего, побуду пять. Согласна я на
ваши условия, бабушка.
— Тогда пойдём, где будешь спать, посмотришь и
деньги мне вперед плати за каждый день.
— Пять дней прошло. И Люба утром стала нехитрые
свои вещички аккуратно укладывать в сумку. К ней
кряхтя, на палку опираясь, старуха подошла.
— Засобиралась, девка? Уезжаешь?
— Да, бабушка, пять дней уже прошло.
— Прошло. Билет купила? — старуха спросила и
села на скамейку.
— Да, я купила билеты сразу туда и обратно. Он
через пять дней будет действительным, но может,
поменять удастся на сегодня или на завтра.
— Не удастся поменять, народищу вон сколько
понаехало. Ты вот что, девка, поживи ещё пять дней до
даты своего билета.
— Я не смогу пожить. Мне нечем заплатить вам.
— Нечем заплатить, ну так не плати, так поживи.
— Спасибо, бабушка.
— «Спасибо» она мне говорит, да толку от твоего
житья тебе не будет.
— Почему?
— Я наблюдала за тобой. Так нынче женихов не
ищут. Зачем с рассветом ты встаёшь, к чему? Все
женихи ещё спят, когда рассвет. А спать ложишься
рано. Как раз вечерние гулянки начинаются, а ты
укладываешься. Женихи все гуляют до полуночи. Ты в
десять уж спишь. Одета как монашка, не красишься
совсем. Так нынче женихов не ищут.
— Я тело, бабушка, своё готовлю к встрече с
суженым, вот потому режим стараюсь соблюдать. Не
крашусь потому, чтобы узнать меня он мог.
— Узнать? Ты, девка, со странностями в голове.
— И мама мне так говорит. Но я с собой поделать
ничего не могу. Мне часто снятся сны, как ищет он
меня по всему свету и найти никак не может.
— Сны? Снятся? И здесь тоже снился?
— Да, уже два раза. Один раз, будто я в саду боль-
шом гуляю, и он там тоже был, но мы никак друг к
другу подойти не смогли. И голос я как будто его
слышала, всё звал меня: «Где ты? Где ты?».
— Слышала? Голос? Тебе к врачу, наверное, надо
обратиться, девка. Что ж надо так в голову о суженом
вбивать? Что даже голоса во сне.
— Мне снится иногда, как будто с ним когда-то я
давным-давно жила. И были у нас дети, внуки.
— Жила? Были? Ты что же, девка, и внешность его
можешь описать?
— Могу: он ростом на полголовы выше меня,
русоволосый. И карие глаза. Улыбка добрая, между
зубов расщелинка небольшая. Степенная походка.
— Расщелина? Походка? А если подойдёт другой?
— Так подходили. Дома мама каждый раз ругает,
говорит, что мои сны меня в девках сидеть заставляют.
— Заставляют? Конечно, заставляют. С такими с
нами не найти тебе, не встретить жениха. Ты знаешь,
девка, вот чего тебе скажу. Сегодня вечером возьми у
меня цветастую шаль. Набрось на плечи, помоднее
завяжи её. Да прогуляйся по набережной попоздней.
— Спасибо, бабушка, вам за заботу. Но мне нельзя на
кофточку набрасывать шаль. На кофточке орнамент
вышила сама. Он мне во сне приснился. И будто я в
кофточке с орнаментом таким когда-то в прошлом со
своим суженым в саду гуляла.
— С орнаментом? Гуляла? Ну, девка, ты же... Бог
тебе судья. Там на столе у дома молоко, и я лепёшек
напекла, поешь, к соседям я схожу.
— Старуха удалялась кряхтя. Себе под нос ворчала:
«Пустила на свою седую голову. Ну дура я. Пустила,
теперь переживай тут за неё. Пойду, уговорю сосед-
ского сына: пускай за девкой поухаживает. Да, поуха-
живает. Так он черноволос, а ей русого с расщелиной
подай, а у соседей нет такого. Пустила на свою голову».
— Люба с утра по скверу побродила. В обед купила
пирожок с картошкой. Когда мимо ресторана шла, из
двери выходила группа мужчин. Они смеялись и весело
переговаривались на каком-то иностранном языке.
Увидев Любу, они к ней обратились на своём языке, но
Люба не поняла речь иностранную и прошла мимо.
Мужчины тут же заговорили с другими девушками.
— И вдруг, не оглядываясь назад, она почувствовала:
от группы весёлых иностранцев отделился кто-то и
идёт за ней. Она точно знала, что идёт он именно за
ней. Она его шаги даже считала, свой не ускоряя шаг, и
почему-то сердце её трепетало. Она сзади себя дыханье
его ощутила, и вдруг заговорил идущий сзади
иностранец на непонятном языке:
— Mit dir, die wünderschöne Göttin, dürfte ich
den ewigen Raum der Liebe schaffen.
(С тобой, прекрасная богиня, я мог бы сотворить
Любви пространство на века. — Пер. с нем.).
Слова с немецкого перевести Люба не могла. Но
почему-то прошептала:
— Тебе я помогать готова в сотворении великом, —
и повернулась к незнакомцу.
— Перед ней стоял мужчина молодой, её повыше на
полголовы. Русоволосый, карие глаза, с улыбкой доброй
и маленькой расщелиной между зубов. Он руки
протянул к Любе и, не чувствуя себя, не ведая
случившегося, Люба к его груди прильнула. Он обнял
вздрагивающее тело, как будто вечно его знал.
— Невидимые в вышине планеты от восторга задро-
жали: о, сколько нужно было им событий сотворить,
нитей судьбы прокладывать веками! Но получилось!
Встретились они и обнялись!
Радомир с прекрасной Любомилой. И пусть не
помнят прошлого они — их души будущее сотворят
прекрасным.
На пляже люди недоумевали: зачем парень с девушкой
чертёж какой-то создавали на песке или рисунок. На
разных говорили языках, но будто бы друг друга
понимали. То обсуждали нарисованное, то спорили
слегка или вдруг с чем-то в восторге соглашались.
И увлечённые рисунком, Любомила и Радомир тоже не
знали, что рисуют на песке они проект поместья
превосходного, который перед своим венчанием создали
пять тысяч лет назад.
— Здесь нужен пруд, он должен круглым быть, —
на языке своём, сообщал Радомир и вырывал в песке
круглую ямочку.
— Совсем не так, — шептала Любомила, — оваль-
ным должен пруд быть, — и исправляла круг на овал.
— Да, точно как-то лучше пруд-овал, — с ней
соглашался Радомир, как будто вспомнив что-то.
А вечером они пришли в дом, где остановилась
Любомила. У бабушки-хозяйки разрешения она спро-
сила, чтоб спутник мог с ней перед сном побыть.
Хозяйка разрешила.
С улыбкой засыпала Любомила в гамаке, он на скамье
сидел, слегка гамак качал и осторожно веткой отгонял
мошек разных. И тихо-тихо что-то пел.
А из окошка дома, слегка занавеску приоткрыв, на
них старушка до предрассветного утра смотрела.
Утром на столике пред домом кувшин стоял с
молоком, лепёшками, тканью белою прикрытый. Там же
лежала записка, написанная старческой рукой. Ее читала
Любомила:
— Ушла я по делам. Меня два дня не будет. Дом
сторожите, чтоб сторожить, в комнате большой
живите. Есть в холодильнике еда...
Уехали Любомила и Радомир вместе, а куда? Века
покажут, где их род воспрянет.

ВЕНЧАНИЕ АНАСТАСИИ

Прощаясь с дедушкой Анастасии, я сказал ему:
— Вы уж меня простите за непонимание, когда мы
там, в тайге, о целях и задачах партии говорили. Теперь
я понял: чем сильнее семьи в государстве, тем больше
любящих в нём станет жить семьей, тем в государстве
больше и порядка будет.
Осмысленные надо обычаи вернуть, обряды наших
предков. Их надо только как-то к современности
приспособить. Вообще, я начинаю понимать, что это
даже не обряды в обычном понимании этого слова. Эта
великая наука о жизни. А волхвы — величайшие
мудрецы и учёные.
И ещё знаете, о чём сейчас жалею? О том, что не
знал раньше, ещё до встречи первой с Анастасией, не
знал ничего об обрядах. О том, что с их помощью
планеты можно с пользой для семьи использовать. Я не
знал, и пришлось Анастасии рожать сына, потом дочь
необвенчанной.
Дедушка как-то хитро на меня посмотрел, улыбнулся
в седые усы и сказал:
— А теперь вот узнал и задумался, от тебя ли сына
родила Анастасия и доченьку?
— Ну не то чтобы сильно задумался. Но всё же не
лишним будет и нам с Анастасией совершить нужный
обряд.
— Это хорошо, Владимир, что ты сожалеешь.
Понимать, значит, начинаешь суть бытия и где сейчас
находится сообщество людское. Но сожаления твои
напрасны относительно Анастасии. Она обвенчана
была, пред тем как ночь первую с тобою провести.
Я некоторое время даже говорить не мог, потом
выдавил из себя:
— С кем? Я ж не венчался. Точно помню.
— Ты не венчался, нам её одной хватило. Три дня
отец не мог в себя прийти от её выходки. Такой
выходки, что миллионы лет не мог придумать ни один
мудрец. Ну, в общем, повенчана она.
— С кем?
— Может, с тобой.
— Но я ведь не венчался. И почему «может?» Вы
что, в точности не знаете?
— То, что она сделала, Владимир, пока оценить
некому. Возможно, она создала сама величайший
обряд и предоставила возможность всем женщинам
своих незаконнорождённых детей законнорождёнными
сделать. Возможно, ещё что-то в небе сотворила. Ею
сотворенное, быть может, волхв один лишь оценить
сумел бы. Я лучше по порядку всё расскажу.
Когда ты первый раз пришёл с Анастасией на её
полянку и спать укладывался в её землянке, нам
пришлось прийти на полянку внучки.
— Зачем?
— Она позвала. Мы почувствовали это и пришли к
озеру вместе с моим отцом.
— Анастасия стояла на берегу, в руках она держала
сплетённый из цветов венок и была вся какая-то
торжественная, ухоженная как невеста. Когда мы
подошли к ней, отец строго спросил:
— Анастасия, события какие тебе позволили мысли
наши вечерние прервать?
— Дедулечки, мне ж кроме вас и некого позвать,
лишь вы одни понять меня способны.
— Говори, — отец позволил мой.
— Я повенчаться собралась, в свидетели венчанья
моего вас позвала.
— Венчаться? — переспросил Анастасию я, —
венчаться? И где же твой жених?
Не должен был я говорить, когда отец вёл диалог. Он
строго на меня взглянул. Она не мне, ему как старшему
сказала:
— Когда обряд венчания творится, сначала спра-
шивают молодых, как будет жизнь устроена вокруг.
Какое сотворено пространство.
Отец об этом знал, не нарушая правил, согласился.
Вот тут-то, похоже, нас внучка и отключила, как
говорится на вашем языке, или очаровала, как в
прекрасном сне.
Анастасия стала о будущих соседях говорить своих.
Она умеет своей мыслью голограммы строить, об этом
знаешь ты, Владимир.
— Да, знаю.
— Но в тот раз над гладью озера она картины
необычайно быстро о будущем земном меняла. Необы-
чайно яркие, влекущие её картины были.
То люди по аллеям шли цветистым, степенно улы-
баясь и уверены в себе. То дети к речке по лугу бежали,
на ангелов похожи. То вдруг как будто с высоты мы в
озере прекрасном видим планеты отражение.
И было множество картин и эпизодов чудных и
пейзажей необычной красоты.
И вдруг, как будто из тумана, над озером возник
один человек. А всё другое вдруг исчезло. Этот человек
стоял в центре озера один и смотрел на нас. Вскоре к
нему справа подошёл ещё один мужчина, потом девица
необычной красоты, вторая, третья. Потом к ним
подошли два мальчика-близняшки, взявшись за руки.
Людей стояло множество, все были стройны, высоки. На
нас они смотрели с улыбкой доброй, от того приятное
тепло по телу разливалось. В этот момент услышали мы
голос внучки:
— Дедулечки, смотрите: это правнуки о вас с
тёплой улыбкой на устах задумались. Смотри, дедулечка
мой Моисей, стоит с краю малыш, он на тебя похож и
взгляд его твоей душою светится.
Когда исчезли голограммы все, а мы под впечат-
лением необычным продолжали оставаться, Анастасия
вдруг произнесла.
— Как думаете, кто повенчать сможет меня?
И мой отец, не чувствуя подвоха, как требует того
обряд венчания, спросил:
— Девица, кто повенчать может тебя?
А она в ответ:
— Венчаю я сама себя пред вами, небом и своей
судьбой. — И возложила сама себе на голову венец.
— А где избранник венценосный твой? — вопрошал
отец.
— Ко сну готовится он. Но когда бодрствует, то
тоже спит. Он ничего не знает об обрядах. Его потом,
через года, нужно спросить.
— Нарушила ты правила, Анастасия, — строго
сказал отец. — Науку древнюю волхвов. В обряде двое
принимать участие должны, венчаться только друг с
другом могут люди. Обряд венчания не состоялся.
— Дедулечка, поверь, он состоялся, я теперь венчана
пред небом. В обряде двое принимать участие должны.
Но ведь всегда сначала спрашивают одного, потом
другого о желанье обвенчаться.
Меня спросили — я дала ответ. Избранник думает
пусть сколь угодно лет. Между вопросами сколько
продлиться должно время, никто не указал. Минута или
десять лет. Но даже если будет отрицателен ответ,
останусь я повенчанной перед собой. И не нарушу
вековой завет.
Сказать ещё что-то хотел отец, он даже начал
говорить, но в небе грянул гром, слова его все заглушая.
И повернулся, и пошёл отец, пути не выбирая. Так делал
он, когда в волненье находился. Я еле поспевал за ним и
слышал, как быстро говорил он, будто сам себе:
— Настырная она, хитра, умна, ей возразить не сразу
удаётся. Ей будто небо вечно потакает. Она планет
взаимодействие меняет. Что ж, у женщин есть теперь
возможность самим венчаться и на законном основании
рожать детей? Надо осмыслить совершённое Анастасией,
но сначала надо вернуть всё в прежние законы бытия.
Не зря ж они веками были. Чтобы вернуть, надо весомо
возразить. Но я не смог: она хитра, умна, но я... Вот я
нашёл, как возразить и отменить обряд.
Отец вдруг резко развернулся и к озеру направился.
Когда мы к озеру приблизились, но ещё не вышли из
кустов, увидели над озером едва заметный необычный
свет. И звёзды отражались на воде. И падали, как будто
звездопад случился. А наша внучка одна сидела на
поваленной сосне в своём венце цветочном, смотрела в
сторону землянки, где ты спал, и тихо пела.
Мой отец не стал выходить из кустов, послушал её
пение, потом сказал:
— Она повенчана. — И стукнул посохом о землю.
— Никто не властен отменить её венчание. По силе
равных нет ему, и, — добавил тихо отец мой: — небом
внучка наша венчана иль сама собой — одно и то же.
— А что пела Анастасия? Какую песню?
— Такую вот:
Я сама собой повенчана —
И теперь твоя я женщина.
Мой единственный мужчина ты.
Претворятся в жизнь наши мечты.
На Земле, планете голубой,
Будет счастлив сын у нас с тобой,
Будет дочь красива и умна,
Людям много принесут добра.
Небом я с тобой повенчана.
На века твоя я женщина.
На звезде, далекой и большой,
Будут внуки жить наши с тобой.
Продолжение следует...
(всё описанное здесь взято из книги 8 часть 2 "Обряды любви" Владимира Мегре.