Это цитата сообщения _Impossible_is_Nothing_ Оригинальное сообщение
~Осенняя исповедь (Ты мне пишешь...)~
Рассказ,написанный мною за два дня.
Кто осилит - спасибо.
P.S. - имеется музыкальное сопровождение.Открываем - и читаем,слушая (кто хочет) (слушаем,но не клипы смотрим =) )
~~~
Lene Marlin – Faces
Письмо 1.
З1 августа, 23:15, Англия, Лондон
дневник Дугласа
«Знаешь, это лето было особенным.
Не таким, как раньше. Наверное, ещё ни разу в жизни у меня не было вот такого вот лета.
Это трудно объяснить, и я сейчас не найду нужных слов. Меня переполняют эмоции, переполняют через край – такое странное состояние, словно ты с головой чем-то охвачен, неописуемым чувством, от ощущения которого дрожат кончики пальцев и хочется дышать глубоко-глубоко твоими глазами. Невероятного оттенка бирюзовыми глазами.
И я дышу. И чувствую себя самым живым человеком на этой Земле – потому что у меня есть ты, и ты, как воздух – всюду.
Кажется, что до появления тебя в моей жизни, меня не было.
Как же я раньше ничего этого не видел? Оглядываясь назад, я словно вижу слепого, замёрзшего котёнка, привыкшего к холодности окружающего мира и не верящего ни в тепло, ни в свет – таким я был.
Но теперь у меня есть ты. И я, как путник, прошедший через самые жаркие пустыни за мечтой и наконец-таки её заполучивший - я счастлив, именно, как никто другой. У моей мечты даже есть имя - Александра.
Знаешь, ведь ты подарила мне мир, свой мир, и вся моя жизнь преобразилась.
Я раньше никогда и ни с кем не встречал рассветов на крышах небоскрёбов, никогда не провожал закатов на морских побережьях, не слушал ракушки, лёжа на песке, не рассматривал белые облака в голубом небе, никогда не купался в фонтанах, не пускал мыльные пузыри под дождём, даже – не поверишь – никогда не был в кукольном театре, а, оказывается, это невероятно здорово.
Как же я раньше-то жил? Просыпался совсем один, ел на завтрак холодные бутерброды, курил на балконе в тишине, часами в одиночестве стоял под душем, ложился рано спать и всё равно не высыпался…
Все дни, что были до тебя, сейчас видятся невероятно серыми и пустыми.
Может, это вовсе и не я был?
Не я – без твоих горячих завтраков и яблочного сока, без тёплых объятий утром, без ощущения твоей головы на плече, твоих губ на своих губах каждую ночь, твоих руках в моих руках… Без этой невероятной твоей нежности.
Я не знаю, что было до тебя и не хочу сейчас знать.
Я просто люблю тебя, всей душой и сердцем.
Когда ты рядом – мне хочется лететь, лететь на крыльях, лететь вместе с тобою и кричать так сильно о своих чувствах, чтобы все, буквально каждый в этом Лондоне знал, как я счастлив рядом с тобою…
Завтра первый день осени. Только осень ли это, когда ты рядом?
Нет, это будет продолжением лета. Всё так же нашего, только нашего…».
Natasha Bedingfield - Soulmate
Письмо 2.
1 сентября, 05:17, Англия, Лондон
дневник Александры
«… мой второй рассвет без тебя.
Первый был ещё до того, как я тебя встретила, но эти ощущения были такими размытыми, что сейчас их и не вспомнить. Я тогда и подумать не могла, что буду чувствовать себя безумно влюблённой в человека, обнимающего меня за плечи и вместе со мной в тишине наблюдающим за тем, как просыпается небо…
Наверное, я тогда была совсем другой. Отчуждённой, замкнутой. Покинутой всем миром, брошенной солнцем, раздавленной этой жизнью, в справедливость которой я совершенно не верила. Я была оставленной Богом, как будто забытой людьми. Вся пропитана горечью. Одинокой. Совсем другой…
Ты даже не представляешь, на сколько сильно ты изменил меня, Дуглас. Тебе это не ведомо, и я не знаю, поймёшь ли ты когда-нибудь…
Я ведь готова каждый день и каждую минуту быть для тебя всем и везде, лишь бы ты только был со мной и ни на секунду не оставлял. Просто чтобы смотреть на тебя, такого родного, милого, очаровательного, сексуального, смешного, немного взъерошенного и, главное – моего.
Кто бы мог подумать, что я буду вот так жить.
Дышать кем-то, жить для кого-то…
Только почему-то даже сейчас меня преследует ощущение страха. Сейчас, сегодня, с тобою – я действительно живу, только вот… Надолго ли?
Сколько ещё продлится это счастье? Моё, блаженное, какое-то невероятное…
Я взлетела с тобою так высоко, как никогда раньше.
Значит, падать будет больнее?
И не столько мне… Сколько тебе, мой хороший.
Это мой второй рассвет без тебя, и мне очень холодно. Холодно, как раньше, когда у меня всё было одна сплошная осень, и холодный балкон – самой главной комнатой в пустой квартире. И я курила в одиночестве, и сигареты горчили, и глаза слезились, и руки кутались в серый свитер. Не было неба, мира. Не было тебя.
Сегодня первый день осени. Первый день осени, после нашего с тобой лета – лета, длиною словно в целую жизнь. Жизнь, с которой я не хочу расставаться сейчас.
В ежедневнике чернеет ручкой время на белой строчке – единственной, что заполнена на сегодня, на первый день осени. И почему-то вновь горчат сигареты, как плохое предчувствие в душе…
Ты воскресил меня, Дуглас Ли Пойнтер.
И за это – я вся твоя и принадлежу лишь тебе одному.
И всегда принадлежала, всегда…
Только с тобою я полюбила эту жизнь. Полюбила себя.
Ты подарил мне самое главное и самое великое – надежду на то, что солнце в моём мире никогда не погаснет…»
1 сентября, 16:17
дневник Александры
«Сегодня, в 15: 35 моё солнце погасло.
И я не знаю, что делать.
Прости меня.
Я теперь ничего не знаю… »
1 сентября 20:48
дневник Дугласа
«Я не могу понять, в чём дело. Ведь это всего лишь осень…
Ты об этом времени года никогда не говорила, ни разу не упоминала. Почему?
Что, что не так с этой осенью? Что не так с тобой, в конце-концов?
Ты не ответила ни на один мой звонок сегодня. Тебя не было дома, когда я приходил с твоими любимыми белыми лилиями. Я смял почти все оранжевые листья у порога, но тебя не было.
Я вспоминаю вчерашний день, словно пытаясь что-то уловить, что могло бы насторожить. Но ничего не нахожу. Ты должна была хотя бы намекнуть… Но сейчас наш последний день лета кажется мне невероятно тёплым и сладким, как никакой другой.
Что было не так?
Ты ведь не могла… не могла меня бросить. Вот так…
Что-то происходит. Как будто планета вращается где-то под ногами, и я стремительно падаю…»
31 августа, последний день лета
Море. На сколько хватало глаз – везде было море. Вода, окутывавшая уходящей теплотой почти прошедшего лета, ласково омывала берег из чистейшего белого песка. Под накатывавшей белоснежной пеной то и дело мелькали перламутровым блеском ракушки, принесённые течением, и отливали как-то волшебно, словно были это жемчужные камни, освещавшие границу берега с морем каким-то странным блеском, греющим глаза под лучами заходящего солнца. Облучённое мягким багром, небесное светило рассекало длинными отражениями своих пурпурных лучей волны и медленно скатывалось к горизонту. Уходящее в невероятную высоту небо было палитрой размытых сиренево-розовых тонов, разрезами между которыми мелькали полосы оранжевой охры и красного зарева. Солёная вода, отражавшая эти невероятные краски, сливала небо с землёй и, казалось, всё вокруг было одним Раем. Тишина, нарушаемая лишь криками поздно пролетавших чаек и лёгким шумом волн, была воздушной и как будто ложилась на плечи.
И, казалось, что весь мир в ту секунду был на ладони, только каким-то маленьким и словно не важным. Когда эти двое были вместе, всё отходило на второй план и становилось лишь декорацией.
Они сидели на тонком покрывале, постеленном прямо поверх греющего последним теплом песка. Она вытянула ноги вперёд, положив голову ему на плечо и закрыв глаза. Он несмело ловил губами солнечных зайчиков на её ресницах, согревая пальцы её рук теплом своих ладоней. Он наслаждался тем, что она была рядом. Он окружал её собою, бесстыдно и немного ревниво. И даже с этим солнцем не хотел делить её, ни на секунду. Ощущение того, что отпустить он её не в силах никогда и ни за что, кололо где-то в самом сердце.
Дуглас вдруг обнял Александру и прижал к себе крепко-крепко. Ему внезапно показалось, что когда-нибудь он может её потерять. Девушка открыла глаза:
-Что-то не так?
-С чего ты взяла? – он положил голову ей на плечо, стараясь не показывать свои заблестевшие глаза.
-Ты… Ты на меня не смотришь. Подними голову, - отказать он ей не смог. Девушка обеспокоено приподнялась:
-Ты чего-то боишься?
Дуглас закусил губу. С минуту он смотрел на Александру, осознавая, что помнит каждую черту её лица, но не знает, каково это – не видеть её. Не чувствовать рядом.
-Скажи мне… Я не знаю, на сколько странно это сейчас прозвучит… Ты смогла бы меня потерять?
-В каком смысле?
-Ну… Потерять.
-Прости, я тебя не понимаю.
-Представь, что ты просыпаешься утром, а меня нет рядом. Что бы было?
Александра чуть отстранилась от него. Она долго смотрела на Дугласа, словно собираясь с ответом, а потом тихо промолвила:
-Пустота.
-То есть?
-То есть ничего. Если бы тебя не было, не было бы ничего вокруг меня. Ни света, ни тепла. Я даже не представляю, смогла бы жить сама, - ветер вдруг охватил девушку резким порывом, и она, съёжившись, прижалась к Дугласу, снова вкладывая свои руки в его. Он положил свою голову на её, чувствуя, как спокойствие растекается в крови. Но, как только ветер прекратил нещадно развевать её русые волосы, Александра снова подняла голову:
-Скажи, а что бы было с тобой, если бы не было меня?
Дуглас вздрогнул:
-Не знаю… Наверное, ничего бы не было. Я даже не знаю, как просыпаться, если без тебя. То есть… Это тяжело объяснить. Меня бы не было без тебя так же, как, наверное, тебя без меня, - он попытался улыбнуться и снова обнять девушку, но она продолжала:
-А… Если бы я умерла?
Дуглас застыл. Её голос пронзил его сквозной болью, внезапно сдавило лёгкие, как после удара.
-То есть… это… это как?
-Ну, - продолжала она совершенно невозмутимо, - меня бы не было с тобой. Совсем. Ты бы просыпался и засыпал без меня. Ну, всё было бы, как раньше – жил же ты без меня, - её глаза смотрели серьёзно.
-Ты знаешь, - он сглотнул, - я до тебя и не жил. Я был мёртвым. Ты меня…, - но тут девушка прервала его речь, вдруг бросившись ему на шею. Он ощутил, как бешено стучит её сердце. Обнял, нежно целуя в шею. Почувствовал, что по её коже пробежали крупной дрожью мурашки. Стало вдруг очень-очень тихо.
-Не говори ничего. Прости меня, - её шепот растаял белым облаком где-то в вышине, и Дуглас со спокойной душой зарылся в её длинные волосы лицом.
Где-то прокричали чайки. Начали загораться первые звёзды.
Мир снова жил. И они тоже жили в этом своём, неразделимом мире…
Dido & Rufus Wainwright – I eat dinner
Письмо 3.
2 сентября, 9:24
дневник Дугласа
«… Сегодня мой первый день без тебя. Холодно. Стыдно за каждый вздох без тебя. Я краду его. И снова и снова…. Дрожат руки. И невыносимое ощущение одиночества накрывает полиэтиленовой плёнкой сердце, завязывая всё внутри в узел. Я обрываю телефон. Я всю ночь звонил тебе, но ни на единый звонок не дождался ответа. Все стены в доме снова начали давить на лёгкие. С вечера я курил на балконе и выкурил больше, чем за всю свою жизнь. Никогда бы не подумал, что возвращение к былой жизни может быть таким болезненным. Я не знаю, что делать. Мне хочется рвать на голове волосы, и лишь вера в то, что я ещё смогу услышать твой голос, не позволяет мне упасть на колени. Мужчины не плачут. Я должен быть сильным. Твой номер, с цифрами которого я просыпаюсь и засыпаю, был набран мною невероятное количество раз, и я готов набирать его снова.
Всё это похоже на кошмарный сон. Мне кажется, что в голову уже навечно впечатались гудки телефона. Но я буду звонить, пока не сотру пальцы в кровь о кнопки телефонной трубки.
Пока ты не ответишь…»
Письмо 4.
2 сентября, 15:55
дневник Александры
«… Я проснулась с дикими криками. Мне снился кошмар, невероятно страшный кошмар. Мне привиделось, будто тебя не стало, не стало в моей жизни. Словно ты ушёл. Я даже не поняла, как, просто вдруг ощутила эту внезапную пустоту, и сквозь сон почувствовала, как больно мне стало.
Я проснулась от вскрика, от своего собственного. Мне снилось, что я бежала куда-то, не разбирая дорог, бежала по этому совсем сырому и тёмному без тебя Лондону. И улицы были маленькими, и воздуха было ничтожно мало, я задыхалась, а небо почему-то казалось неродным. И в каждом окне, каждом доме – я везде тебя искала, даже в отражениях витрин. Только тебя нигде не было, нигде, и я бежала, рыдая…
Я проснулась и почувствовала, что у меня мокрые щёки. Я плакала во сне, по-настоящему плакала. Я вытерла щёки и поняла, что мне тяжело дышать. В горле встал ком. Мне вдруг стало совсем страшно, совсем больно, невыносимо…
Всю ночь я рвала подушку, я кричала, плакала. Мне было неописуемо плохо. Я почти не смыкала глаз и прикрыла их только на утро…
Я проснулась. Был уже день. Душный от своей приторной жары, сухой и горячий. Я раздвинула шторы и внезапно поняла, что за окном осень. Я выглянула в окно и ощутила пальцами ног, что в мире всё стало безжизненным.
А потом я вспомнила, что я теперь снова одна.
Значит, это был не сон?....».
Письмо 5.
5 сентября, 11:17
дневник Дугласа
«Этого не может быть.
Ты не могла вот так взять и провалиться сквозь землю. Не могла исчезнуть, испариться. Ни слова мне не сказать – не могла!
Всё это кажется безумием, я скоро начну сдирать обои со стен от боли в голове. Страшно вспомнить, когда последний раз я спал.
Я не знаю, что делать. Я звонил тебя тысячи раз, десятки тысяч – звонил, не переставая, несколько часов подряд. Я приходил к тебе домой, но у тебя занавешены окна и на звонки и стуки в дверь никто не отвечает.
Это невозможно.
Сегодня утром я оставил у порога уже одиннадцатый букет лилий. Тот, что был принесён мною в первый день осени, уже скоро совсем завянет…
Ты никогда не стала бы оставлять цветы в жаре и пыли на улице. Твои любимые белые лилии – помнишь, когда-то я заставлял вазами с этими цветами весь дом, а ты чихала и плакала от счастья у меня на плече и целовала мои щёки и так смеялась… Сердце подпрыгивает в груди при воспоминании о твоей улыбке.
Что-то случилось, что-то страшное.
Я не хочу этой осени без тебя, не хочу…»
Письмо 6.
5 сентября, 13:36
дневник Александры
«Это невыносимо.
Ты звонишь каждый Божий день по столько часов подряд, что у меня сердце обливается кровью. Ты приходишь и по долгу звонишь в дверь, а потом, перед тем как уйти, оставляешь на пороге лилии. Мои любимые белые лилии…
Тебе сложно будет когда-либо представить, как я мучаюсь. Как тяжело мне смотреть за всем этим. Как жаль мне тебя… Я ведь знаю, что причиняю тебе боль, но прекрасно осознаю, что могу причинить ещё большую, невосполнимо большую. А я не хочу этого делать.
Я верю, что с каждым завтрашним днём ты будешь забывать меня. Мои поцелуи, прикосновения, мой запах, мою улыбку… И когда-нибудь в твоей жизни наступит тот самый день, который ты встретишь выспавшимся и вполне излечившимся от груза на сердце. Я не хочу быть камнем, привязанным к твоей ноге. И не буду…
Я проклятая, на смерть проклятая. А тебе такая не нужна.
Ты должен жить, Дуглас. Жить без меня.
Тебе просто надо начать, и ты научишься, обязательно.
Ведь ты всё можешь, если только поверишь в свои силы. Я знаю. Знаю лучше, чем кто-либо другой.
А ещё я знаю, что люблю тебя. Каждой частичкой своего сердца я тебя люблю.
И буду любить всегда…»
9 сентября, 19: 32
дневник Дугласа
«Я так больше не могу. Ещё немного, и я сойду с ума. Окончательно сойду с ума без тебя.
Ты просто не представляешь, какая для меня мука обрывать всё новые и новые дни календаря без тебя. Как тяжело мне жить без тебя. Как тяжело просыпаться и засыпать. Как невыносимо ходить по тем же дорогам и улицам, по которым ещё недавно я ходил вместе с тобой. Рука об руку…
Все те же гудки. Знаешь, мне снятся кошмары – в них я так же звоню тебе и так же не могу дозвониться…
Девятнадцать букетов у твоего порога.
У меня дрожат руки. А ещё болит горло. Я во сне зову тебя, но тебя нет.
Я курю, как в какой-то прошлой жизни, один на балконе.
Я пью холодный чай. Часами стою под ледяной водой.
Я потерял сон.
Я так больше не могу….»
Письмо 7.
10 сентября, 03:38
дневник Александры
«Я так больше не могу.
Ещё семь дней назад я бы ни за что не подумала, что может быть так больно. Ещё год назад мне такое не пришло бы в голову…
Ты ходил каждый день, ты звонил каждый день – я сходила с ума. Ты тоже сходил.
Ты исправно приносил цветы и оставлял одни и те же сообщения на автоответчике – всего одно слово: «Позвони». Ты писал в смс: «Ответь».
Я грызла ногти и курила. Мне хотелось разорваться. Разбить голову о холодильник.
Я пила кипяток и считала по десятку раз за день ступеньки в доме.
Я бы сама себя заживо съела, если б были силы. По ночам плакала – я бы глаза выколола, чтобы только не видеть, как ты мучаешься.
Но вчера ты решил меня добить. Добить окончательно.
С самого утра не было никаких вестей. Ты не пришёл ни к одиннадцати, ни к двенадцати, ни к часу, ни к обеду даже. Я разбила три из четырех любимых чашек. Что я чувствовала? Вдруг ко мне пришло ощущение того, что я тебя теряю. Безвозмездно, навсегда. Я начала выглядывать в окно – сначала тихонько, но с каждым часом всё больше и чаще приподнимая занавеску. К началу заката я, ничего не боясь, стояла у настежь открытого окна и глотала слёзы. Тебя не было.
Тогда эта боль пришла впервые. Я начала дышать и вдруг почувствовала, что мне больно. Больно внутри. Я попыталась вдохнуть глубже, но боль усилилась. Страх, что я могу задохнуться, охватил меня льдом, но с каждый вдохом боль разрасталась. Мне казалось, что она охватила меня всю, была в каждой клетке головного мозга, в крови и текла по моим венам – в какой-то момент я осознала, что сижу на полу и кашляю. Кашель раздирал меня, я им давилась, но не могла остановиться. Мне было невыносимо больно.
Я не помню какой-то определённый момент… Просто вдруг, запрокинув голову, я услышала голос. Твой голос. Услышала так близко, что замерла. Кашель внезапно прошёл, и боль вместе с ним, но всё это почему-то стало совсем неважным.
Ты разговаривал.
Сначала я подумала, что мне всё это кажется. Что я окончательно свихнулась. Но потом, найдя в себе силы подняться и подойдя к двери, я отчётливо разобрала твой голос.
Ты пришёл.
Ты пришёл к моему порогу в половину десятого ночи. Ты сидел на ступеньках у двери, положив голову на колени и обхватив её руками.
О, Боже мой… ты плакал.
Ты что-то говорил и говорил, но я ничего не слышала. Я просто приложила руку к двери и опустилась вниз. Мне словно стало казаться, что я ощущаю твоё тепло. Как и прежде. Ты был так близко, что от этого словно давно позабытого, но столь жадно желаемого ощущения у меня заслезились глаза. Я поймала себя на желании выскочить и упасть перед тобой на колени. А потом обхватить твоё лицо руками и расцеловать его. Взять твои руки в свои и никогда не отпускать…
И мне стало ещё больнее. Снова вдруг в моей крови растеклась эта гниль, и меня задушил кашель. Я отползла к дальнему углу коридора и, уткнувшись ртом в кухонный порог, беззвучно давилась кашлем, сквозь потоки непрекращающихся слёз.
Я потеряла счёт времени.
Около получаса назад я словно очнулась, поняв, что не слышу больше твоего голоса. Несколько минут я в тишине размазывала кровь по губам.
Не помню, как дошла до двери.
Я открыла её и увидела, что во всю длину забора перед самой дверью белыми лилиями было написано всего лишь слово:«Вернись»
Я поняла, что так не может больше продолжаться.
Я не могу причинять тебе такую боль»
Письмо 8.
10 сентября, 06:29
дневник Дугласа
«Я всю ночь пролежал, смотря в потолок. Глаза были сухими. Не осталось ни слёз, ни слов. Во мне боролись самые разные чувства. Преобладающим было желание напиться до свинячьего визга и обо всём этом забыть…
Мне не стало легче. Ни капельки не стало.
Мне кажется, я до сих пор жалею, что позволил эмоциям взять над собой верх… А если всё-таки ты была дома? Что, если слышала всё, что я говорил? Если была не одна…
Я смеялся, смеялся вместе с оглушающей пустотой и чувствовал, что это скорее тишина надо мной смеётся.
Вдруг в какой-то момент пришло чувство странного беспокойства. Словно что-то происходит. Я пытался бороться с ним, но, выйдя на балкон и достав новую пачку, ни одну из сигарет не смог докурить до конца – доходя до середины каждой, выбрасывал и порывался выбежать из дома. И вновь прийти к тебе.
Внезапно я понял, что тебя теряю. Совсем, полностью, всю.
Я сорвался…»
10 сентября, десятый день осени
Дуглас не бежал - он летел. Приближаясь с каждым метром ближе к её дому, он чувствовал, как тревога сковывала его сердце. И оно стучало, как бешеное, готовое вот-вот разорвать грудную клетку. Не смотря по сторонам, он мчался, с каждой минутой ощущая, что не успевает…
Лишь увидев вдалеке знакомый забор, Дуглас понял, что опоздал.
У калитки рядом с её домом стояла небольшая кучка народу, что-то бурно обсуждавшая. Резко затормозив, он растолкал людей локтями, совершенно не обращая внимания на возмущённые крики, и вдруг увидел большой белый плакат, прикреплённый к забору, на котором чёрными печатными буквами было выведено: «Продаётся».
Дуглас, как громом поражённый, застыл. Мир вокруг внезапно потерял своё значение.
- Когда она уехала? – прохрипел он даже себе самому словно незнакомым голосом.
- Минут двадцать назад, вы немного опоздали, молодой человек… А вы ей кто, собственно говоря? – немолодая дамочка с плохо скрываемом любопытством устремила на Дугласа свой взгляд, и тут же к нему присоединились все остальные. Только Дуглас, казалось, ничего вокруг не слышал.
Подчинившись внезапному порыву, он распахнул калитку и, вбежав по ступенькам, с размаха открыл входную дверь. Увидев открывшуюся ему картину, он второй раз за день упал на колени.
Весь дом был заставлен вазами с белыми лилиями. И они пахли так, словно вот-вот Александра спустится, как когда-то, по лестнице и кинется в его объятия.
Только он знал, что этого не будет.
Gwen Stefani – 4 in the morning
Письмо 9.
19 сентября, 10:07, Англия, Ноттингем
дневник Александры
«Мои дни тянутся, как палёная резина. Мне противно, мне горько.
Я не знаю, что с собой поделать. Не знаю, как теперь жить. Хотя, правильнее написать - существовать, потому что без тебя это и вправду и не жизнь вовсе…
Ты бы только знал, как сильно мне тебя не хватает. Не хватает во всём, в каждой мелочи. Я привыкла к тому, что моя постель мала, пуста и холодна, но до сих пор, даже во сне, мне снится твой голос, который наяву я не слышу уже так давно… И от этого мне плохо.
Я свыклась с почти холодным обедом и горячим молоком по утрам, но не могу привыкнуть к отсутствию твоего тепла, твоих рук… От этого плохо вдвойне.
Мне больнее от того, что ты наверняка сейчас считаешь меня самой последнее тварью на земле… От этого ещё хуже.
Но пусть лучше так – и ты быстрее меня забудешь.
Пусть лучше я буду стервой, бросившей тебя после года отношений. Твои друзья помогут тебе подобрать мне какое-нибудь совсем правильное, но не менее обидное от этого определение, и ты в него поверишь. И через месяц снова будешь в строю.
Ты закуришь свою боль и зальёшь спиртным, и тебе станет легче. Вам, мужчинам, всегда почему-то легче вот так взять и забыть, выкинуть из жизни и головы воспоминания.
Пусть ты и не такой как все. Пусть твоё сердце – самое верное и искреннее из всех сердец на этой планете. Но ты меня забудешь.
Не потому, что так правильнее или легче – потому что так надо, Дуглас, так надо…»
Luke Pickett – Empty corridors
Письмо 10.
24 сентября, 21:46, Англия, Лондон
дневник Дугласа
«Я сбился со счёта. Сколько зря увиденных рассветов и закатов. Сколько зря прожитых дней. Сколько зря переведённых сигарет.
Моё сердце болит так, словно о него кто-то хотел затушить окурок. И нечаянно прожёг насквозь.
Тебя давно нет рядом, но боль не проходит. Мне кажется, что с каждым днём ожог внутри лишь разрастается. И ни чём, кроме как о этой боли, я думать не могу.
Я ею отрезан от внешнего мира. От того, где теперь нет тебя.
Каждый день звонит телефон, но я знаю, что на дисплее не твой номер. А на автоответчике до сих пор записаны наши голоса и, каждый раз, когда он включается, мне хочется плакать. Не по-мужски плакать.
Ты меня бросила. В один отнюдь не прекрасный осенний день, в один чёртов сентябрьский день ты вдруг ушла из моей жизни – так легко, словно никогда и не была в ней ничем значимым. Только нам обоим известно, что это не так.
Но теперь весь мой мир – прострация. Я не сплю и практически не ем. Всё, даже вода, потеряло свой вкус. Всё, как прежде, что я ни делаю без тебя, не доставляет никакого удовольствия. Это снова привычка. Пагубная ли, мне всё равно. Ни в чём нет смысла.
Я, как потерянная планета, для которой ты была Вселенной. Ты занимала всё, была везде, а теперь тебя вдруг нет.
И весь мой полёт превратился в падение…
Ты была моими крыльями, моей опорой, моим воздухом.
А теперь тебя нет…»
1 октября, 01:02,
дневник Дугласа
«Я потерял тебя.
Эта фраза внезапно отчетливо прозвучала в моей голове.
Я поначалу не поверил. Я не мог, ни за что на свете, никогда…
Я потерял тебя. Тебя нет.»
Письмо 11.
9 октября,
дневник Дугласа
«… Я хотел тебя вспомнить. Какой ты была, была в моей жизни ещё совсем недавно.
Ведь я дышал тобой, безвозмездно и не восполнимо.
У меня вдруг появилось желание увидеть тебя, почувствовать.
Я пытался найти тебя – я собрал все фотографии с тобой, коих у меня было огромное количество. И на каждом снимке родными были твои невероятные глаза, твоя улыбка, твои светлые мягкие волосы, твоя красивая шея, твои изящные кисти рук с тонкими пальцами… Ты была совсем близко, когда смотрела на меня с этих фотографий. Но, в то же время, так далеко. Мне всего лишь хотелось, чтобы, хотя бы на мгновение, ты оказалась рядом. И я смог бы вдохнуть твой аромат, дотронуться до твоих губ, взять твои руки своими и никуда не отпускать…
Я проводил подушечками пальцев по твоему лицу, по каждому изгибу твоего тела, не дыша. Если бы ты только знала, какой невероятно красивой ты была для меня…
Я собрал все письма, написанные твоей рукой, все записки – что-то вроде тех, что ты вешала для меня на холодильник: «Эй, Дуглас Ли Пойнтер, ты забыл, что моешь посуду?», «Хватит дуться, весёлая мордашка ^___^ », «Помнишь?... Люблю», «Отгадай песню: тынц-тынц-тынц, тынц-тыыыынц, тынц, тынц, тынц… », «Давай купим тот синий чайник, а?», «Спасибо, люблю <3»… .
Я подбрасывал эти разноцветные листочки в воздух, я ловил их, закрывая глаза, и мне казалось, я слышал твой голос, снова слышал его, совсем рядом…
Словно на несколько секунд ты вернулась ко мне, на какие-то несколько секунд…
Только в какой-то момент твой голос упал на холодный пол. И я понял, что никогда его больше не услышу.
Долго курил на балконе. Ещё один закат…
Интересно, где ты сейчас, с кем? Что с тобой сейчас?...
Ты ведь наверняка живёшь…»
Письмо 12.
21 октября,
дневник Дугласа
«…Кажется, и я живу. Кажется, я дышу и снова сплю, хоть и сам в это пока не верю. Раньше мне казалось, что жизнь без тебя рано или поздно затянет мне на шее петлю из пустоты. Но с каждым новым рассветом я понимаю, что мои лёгкие постепенно снова наполняются воздухом.
Сердце стало заживать. Оно снова стучит в моей груди, и я снова чувствую это. Я чувствую, что по моим венам течёт чистая, алая кровь, и мне не больно.
Пусть я и не привык к бутербродам и холодному чаю, но зато открыл для себя кран горячей воды в душе, и уже немного легче.
Решил, что с курением стоит повременить, да больное горло на голосовых связках сказывается не лучшим образом.
Я стараюсь снова жить – пусть не так хорошо, как с тобой, но и не так плохо, как когда-то до тебя.
Тоска по твоим губам вернула мне вдохновение, и теперь в моей голове поселилась навязчивая идея написать какую-нибудь красивую балладу о любви, пусть пока это всего лишь наброски.
Я живу, кажется, всё же живу. Открываю для себя новые улицы и кафе, ананасовый и мандариновый соки. Вчера купил себе шарф и зонт, ведь твоих у меня теперь нет.
По утрам кофе.
На столе теперь ваза с маленьким букетом разноцветных тюльпанов, которые я, может, вскоре подарю какой-нибудь девушке.
Я вполне адекватный и среднестатистически существующий парень, коих в этом Лондоне слишком много, чтобы я чем-то выделялся.
И только шелестящие под ногами листья не дают покоя.
Подкидывая их ногами каждый вечер по пути домой, я вспоминаю тот первый день без тебя и порог твоего дома.
Что эта осень для тебя?
Каково тебе в ней одной?... »
Christina Aguilera – Save me from myself
5 ноября,
дневник Александры
« …Тротуары багряные за завесой дождя,
Осень запахи пряные разлила, уходя… (с)
Я ненавижу эту осень. Сильнее всех тех, предыдущих.
Я ненавижу эту осень. Осень, которая отняла у меня последнюю жизнь. Осень, которая забрала меня у тебя. Забрала, не давая надежды вернуть, вернуться. Обрывая все пути назад, каждую ниточку, которой я была к тебе намертво пришита.
Мне так больно ещё никогда не было.
Больно дышать и знать, что тебе может быть больнее.
Больно просыпаться и засыпать с ощущением щемящей точки, раздирающей душу.
Я не чувствую привкуса крови на губах – я чувствую твои губы.
И знаю, что никогда больше к ним не прикоснусь…
За окном листопад и сильный ветер.
Мне бы так хотелось весны…»
6 ноября,
дневник Александры
«Ты - далеко, а я с тобой всё говорю…
Как объяснить,
Что всей душой тебя люблю,
Что без тебя жизнь стала серой и пустой,
И сердце до сих пор с тобой…»
7 ноября,
дневник Александры
«Ночью было очень плохо.
Я знаю, что осталось ещё совсем чуть-чуть…
Меня покидают силы. Но чувство вины грызёт изнутри сильнее, чем душит кашель. »
15 ноября, сорок шестой день осени
Полноправно наступала осень, развевая безжалостно остатки тепла холодным ветром. Куда ни глянь – она уже была всюду, и не спасали ни летние фотографии, ни длинные пальто. Солнце щекотливо пыталось согреть замёршие носы прохожих, но его тут же скрывали вспененные серые облака, затянувшие небо.
Уже скоро начнётся сезон ливневых дождей, предшествующий декабрьским изморозям. Уже скоро начнёт падать снег, заметая остатки грязной осени, скоро будет зима, и предчувствие наступающих морозов уже мелькает порывами в воздухе, и даже тёплое парообразное дыхание прохожих уже не может его отпугнуть.
Но Дугласа, казалось, всё это пока не волновало. Неторопливой походкой он шёл по аллеистому парку, через который он теперь всегда по вечерам ходил домой. Тяжело описать, хорошим ли или плохим было его настроение - скорее просто умиротворённым, что на данный момент замечательно его устраивало. Перешагивая через листья, укрывшие уже почти всю землю горького оттенка пёстрым ковром, он разминал замёрзшие пальцы и отчаянно старался не шмыгать красным носом. Попутно насвистывая под нос ещё утром сочиненную мелодию, которую он практически весь день доводил до ума вместе с Дэнни, Дуглас почему-то рассуждал о том, будет ли через следующее лето вспоминать эту осень.
Его сердце внезапно кольнуло в груди, и он становился.
Будет ли он вспоминать следующей весной об этом лете? О том лете, что было самым счастливым в его жизни? О том солнце, что грело, как никогда раньше? Об Александре …
Прошло уже полтора месяца с их последней встречи, и с тех пор от неё было ни слуху, ни духу. Тридцать шесть дней назад она уехала, так и не увидев его на прощание. И Дуглас потерял надежду найти объяснение тому, почему она не сказала ему ни слова. Не хотела ли она, или причина была более серьёзной? Может, совсем серьёзной…
Как ни старался он позабыть девушку, именно недосказанность не давала ему этого сделать. Порою, ночью, когда его ненадолго одолевала бессонница, он несколько часов напролёт мог сидеть на балконе, смотря на этот самый парк и вспоминая, как летом он проводил дни в нём с Александрой …
Отсутствие её Дуглас и поныне чувствовал, хоть и не показывал этого и отчаянно старался делать вид, что всё хорошо, а то, что причиняло боль, давно в прошлом. Только это было не так, и, если окружающим врать было легко, то перед самим собой он чувствовала себя беспомощным, ведь обмануть собственное сердце невозможно. А это самое сердце говорило, что ему тяжело.
Только Дуглас всё равно ничего не мог поделать – ни забыть, ни унять беспокойство ему не удавалось.
И поэтому редкие дни внутреннего умиротворения он особо ценил, пусть и удержать это состояние надолго ему не удавалось.
Вот и сегодня не вышло – если с утра он был вполне бодр и свеж, то к вечеру меланхолия снова возвращалась.
Ускорив шаг, Дуглас вспомнил об оставшейся почти целой пачке сигарет и недавно купленной гитаре, подумывая, что из любого состояния можно извлечь такую выгоду, как песня.
Выйдя наконец из парка, он, быстро перебежав дорогу, уверенно направился к дому, доставая на ходу ключи. Уже открыв калитку забора, Дуглас вдруг остановился, замечая что-то странное. Оглядевшись, он внезапно остановил свой взгляд на давно забытом им почтовом ящике. Подойдя ближе, Дуглас открыл его, и в руки ему неожиданно вывалился белый конверт. Удивлённо прокрутив его в руках, он отметил, что обратного адреса не было. И это было на удивление столь же странно, сколько словно подсознательно ожидаемо. Вбежав по ступенькам и открыв дверь тремя оборотами ключа, он нетерпеливо скинул кроссовки. Рывками преодолел расстояние до кухни и одним махом распорол конверт при помощи кухонного ножа.
В руках Дугласа лежал ровно сложенный пополам белый лист.
Его руки вдруг покрылись мелкой дрожью.
Письмо 13.
Прощальное.
«Здравствуй.
Тебя так давно нет рядом. Мы довольно долго не разговаривали, но каждое утро я просыпаюсь от твоего голоса, что до сих пор будит меня в памяти. Я бы очень хотела услышать его наяву, но не могу. Да и сейчас это было бы самым бесполезным решением – позвонить тебе. Мне бы просто не хватило сил.
Мне и писать сейчас очень тяжело, но я не могу уйти вот так, молча.
Не могу, не хочу и не стану. И за это в первую очередь прошу у тебя прощения – за то, что сейчас пишу тебе и за то, что ты наверняка прочтёшь. И легче не станет, скорее всего.
Я безумно, просто невыразимо по тебе скучаю – как никто и никогда по тебе не скучал. Ты – моё вырванное с корнями сердце. Сложно описать, что бы я отдала, чтобы вернуть тебя, но это не в моих силах. И даже Бог, что у нас с тобой один, нам помочь не сможет. Быть может, это он нас и разлучил. А, может, так будет лучше нам обоим.
Только вот моя необъятная тоска по твоим горячим пальцам разъедает раны. Я никогда бы и подумать не могла, что лишь от того, что у меня холодные руки, мне будет так плохо.
Как оказалось, мне может не хватать тебя во всём. Совершенно во всём, что меня окружает. Я не привыкла просыпаться одна, в холодной постели, на промятой подушке… Мне казалось, что вечность я буду открывать глаза, лёжа на твоём таком родном плече, просыпаясь от твоих кротких поцелуев, похожих на прикосновение крыльев сотен бабочек, что тут же начинали порхать у меня в животе… С такими пробуждениями мне хотелось просыпаться день за днём. Только сейчас мне каждый рассвет – в тягость, потому что рядом нет тебя…
И я храню, бережно храню, как конверты, все воспоминания, что были у нас с тобой общими. О наших крышах небоскрёбов, что на рассветах были невероятно красивыми… . О нашем небе, что принадлежало только нам двоим, только мне и тебе. О закатах, робких и пламенных, на песочных побережьях, когда я купалась в томительных лучах солнца и твоих поцелуях. О море, сотнях брызгах прибрежных волн, что мы возносили к небесам, что отражали наши улыбки. О дождях – помнишь? – проливных грибных дождях и мыльных пузырях, что мы с тобой пускали, бегая босиком по тёплым лужам. Держась за руки, всегда держась за руки…
Мне хотелось открывать тебе всю себя. Впервые в жизни я чувствовала, что кому-то нужна. И я готова была отдаваться без остатка, отдавать всю себя тебе, одному тебе.
Самым главным было то, что я чувствовала отдачу, и от того было хорошо вдвойне.
Прости меня за то, что, когда ты меня любил, я заранее знала, каков будет конец у нашей истории.
Всё это было лишь красочным представлением кукольного театра. Быть может, того самого, куда я когда-то впервые отвела тебя.
Но я хочу, чтобы ты знал, что, сидя тогда в первом ряду, рядом с тобой, я была самой счастливой девушкой на свете.
Моим счастьем, что я ни с кем и никогда не смогла бы разделить, был ты, Дуглас.
Ты был тем самым важным и самым любимым человеком, которым я дорожила больше жизни. Той жизни, прожить которую до конца я не смогу.
Я просто не хотела, чтобы ты видел меня сейчас такой вот бледной и наполовину живой.
Я хочу, чтобы ты запомнил меня яркой, радостной и цветущей. Чтобы ты помнил мою руку в твоей руке и мою улыбку.
Чтобы ты помнил меня, живущую…
У меня рак лёгких, Дуглас. Прошлой осенью мне поставили этот диагноз. Именно той осенью я опустила руки.
Но ты стал моей надеждой на жизнь, моим светом, озарившим кромешную тьму, моей опорой. И этот год, с тобою – я жила, жила и горела, как самая яркая звезда.В нашей Вселенной.
Только первого сентября этой, уже второй роковой осени в моей жизни, я умерла. Мне сказали, что опухоль прогрессирует. И шансов у меня фактически не оставалось.
Прости за то, что я приняла это решение. Со временем ты поймёшь, что оно было действительно правильным.
Я часто закрываю глаза и в тишине считаю секунды до того самого дня. Знаю, что умру во сне. Говорят – счастливая смерть. А для меня она будет просто долгожданной.
Только тебя не будет рядом – и это убивает меня изнутри, даже сильнее болезни. Мне всё тяжелее дышать, даже хожу я теперь реже. Но силы молиться за тебя нахожу всегда и каждую ночь сгибаю колени у изголовья кровати. И лишь об одном я молю – чтобы ты был счастлив. Чтобы ты жил – слышишь меня, жил! – жил, как за нас двоих. Чтобы ты дышал воздухом и просто жил, не останавливаясь, чтобы шел лишь вперёд.
Если я дорога тебе ещё, хотя бы немного, то, лишь об одном прошу – живи.
Ради меня.
Поверь, там мне будет спокойнее, если я буду знать, что у тебя всё хорошо.
Ты был моей жизнью, самой яркой и солнечной, что продлилась пусть и всего год, но для меня была самой сладкой вечностью.
Ты меня воскресил, Дуглас Ли Пойнтер. И моё сердце навсегда останется с тобой.
А ты просто живи. Пообещай мне жить….
Полностью твоя, Александра »
Письмо 14.
Последнее.
1 декабря, 08:05, Англия,
дневник Дугласа
«Меня зовут Дуглас Ли Пойнтер. В последний месяц этой осени мне исполнился двадцать один год. И я самый живой человек на этой планете.
Я иду вперёд, ни смотря ни на что, я живу.
И могу сказать, что в моей жизни, за все эти двадцать лет, у меня была любовь – та самая, любовь на миллион. Та любовь, о которой я никогда не забуду. О которой помню каждый день…
Помню её фотографии - в рамках, самых смешных, самых нелепых, самых разных. И их все объединяла улыбка – её улыбка.
Помню её взгляд. Её глаза, самые бирюзовые, самые глубокие - помню. Помню, как целовал её веки, помню ощущение ресниц ладонями.
Помню её мягкие губы. Помню каждый её вдох. Помню тихий несмелый шепот, звонкий смех. Помню стук её сердца, одного единственного, самого важного. Помню, как билось моё, когда она была рядом.
Помню каждый день, проведённый с нею. Каждый вечер. Помню каждый рассвет, закат. Каждую ночь.
Помню её светлые, длинные волосы, в которые зарывался лицом. Помню, как целовал её шею.
За каждое это мгновение, проведённое со мною, она отдавала жизнь, и этого я никогда не забуду.
И её сердце, что она подарила мне, перед тем, как уйти, я буду хранить.
Как там, наверху, моё солнце? Теплее?
А у нас почти ничего не изменилось. Тот же пасмурный Лондон…
Но я тебе обещаю, я его освещу, освещу своей музыкой. Так, что вы там, у себя, тоже увидите этот свет. Ты знай, что весь он – твой.
Я люблю тебя, малыш.
Спасибо тебе за эту жизнь.
Спасибо…»
Вместо послесловия.
«…А когда-то я уйду.
Только останутся эти слова, что бессмертны.
Эти чувства, они ударяются о стены, и я вижу искры от этих ударов.
Они никуда не растворяются, уже в отличие от меня, такой смертной.
Они как вечный памятник, никогда не забудутся,
И будут передаваться от человека к человеку.
И они, наконец, почувствуют, как я любила тебя.
Я так скучаю, я так хочу взять тебя за руку и поцеловать твою руку.
Я так скучаю... Я так совсем одна, и все чужие. Я так скучаю... »
«Каждый год я сюда прихожу. Чтобы просто спросить, как ты.
У меня всё хорошо, правда, всё хорошо…
Я живу, Александра, я живу.
Тебе, наверное, там, наверху, тепло. Я на это очень надеюсь. Ты наверняка почти всё время улыбаешься… Да и Солнце рядом. Хочется верить, что оно греет.
Я тебя не забыл, я помню.
Скоро было тогда букетов – девятнадцать?
Пусть будет больше. Ты считаешь? Вот, ещё один…»
~The End~