Зима – самое медленное время года. Все идут, спрятавшись в свои воротники, уткнувшись взглядом себе под ноги, ловят равновесие.
Я же сижу на холодной скамейке у станции метро. Жду остальных, которые должны приехать на последней электричке. Зимой мы не ходим пешком до точки. Слишком уж холодно. Мы приезжаем туда на метро, и остаемся там на всю ночь. Нет времени прекраснее зимних ночей. Разве только летние ночи.
Я сижу и жду, и вижу людей, которые почему-то не дома в такой час. Это алкоголики и бродяги, гопники и просто люди, которые задержались на работе или в гостях, или просто приходят домой поздно. И я ни чем не отличаюсь от них, сидя на скамейке в осеннем пальто и тяжелых ботинках.
Вот потихоньку начинают подходить мои «одногруппники».
- Привет, как жизнь?
- Нормально, а у тебя?
- Тоже неплохо? Где остальные?
Такой стандартный набор фраз, не имеющих, в принципе, никакого смысла. А потом придут те остальные, и мы опять пойдем на точку, распакуемся, и будем играть, пока уже пальцы не начнут болеть, пока горло не охрипнет.
Но пока мы сидим на скамейке и ждем последних двоих. У одного из нас звонит телефон.
- Алло. Да…
Ничего не понятно. Никто не обращает внимания на разговор. Обычный разговор. Такой может быть с девушкой, с мамой, с кем угодно. Но я поворачиваю голову и вижу выражение лица.
- В чем дело?
Ошарашенный взгляд. Так выглядит человек, который не понял, что произошло. Молчание.
- Что случилось?
Глаза смотрят на меня, и вроде как не слышат вопроса. Все тоже начинают смотреть в эти глаза.
- Миша умер. Нам больше некого здесь ждать.
Я закрываю глаза…

Бывает время, когда кажется, что все настолько плохо, что хуже уже быть не может. И это хуже обязательно происходит.
Я закрываю глаза…

Запах морга. Нестерпимый, прорезающий нос и вызывающий дикое желание выйти и проблеваться. Слишком сильный, чтобы быть к нему равнодушным. Но нельзя уйти, нельзя выйти. Надо быть здесь и дышать этим запахом, похожим на запах замороженного мяса и испражнений, ни на что не похожий вовсе.
Я закрываю глаза, чтобы попытаться отвлечься от него…

Слезы, свет, снег, холод, цветы, лица, знакомые и незнакомые, музыка. И опять эта режущая боль в сердце, когда уже не можешь ничего сказать, а просто смотришь на лицо, а его вдруг закрывают крышкой и закапывают в холодную землю. Он просто попал в аварию. Он неправильно переходил улицу. Не на красный, как все обычно, а на зеленый. Но не днем, а ночью. Он ехал к нам. К нам на встречу. Он шел через улицу и читал новые тексты, которые я дал ему. Он читал их, а потом бах.… И тексты накрыли уже ушедшие в небо глаза, накрыли автомобиль, накрыли землю и разлетелись по ветру.
Это та тишина, которой хочется всю жизнь, та тишина, когда даже шепот кажется криком. Он получил ее. Я же запомню его звуки. Звуки жизни…
Я закрываю глаза…

Бесконечная череда пьянок, каждую ночь проходящих в разных местах, или же целую неделю у кого-то дома. Сегодня все у меня. К осенней фотографии в черной рамке, стоящей на столе, добавилась еще одна. Такое же молодое, красивое и грустное лицо. Но только он не хотел так. И еще совсем не много времени назад мы боялись пережить что-то подобное вновь.
Сегодня все у меня. Нас не так много. Только самые близкие друг другу люди. И это хорошо. Я не хочу быть один. Но хочу быть среди тех, кто чувствует то же, что и я. «Как ты можешь быть веселым, твой друг умер?» - спросили бы меня другие. А здесь сегодня всем весело, хотя это веселье всего лишь тонкая вуаль, неумело скрывающая дикую, почти невозможную боль. Так и должно быть. Иначе можно просто сойти с ума. Хотя и это выход.
Я сидел на кухне и пил уже не лезущее в горло пиво. Усталость внезапно обрушилась, и больше всего на свете захотелось пойти и лечь. Но что-то сдерживало меня и не давало уйти с этой кухни, из этой теплой дружеской атмосферы общего горя. Что-то заставляло сидеть здесь, на диване в углу и слушать их разговор и самому иногда что-то вставлять. Много было теплого в этом месте, вечного, доброго. И никак не хотелось уходить, хотя глаза уже закрывались. А кто-то еще нашел в себе силы сбегать в магазин. Пепельница под рукой уже превратилась в гору окурков, и пепел падал на пол, но мне уже было все равно. Может, завтра утром я встану, и буду со злостью пытаться вымести его, но сегодня я не хотел разрушать этот минимир пеплом. Сегодня все слишком хорошо для меня, для всех нас. И я опять начинал верить, что, быть может, так будет всегда. Быть может, мы всегда будем вместе, плечом к плечу, и ничто нас не разъединит. Но мир, наполненный кучей проблем, делающих из человека форменного эгоиста, мешал мне укрепиться в своей вере. Я просидел еще с час, встал и пошел к себе в комнату. Глаза уже начинали слипаться, и количество лишне выпитого алкоголя отдавало тошнотой. Я лег на спину на своей кровати и уставился в потолок. Он плыл перед глазами. Люстра приближалась на неопределенное расстояние, приближалась и приближалась, но никак не могла приблизиться.
Я закрываю глаза, чтобы стало чуточку легче.

Автобусная остановка. Я сижу на скамейке, и рядом сидит мой уже мертвый друг. Но я не понимаю, что он мертв. Он ведь сидит рядом со мною и разговаривает. Разговаривает со мною.
- Почему ты плачешь?
- Я плачу потому, что так надо.
- Но ведь все хорошо. Ты же видишь, что все хорошо.
- Я не вижу. Я не ВИЖУ ТЕБЯ!!!
Люди, непонятно откуда взявшиеся, вырастают между нами, отрезая стеной друг от друга.
- Лентяй, как ты учился в школе?
Я вскакиваю. Они кричат на него своим пропитым голосом, своими жадными глазами терзают его лицо, своими прогнившими телами теснят его в угол.
- Он прекрасно учился. Ему было все равно до вас до всех, и он учился чему хотел!
Люди смотрят на меня с презрением. Будто не веря, что кто-то вообще может выступить с защитой.
- У него есть положительные оценки?
- У него 5 по искусству.
- Кому нужно его искусство.
Разевают рты в безудержном смехе. Наглом смехе, прожигающем меня насквозь.
- У него 5!!!
Они отворачиваются от меня и смотрят на моего друга, который сидит, подняв голову к небу.
- Ты лодырь и раздолбай! Тебе нет места в этом мире! Ты не нужен нам здесь такой. Уходи.
Он смотрит на них пустыми глазами полными слез. Встает, и бежит через дорогу. Как в замедленном кино, я вижу как на него летит машина. Я пытаюсь вскочить и догнать его, но ноги не слушают, пытаюсь крикнуть, но крик тише шепота. Удар. Ботинки отлетают в сторону, разинутые рты людей, через секунду уже убегающих с места событий. Я бегу к нему. Я вижу это мертвое тело. Стою над ним и жду следующей машины. Но ее нет и нет. И вряд ли она приедет. Значит, пока еще не пора.
Я закрываю глаза…

Утро встретило серым покрывалом неба и холодом. Боль в голове и сухость в горле добавляли ему вообще отвратительный окрас.
Все это происходило каждый день. Я не любил утро как раз поэтому. И сегодня мне опять оно было отвратительно. Ощущение разрухи, разбитости и грязи было настолько сильным, что стало как-то неприятно.
Звонок.
- Алло, привет, это Маша. Узнал?
Я знал только то, что не давал ей свой номер телефона.
- Да, привет.
- Как дела?
Я как раз разглядел свою небольшую квартиру, и понял, что все уже ушли, оставив на столе денег, чтобы я вызвал уборщицу. Какую, к черту, уборщицу? Но так было написано в записке.
- Да только встал.
- Но сейчас уже четверть пятого?
- Да, а я думал, что еще не рассвело.
- Что планируешь на вечер?
- Ничего.
- Может, сходишь со мною в клуб. Там фестиваль какой-то.
- А какой клуб?
- Я не помню название. Там часто всякие рокеры выступают.
- А, тогда понятно. Ладно, можно и сходить. Где встретимся.
- Давай в десять у тебя у метро. Это недалеко.
- Хорошо.
Законы этого мира побуждают девушек назначать свидания юношам, а не наоборот. Тем не менее, в клуб совсем не хотелось, однако провести остаток дня дома тоже не прельщало.
В десять минут одиннадцатого я подошел к метро и к своему удивлению увидел там Машу. Она подбежала, чмокнула в щеку, взяла под руку и сказала, куда идти. Немного смутившись от такой беспардонности, я пошел в указанную сторону, слушая по пути обо всех перипетиях ее жизни. О том, как ее продинамила подруга, как поставили последний экзамен в институте, как ее бросил парень. Мне нечего было рассказать. О последних событиях я намерено молчал, дабы избежать этой ненужной пародии сожаления. В остальном, все было просто прекрасно.
Интересный клуб, интересная музыка. Немного народу. Мы сидели за столом, и пили пиво. Разговаривали. Хотя говорила в основном она. И мне совсем не хотелось перебивать. В какие-то моменты становилось действительно интересно то, что она рассказывает. Но в основном все сводилось к каким-то житейским трудностям. Тут мало чем можно заинтересовать. Она говорила довольно долго, как вдруг остановилась.
- Ты не слушаешь меня?
- Слушаю, почему же.
- Я вижу по твоим глазам. Тебе неинтересно.
Голос стал совсем другим. Эти нотки серьезности и сдержанности на фоне безудержного словесного поноса выглядели очень мило.
- Это хорошо, что тебе неинтересно. Знаешь, я же на самом деле не такая.
Я смотрел, не особо понимая, о чем она говорит.
- Честно говоря, мне наплевать на все то, о чем я тебе говорила и то, что ты прослушал. Мне самой это неинтересно. Меня саму тошнит от всей этой обыденности вокруг, от всей этой недалекости и замкнутости на себе самом. Мне просто очень одиноко. И я думала, что ты из тех, кто любит поболтать ни о чем. Я ошиблась. И слава богу. Знаешь, я очень рада, что ты со мною пошел. Давай посидим и помолчим. Тебе нравится музыка?
Сильно встревоженный такой резкой переменой настроения, я смотрел прямо в ее глаза.
- Ты серьезно?
- Что?
- Ты вот серьезно сейчас это все сказала, или ты так надо мною прикалываешься? Знаешь, если ты прикалываешься, то я лучше пойду отсюда.
- Я серьезно. Я не такая, какой себя показываю. И даже сейчас я все это говорю, хотя лучше было бы промолчать. Поэтому не заставляй меня говорить о самой себе. Знаешь, это неприятно и очень глупо. Я ничего тебе толкового не скажу. И еще знаешь что, давай действительно уйдем.
- Хорошо.
Я был рад предложению, так как меня уже достало сидеть на одном месте, и музыка, вначале показавшаяся мне довольно интересной, оказалась весьма однобокой. Выйдя и вдохнув холодного свежего воздуха после прокуренного зала, я вдруг вспомнил старые школьные годы, когда мы только начинали ходить по всяким барам, считая это чем-то безмерно крутым, и выходя на улицу, тот же воздух, тот же запах свежести опьянял еще больше.
- Послушай, а можно остаться сегодня у тебя. А то я квартиру на двоих с девчонкой снимаю, а она притащила сегодня своего парня. Нечего мне там делать сегодня ночью.
- Ладно, оставайся.
Легкая тень смущения. Может, весь этот цирк с моментальным превращением устроен только чтобы остаться у меня. А какая мне разница?
- Если не буду мешать? – она смотрела на меня и улыбалась.
- Если не будешь мешать… - согласился я, и тоже улыбнулся, первой, за последнее время, улыбкой искреннего счастья, - У меня как раз со вчера еще осталось много всякой еды и питья.
Улыбнувшись еще раз, она взяла меня под руку, и мы пошли в сторону моего дома. Я шел, и рассказывал о себе, вспоминая самые яркие картины своей жизни. А потом не выдержал.
- Знаешь, за последние несколько месяцев умерли два моих лучших друга. И я не знаю, что теперь мне делать.
Она посмотрела на меня с грустью и невыносимой тяжестью во взгляде.
- К моим девятнадцати годам пять моих подруг умерли от передозировок, еще две покончили жизнь самоубийством. Моя самая близкая подруга ушла из дома, и не вернулась. К этому нельзя привыкнуть. Надо просто понять, что там, на небесах, они будут сидеть и ждать тебя, если они для тебя что-то значат. И они дождутся, будь уверен. Им некуда больше деваться. Вы еще обязательно встретитесь. Не расстраивайся. И им так будет спокойнее.
Я опустил голову. Что-то очень большое упало с сердца. Упало прямо на ноги и захотелось поскорее дойти до дома. Мне не стало легче. Только оттого, что я рассказал то, что держал в себе. Но ее слова меня не утешили, а только дали больше уверенности, что жизнь ничего не стоит, и ничего не стоит ее потерять. Что когда ты умрешь, люди скажут «Жди меня на небесах», положат тебе цветы и продолжат жить. И нет другого выхода.
Я закрываю глаза…

(продолжение в пятницу)